Все это очень странно - Линк Келли - Страница 30

— Быстрее, Серена. Пожалуйста.

Она ехала быстро, но аккуратно, все время разговаривая с ним.

А ты не говорил, что у тебя клаустрофобия. Повезло тебе, что я подвернулась. Ничего, сейчас выберемся.

Машина вылетела наружу, в ночь. Ночная темнота отличалась от темноты тоннеля только грязными сугробами в свете фар, и все-таки Джаспер сразу почувствовал, что чудовищная груда камня перестала давить на него, и тронул языком замолчавший зуб.

— Стой.

Выбравшись из машины, он упал на четвереньки у обочины. Его вырвало. Джинсы испачкались в снегу.

— Кажется, теперь все в порядке, — сказал он, забираясь обратно.

— Твой ход, приятель, садись за руль. До отеля осталось минут сорок. Не промахнешься. Тут только одна дорога и только один отель.

Под колесами хрустели, как стекло, обледеневшие сосновые шишки. Дорога пошла в крутой спуск.

— В путеводителе нет ничего про отель? — спросил Джаспер.

— А, с отелем вышла целая история. Забавно. Когда я позвонила забронировать номер, там сказали, мест нет, все уже заказаны. Будет что-то вроде клубной вечеринки. Но я стала их уговаривать, сказала, мы издалека, они даже не представляют, сколько мы проехали. — Серена оперлась ногой о приборную панель и положила голову на плечо Джаспера. В зеркале плавала ее самодовольная улыбка.

— Значит, мест нет? — он подогнал машину к обочине и снова остановился. Устало положил голову на руль.

— Остановка третья, — сказала Серена. — Придется пойти пописать.

— Так есть там места или нет?

— Не волнуйся так. Пожуй резинку. У тебя изо рта пахнет.

Жевать резинку Джаспер не мог, только сосать. Вернулась Серена, и они снова поехали.

— Как твой зуб? Болит?

— Угу. Страшная месть шоколадных конфет.

Ярдов через пятьсот кто-то бросился на дорогу перед машиной. Какое-то животное. Мелькнул тощий хвост поленом. Джаспер ударил по тормозам и вывернул руль. Серена невольно попала рукой ему по лицу, по той стороне, где больной зуб. Джаспер взвыл. Серена треснулась лбом о приборную панель. Машина встала, и, когда дар речи вернулся, Джаспер спросил:

— Ты цела? Мы его не сбили?

— Кто это был? Опоссум? Черт, синяк будет.

— Нет, опоссум вряд ли. Для опоссума он слишком крупный. Может, олень?

— В Новой Зеландии не водятся олени. Тут единственное млекопитающее — летучая мышь. А так — только мы, бедные невинные сумчатые. Сумчатые!

Она даже фыркнула от смеха. Джаспер с изумлением увидел слезы у нее на глазах. Серена так хохотала, что ни слова не могла выговорить.

— Какие сумчатые? Это я сумчатый? Ты надо мной смеешься, что ли?

— Нет, глупый ты млекопитающий, — она хлопнула его по плечу. — Это опоссум сумчатый — носит детенышей в таком кожистом мешке. Просто слово очень смешное — сумчатый! Я когда его слышу, всегда ржу до упаду, не могу удержаться. Как «помочи» или «копчик».

Джаспер в этом слове не видел ничего такого уж уморительного, но на всякий случай тоже посмеялся.

— Сумчатый. Ха.

— У тебя кровь изо рта. — Серена все еще хихикала. — Ну-ка, — она достала из рюкзачка грязную бумажную салфетку, лизнула и приложила ему к нижней губе. — Дай-ка я сяду за руль.

— Может, это была собака, — сказал Джаспер.

На дороге больше никто не появлялся.

Фьорд Милфорд-Саунд, как брошенный кем-то ботинок, врезается в брюхо Южного острова на двадцать два километра. В ботинке плещется Тасманово море, неспокойное, темное и холодное. Абель Тасман, первый европеец, ступивший на новозеландский берег, поспешил убраться оттуда, когда несколько человек из его команды были съедены аборигенами. За спиной он оставил бухту Брейкси, фьорды Даубтфул, Джордж и Милфорд-Саунд, до которого теперь можно добраться и по морю, и по суше: пешей тропой Милфорд-Трек и автомобильной дорогой через туннель Хомер.

Зимой дорога иногда становится непроходима из-за лавин и снежных заносов. Да и летом бывают внезапные снегопады, иногда даже бураны. Сейчас лето или зима? На земле лежал снег. Болел зуб. Джаспер не помнил, какое тут время года.

