Выбери любимый жанр

Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 53

Изменить размер шрифта:

Другой вурдалак набежал, крутя палашом столь быстро, что от клинка лишь круг блестящий виднелся. Низко приникнув к земле, увернулся Венцеславич от лезвия, да еще пихнул налетчика под колено. Устремившись вослед, ударил с потягом и снес тесаком бритую голову.

Еще один, появившись словно из-под земли – может, из заметаного березовыми ветвями погреба, прыгнул на Василия, как саранча, без разгона. Левая его рука заносила саблю вроде ятагана, с широкой елманью. Не сразу стал уворачиваться служилый, послушал, как реже делается биение собственного сердца и громче становится биение крови в сосудах врага, ощутил натяжение его мышц и прознал, куда тот ударит.

Уклонившись, выбил саблю из вражеской руки, заодно срезав пару пальцев. Ударил локтем во вражеский пятак, поверх оскаленного рта. Взяв на излом правую руку врага, предотвратил возвращение сабли в атакующее положение, однако пропустил удар левой – ну, гад, порвал ухо когтями. Вот тебе за то клинок тесачный – промеж ребер.

Вурдалак схватился за лезвие ладонями и выдернул из себя, вывернув заодно тесак из рук Василия. Стал наступать, рубя широким клинком воздух, Венцеславич и оказался прижат к тыну. Прянул вперед страхотворный противник, целясь располосовать живот. Служилый подхватил кол, слабо стоящий в ограде, и приемом, используемым посо?хой[23] против конницы, направил на врага. Тот со всего маха и напоролся на острие, вошло оно в него на вершок. Не ошалел злыдень от боли, попытался выдернуть древо из тела. А служилый подхватил его за руки, потянул со словами: «Давай-ка потанцуем», нанизал поглубже, так что острие вышло у того со стороны спины. Глаза твари совсем рядом оказались – не фельдфебель ли это из Нюэнсканса?

Некогда разглядывать, вожжами поскорей хлещи лошадок, да улепетывай к лесу, что подступает к южной стороне крестьянской усадьбы.

На следующий день повалил снег. Катя сидела, озябшая и печальная, на облучке, Василию так хотелось обнять ее, но замечал он недоверие во взгляде.

– Чего насупилась? Не из этих я. И вообще, мне ухо пора перевязать по-новой, оторви тряпицу от подола.

– Много захотел. Отчего это ты в движении подобен им?

– А тебе это надо знать?

– Надо, – она топнула ножкой. – Хочу понять, кого я спасать заявилась? Ты кто вообще?

– Родословная моя нужна? Не отросла ли шерсть у моих предков, пока дяди женились на тетях, за неимением других кандидатур. Если бы… Немцы частью истребили, частью приручили и онемечили наш лужицкий род, наше вендское племя. Убивали сильных и смелых, хитрые приспособились и стали немцами, слабыми занимались вурдалаки. Эти плотоядцы появляются везде, куда приходят немецкие епископы, судьи, купцы. Нас били немцы и добивали вудалаки, пока среди нас не остались лишь те, кто мог соревноваться с ними в быстроте. Отец покинул родину, когда понял, что деваться некуда, никакая быстрота не спасет; вурдалаки приходят ночью, днем всё принадлежит немцам – власть, суд, солдатня, деньги.

Он не знал, поверила ли она ему. А снегопад сменился недолгой оттепелью, после которой все заволокло туманом. Обод тележий застрял в слякоти, и Василий, встав у задника, стал его вытаскивать. Рядом поставил мушкет с заряженной полкой…

С Катиным вскриком рванулся к мушкету, но провалился в снег. Он видел, как из под мокрых еловых лап бросается черное тело, но не мог ускорить свои действия ни на йоту. Рука тянется к мушкету, взводит курок, наводит ствол, ликантроп опускается на девицу, дергаются ноги в вязаных чулках и коротких сафьяновых сапожках. Но иная тень метнулась с противоположной стороны и смахнула ликантропа, держащего Катю. Оба улетели куда-то за сугроб. Оттуда к Венцеславичу рванулся зверочеловек и получил прикладом в лоб – крепко, так что голова раскололась.

Затем перед наведенным мушкетом оказался… Вейка. Вот по кому стучали шведские барабаны на плацу накануне побега.

Не напал Вейка, но и не ушел, а молвил твердо:

– Я больше не могу бороться с этим, сделай необходимое, друже, спусти курок, не жди ничего, – и подставил грудь под пулю.

