Грегор и проклятие теплокровных - Коллинз Сьюзен - Страница 34

• Предыдущая
• 34/49
• Следующая

Особых усилий стоило стащить сандалии из змеиной кожи: пальцы на ногах распухли и стали каждый размером с грецкий орех, а еще всюду был песок. Ему пришлось сначала сунуть ноги в воду и подержать их там — только тогда он смог отодрать повязку.

Кое-где кожа слезла большими лоскутами. Но там уже виднелась нежная розовая кожица — новая, появившаяся на смену старой.

Грегор подплыл к ручью, что падал отвесно вниз, и прислонился к камню, моясь словно под душем. Так он стоял довольно долго, пока не удостоверился, что ни песчинки не осталось на его измученном теле.

Тогда он собрал одежду и разложил ее на каменном плато, просыхать.

Появилась Люкса, она тащила за хвосты несколько больших рыбин и что-то несла в подоле рубашки. Когда она опустила подол, большая гроздь круглых желтых ягод вывалилась на землю. Она положила рыбу рядом с ягодами и выбрала самую большую рыбину.

— Я зажарю ее для Босоножки — ей нельзя есть сырую, — сказала она как ни в чем не бывало.

Трудно было не накинуться на еду в ожидании, пока Хэмнет разделит ее между всеми.

Грегор оторвал, от грозди четыре желтых ягоды. Он с опаской надкусил кожицу — и нежнейший вкус спелой сливы наполнил рот.

Посадив Босоножку на колени, он попытался сунуть ей сливу. Сначала она казалась безучастной к происходящему, но как только почувствовала во рту вкус фруктового сока — ее лицо просветлело. Она схватила Грегора за руку, выцарапала у него сливу и запихала ее в ротик, чуть не подавившись косточкой.

— Сэ — сива, — сказала она, слизывая с пальчиков сладкий сок. — Исё сива?

И Грегор с удовольствием насыпал ей еще несколько плодов в подставленные ладошки.

Рыба тоже оказалась очень вкусной.

В прошлом походе Грегор испытывал трудности с употреблением в пищу сырой рыбы — на этот раз он накинулся на прохладную плоть не раздумывая. Несколько кусков рыбы Люкса нанизала на свой меч и пожарила над огнем лампадки для Босоножки. Она даже выжала из золотых слив сок и сбрызнула им рыбу, чтобы было вкуснее.

— Попробуешь рыбку, Босоножка? — спросила она, даже не взглянув на Грегора и дуя на поджаренные кусочки.

— Дя-а-а! — закричала малышка и жадно откусила большой кусок. — А где крррыса? — спросила она у Люксы и приложила ручку к носу. — Ой!

— Ты спрашиваешь про Вертихвостку? — спросила Люкса, и Босоножка кивнула.

Грегор вдруг вспомнил, что Люкса и его сестренка в последний раз виделись в Лабиринте. И тогда с ними была Вертихвостка, у которой был поврежден ее необычайно чувствительный нос.

— Не знаю, — отвела глаза Люкса.

— О, моя славная Вертихвостка! — вмешался в беседу Живоглот. — Где вы с ней расстались, ваше величество? Готов поспорить — она лежит мертвая в Лабиринте… Ах, какая жалость! Может, у нее и в самом деле был несносный характер — и потому никто по ней и не скучает… Но нюх! Нюх-то у нее был поистине необыкновенный!

— Я, — сердито сказал Грегор. — Я по ней скучаю.

Ему нравилась Вертихвостка, и для него не имело никакого значения, что она крыса.

— О, я и забыл, что ты стал таким чувствительным! — продолжил Живоглот. — Но ведь для тебя, ваше величество, это всего-навсего еще одна мертвая крыса, не так ли?

Люкса не удостоила его ответом. Она ни на кого не обращала сейчас внимания, кроме Босоножки. Непонятно, с чего она так взъелась на Грегора. Из-за того, что тот не убил Мортоса? Но ведь он сказал ей: Нерисса считает, это было правильно. Из-за того, что Грегор путешествует в обществе крыс? Но ведь беда их всех объединила, перед чумой и смертью они равны, и все они хотят спасти себя и своих близких. А это так понятно!

Или все дело в том, что Хэмнет был с ней резок? Да, видимо, ей это не понравилось. И еще ей, возможно, не понравилось, что нашли ее не потому, что искали, — а в силу случайного стечения обстоятельств. На ее поиски даже не думали снарядить экспедицию. Это и в самом деле обидно! Вот она и рассердилась на всех и вся.