«Милфорд-отель» оказался высоким белым зданием в колониальном стиле. С верандой, как раз для теплой декабрьской погоды. Из окон фасада открывается вид на Митру, горный пик 1695 метров высотой, смотрящийся в воды фьорда. К широкой луговине за отелем спускаются скалы пониже. Автодорога заканчивается у парадного входа, а у заднего крыльца начинается пешеходная тропа.

Что бывает, когда человек приходит на край света? Иногда он попадает на праздник;. На праздник, который начался уже очень давно. Музыка, свечи, напитки, танцы. Странные вещи творятся на таких праздниках. Это ж край света, в конце концов.

За отелем небольшая автостоянка. Уже почти полная, к огорчению Джаспера. Слышался джаз. Обе стеклянные двери были открыты, можно заглянуть в танцевальный зал. Там было полно народу. Кто-то танцевал, кто-то ужинал за маленькими столиками. Кто-то низким задушевным голосом пел: «Я, увез бы, тебя, на лодчонке, в Китай». Праздничный шум — позвякивание ножей и вилок, звон бокалов, джаз, пение, — лился наружу сквозь двери, открытые в сторону пешеходной тропы, где стояли Джаспер с Сереной.

И зуб, и все тело тяжело заныли на свежем холодном воздухе. Джаспер с сомнением оглядел Серену, ее спутанные кудряшки, разделенные на пробор как раз над свежим фиолетовым синяком. Ее джинсы, кое-где протертые до дыр. Сам он был одет в толстовку с эмблемой их студенческого братства: две собачки сношаются. Кроссовки грязные, а джинсы до сих пор мокрые до колен.

— Серена, — сказал он, — тут праздник какой-то.

— Ну да, я же тебе говорила. Пошли. Я люблю праздники. Всё такое красивое — коктейли, салфеточки, ерунда разная на палочках — как их? — канапе.

Женщины были в вечерних платьях. Мужчины в смокингах. Некоторые в парадных костюмах с широкими матерчатыми поясами. Зуб опять заболел. Серена обернулась и скорчила сердитую гримасу.

— Пошли, — прошипела она.

— Подожди, Серена. Давай поищем другой вход.

Чем дальше она удалялась от Джаспера — то есть чем ближе подходила к дверям — тем сильнее наваливался на него груз горы над тоннелем. Зуб теперь словно тыкали раскаленной иглой. Как альпенштоком. Джаспер бросился за своей спутницей.

У открытых дверей их встретил высокий мужчина, одетый в черный костюм. Лицо покрыто буйной растительностью.

— Вот и вы, — сказал он. Костюм старомодный, с узким крахмальным воротничком. Улыбка такая, будто Серена с Джаспером старые знакомые, которых он давно не видел. Красные губы в черной бороде казались накрашенными.

— Вы нас ждали? — спросил Джаспер.

— Конечно, — он все еще улыбался. — Леди так настойчиво просила приготовить вам комнату.

Серена лукаво посмотрела на Джаспера.

— Ну хоть одна свободная комната у вас наверняка есть!

— Да, мы подготовили для вас кое-что. Заходите скорее, погода ужасная. Меня зовут мистер Доннер.

— Я Серена Силкерт, а это Джаспер Тадд.

Мистер Доннер протянул руку. Ладонь у него была не теплая и не холодная, и пожатие самое обычное, не вялое и не слишком сильное, но Джаспер поспешно выдернул руку, будто коснулся угря или ожившего камня. Мистер Доннер еще раз улыбнулся ему, взял под руку Серену и повел в отель.

Они вошли в танцевальный зал. Как раз в этот момент музыка смолкла, гости обернулись в сторону Джаспера и Серены. Сквозняк сорвал с оркестровых пюпитров ноты и потащил по полу. Какая-то женщина засмеялась.

Танцевальный зал был прямоугольный, и в стене напротив окон горели два огромных камина. Тихо гудело пламя, прогоравшие дрова издавали тоненький ноющий стон. Странная тишина постепенно заполнилась другими звуками — шелестом одежды, стуком ботинок, короткими репликами — гости собирали разлетевшиеся ноты. Огоньки свечей на столах трепетали от ветра, рвущегося в открытые двери. При желтом масляном свете свечей лица, казалось, плавали в темноте, как белые маски. Рядом с Джаспером остановился какой-то мужчина, они обменялись вежливыми улыбками. Зубы во рту незнакомца были сточены до острых обломков. Джаспер отшатнулся. Щеки у всех пылали, глаза блестели — «Бабушка-бабушка, почему у тебя такие большие глаза?» За каждым, как хвост, тянулась длинная тень и корчилась в свете каминов.