С дырой темной вместо сердца подошел Венцеславич к тому месту, где только что ликантроп терзал Катю.

Она лежала без движения, и глаза ее были закрыты. Василий сронил шапку и опустил голову.

– Катя, что ж я неловкий такой, если бы поближе был…

И тут ее рука легла ему на затылок.

– Шапку надень, голова-то сто лет нечесанная… Не успела прирезать меня зверюга. Меня спас… как будто другой зверь.

– Не зверь. Твой отец спас тебя, Катюша.

5. Конец нашествия

Василий ждал неподалеку от рубежного камня с высеченной на нем короной.

Загодя почувствовал, что идут по опушке леса – но были еще вурдалаки незримыми. Потом, с немалым усилием душевным, добился он полного смирения и совершил рывок. Будто перевернулся внутри себя, высвободив поток, который пронесся от крестца до темени и вышел наружу. Заколебался мир вокруг, потончал, тогда стали заметны мощные загривки, осевшие вниз головы, выдвинутые вперед челюсти вурдалачьего племени.

И они увидели его – вот уже скачут на всех четырех, мощно толкаясь от пеньков и перемахивая через древесные завалы. Де Бирс был в одном прав – можно и на четвереньках двигаться, если к тому приспособил проклятую геометрию.

Василий стянул грубую ткань с девятиствольной пищали.

Была она поставлена на коробчатый станок и заряжена. С казны каждому стволу заправлен картуз с порохом и картечью. Каждый картуз проколот иглой, подсыпан запальный порох, движением ручки закрыт клином казенник. Последний клин Венцеславич задвинул, когда неприятель был в пятидесяти саженях. При повороте ствола кремень будет бить по огниву и воспламенять запал.

– Зажми уши, свет-Катерина, да покрепче. Сейчас мы с этой материей разберемся.

Пятьдесят шагов, сорок, тридцать – вот теперь угощайтесь! С поворотом рычага он повел ствол веером.

Девять выстрелов картечных разнесли многих пёсеглавцев на куски. Но несколько все же добрались до него.

Венцеславич встретил мушкетным огнем первого налетающего ликантропа. Оттолкнувшись от изогнутой сосны, наскочил на другую устремившуюся к нему тварь, постарался повыше – чтоб сверху, промеж лопаток, вонзить клинок. Не успев вытащить палаш из тела, встретил кинжалом другого вурдалака. Третьего приветил и палашом, и кинжалом – перекрестным движением лезвий снеся ему голову.

– Сзади, – вскрикнула предупредительно Катерина.

Василий кувыркнулся на землю и, лежа головой к врагу, подставил клинок – вурдалак проехал промежностью по лезвию.

А там надо было поспешить на выручку Вейкиной дочке, готовился ухватить её враг за горло. Махнув оглоблей, отбросил его в сторону. А потом еще раз приголубил.

В последнем трупе Василий признал Лисье, перекрестил и закрыл ей глаза – тоже ведь создание Божье.

Иначе теперь выглядели ликантропы. Переместились они по абсциссе времени обратно в наш поток событий, в наш мир, и искажения облика прекратились. На некоторых были разодранные камзолы, остатки рубах…

Когда Василий заканчивал рассматривать умерщвленных врагов, раздались аплодисменты. Неподалеку на мощной прусской лошади возвышался мастер де Бирс. На луке седла сидела Катя, и одна рука лейденца прижимала дуло небольшого пистолета к ее ушку, обрамленному завитками русых волос.

Губы де Бирса будто смеялись, хотя говорил он вежливо и серьезно.

– А ты, Герлиц, малый не промах – в пути тебя ублажает молодая привлекательная особа. Похоже, не чужд ты удовольствиям и вряд ли так уж прельщает тебя бескорыстная служба царю. Может, бедный рыцарь хочет стать богатым? А чего тебе стесняться? Ты ведь умеешь перемещаться столь же стремительно, как и ликантропы, и быстр твой клинок. Не хочешь ли узнать всю правду? Она пойдет тебе на пользу. Твой отец был из них. Эта зараза древнее всех несчастий – людоеды, непостижимо быстрые, хищничеством напоминающие волков, известны по самым старым сказаниям. Особо распространена она была в вендских областях. Только те из вендов сумели уберечься от немецкого клинка и дать потомство, кто мог двигаться необычайно быстро…

вернуться

Пешие ополченцы