Но где ее летучая мышь, Аврора? Должно быть, погибла. Иначе почему Люкса не прилетела на ней в Регалию, а застряла в этих джунглях?

Грегор начал даже испытывать к Люксе сочувствие, но тут же вспомнил, как она безучастно смотрела, как его затягивает в зыбучие пески.

«Я для нее — пустое место», — с горечью подумал он. В глубине души ему трудно с этим смириться: ведь Люкса спасла ему жизнь. Но что еще важнее — она спасла жизнь Босоножке.

В любом случае Грегор не собирался сейчас вызывать ее на разговор, даже если Люкса только этого и ждала.

Когда Босоножка наконец наелась, Грегор решил искупать ее. Купание в основном заключалось в том, что, взяв ее на руки, он вместе с ней погружался в воду — сестренка была слишком слаба, чтобы плескаться в водичке. Но все же он не сомневался, что купание пойдет ей на пользу. Когда вынес ее из воды, он переодел Босоножку, соорудил ей из одеяла гнездышко, и она тут же провалилась в сон. А он постирал ее одежки, а когда разложил их сохнуть на каменном плато, почувствовал ужасную усталость, вытянулся рядом с Босоножкой — и отбыл в страну Морфея.

Грегор понятия не имел, сколько он спал. Проснулся же он от шума. Живоглот кричал на Коготок. Она так и лежала без движения с того самого момента, как ее вытащили из зыбучего песка. Она не пошевелилась даже тогда, когда ее подтащили к озеру. Хэмнет поил ее водой — но добрая половина воды пролилась напрасно. К еде она не притронулась. И не сделала попытки искупаться, поэтому шерсть ее все еще была в песке. Словно воля к жизни закончилась у нее там, в зыбучих песках, с последней попыткой вырваться оттуда. А теперь отчаяние вновь одолело ее, не оставив места для других чувств.

— Давай же, Коготок, вставай! Ты должна избавиться от этого песка поскорее! — приказал Живоглот.

Она никак не отреагировала. Он попробовал еще и еще раз привлечь ее внимание — но тщетно. Тогда Живоглот зарычал:

— Отлично! Если ты и дальше собираешься здесь валяться, я сам тебя помою! — с этими словами он схватил ее за загривок и швырнул в озеро.

Коготок задергалась, вращая глазами, словно пытаясь понять, где она и что происходит, и попыталась выбраться из озера, но он опрокинул ее обратно.

— Быстро приведи себя в порядок! Расчесывайся! Вода не может добраться до твоей шкуры через этот песчаный панцирь! И ты должна когтями соскрести с себя песок — пока у тебя лапы не окаменели! — орал Живоглот.

Но Коготок осталась безучастной, теперь она просто лежала в воде, уже не делая попыток выбраться на сушу. Живоглот грозил ей всякими карами и даже пообещал откусить ей ее необыкновенный нос, но тут вмешался Грегор.

— Перестань! — сказал он.

— Э-э-э-э… Как ты сказал? Прости, я не расслышал! — удивился Живоглот.

— Перестань! Оставь ее в покое. Ей плохо — ты можешь это понять?

— Вот что я тебе скажу, доблестный воин. Потом, позже, когда мы все будем в безопасности, я постараюсь быть более приятным. Нет, я обещаю быть самым милым на свете! Но сейчас, в этот момент, я не могу позволить себе быть добреньким, — ответил Живоглот. — Она умеет драться, а мы поминутно рискуем попасть в западню здесь, в Виноградниках. Она нужна нам всем! Кто прикроет меня в случае чего? Младенцы? Раненая летучая мышь? Таракан? Пацифист, не желающий и слышать о драке? Или, может, отмороженный яростник, а? От вас нет никакого толка! А Коготок… Она почистит свою шерстку, если я крепко ее хватану. А если не станет — я сам вычищу ее, но не обещаю, что она при этом ничего не почувствует!

И он осклабился, словно собираясь ее укусить. Тогда Грегор сжал в кулаке сливу, которую верный Темп принес для Босоножки, и запулил этой сливой Живоглоту между глаз.

Живоглот смотрел на него, будто не веря, что это произошло на самом деле.

Ему не было больно — Грегор и размахнуться-то не сумел, да и слива была небольшая.

Но Живоглот был поражен — редко кто отваживался дать ему отпор.

— Что это было? — спросил он, моргнув.

— Я сам займусь ее шерстью, — сказал Грегор. — Я сам ее вычешу.

• Предыдущая
• 34/49
• Следующая