Шимпанзе горы Ассерик - Брюер Стелла - Страница 10

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая

Проще всего было демонстрировать тех животных, чьи достоинства не были столь очевидны для аудитории. К ним относились королевские питоны, которых нам удавалось спасти прежде, чем они становились бумажниками или дамскими сумочками. Королевские питоны — это, по-моему, «джентльмены» животного мира, почти не способные на какие-либо проявления агрессивности. Встревоженные или неуверенные в себе, они изящно сворачиваются кольцами, образуя шар, причем наиболее уязвимая часть тела — голова — оказывается надежно укрытой в его центре. Они быстро реагируют на хорошее обращение и вскоре становятся такими доверчивыми, что не сворачиваются, когда их трогают или берут в руки.

Перси — прекрасный образец животных этого вида, достигавший в длину около полутора метров, был любимцем всего дома и до тех пор, пока мы не выпустили его на свободу в резервате, регулярно участвовал в папиных лекциях, производя сильное впечатление на публику. Просто удивительно, сколько людей в ужасе отшатывались, когда впервые видели его. Постепенно страх ослабевал: они наблюдали, как Перси скользит по нашим плечам, обвивается вокруг рук, изучает непривычную обстановку, высунув дрожащий, пытливый язычок. Я всегда считала, что Перси одерживал большую победу, когда хоть один человек в конце концов выходил и дотрагивался до его прекрасной кожи. Потрясенный, он смотрел на нас и восклицал, что, по его мнению, змеи должны быть скользкими и холодными. По моему же мнению, кожа здорового питона — это один из самых прекрасных материалов, которого мне когда-либо приходилось касаться.

Я вспоминаю, как однажды я спокойно сидела на очередной папиной лекции, держа в руках закрытую сумку с Перси. По неизвестной причине он был особенно активен в тот вечер и в середине лекции, каким-то образом справившись с молнией и проделав отверстие, стал высовываться из сумки. Отец с энтузиазмом продолжал рассказ, публика его внимательно слушала, в зале царила тишина. По опыту я уже знала, какой подымется переполох, если Перси вот так сразу, без предупреждения, появится перед публикой. Поэтому я схватила сумку и выскользнула из зала, благо я всегда садилась возле выхода.

Самым подходящим местом, где можно было позволить Перси израсходовать излишек энергии, была дамская комната. Туда мы и отправились. Когда я вошла, там находилась пожилая элегантная дама, поправлявшая прическу перед зеркалом. Я поспешно скользнула в одну из кабинок и закрыла дверцу. Вскоре раздался дробный перестук женских каблучков, и я услышала, как захлопнулась дверь за единственной, кроме нас, посетительницей туалета. Так я, по крайней мере, думала. Когда я расстегнула сумку, оказалось, что Перси хочет выбраться на пол. Чтобы не тревожить его, я не стала силой удерживать извивающееся тело. Выскользнув из сумки, Перси тут же исчез в просвет между полом и дверцей кабинки. Когда я открыла дверь, он был уже на порядочном расстоянии от меня и собирался проникнуть в одну из кабинок тем же способом, каким выбрался из моей. К счастью, он на секунду замешкался, и мне удалось схватить его за хвост. В этот момент я услышала чьи-то шаги. Самым разумным с моей стороны было отпустить Перси и проследовать за ним в укрытие. Именно это я и собиралась сделать. Толкнув дверцу кабины, я, к своему ужасу, обнаружила, что она заперта. Не веря глазам своим, я тщетно продолжала толкать упорно сопротивлявшуюся дверь. В это время в комнату вновь вошла пожилая дама. Она, должно быть, удивилась, увидев, как я пытаюсь попасть в единственную запертую кабину, а не в одну из пяти пустых, но тем не менее приветливо улыбнулась. Мне удалось выдавить из себя жалкое подобие улыбки, и в эту минуту из занятой кабинки раздался отчаянный крик. Я принялась изо всех сил успокаивать невидимую жертву, умоляя ее поверить, что она в безопасности, что змея совершенно безвредна и зовут ее Перси. Крик прекратился так же внезапно, как и начался.

— Мадам, — нерешительно спрашивала я, — что с вами? Не могли бы вы открыть мне дверь?

И продолжала объяснять и упрашивать, но, видно, не слишком преуспела в этом занятии: крик раздался снова. Я даже подпрыгнула от неожиданности, так как на этот раз кричали позади меня: пожилая женщина прислонилась к умывальнику и в ужасе уставилась на мои ноги. Я тоже посмотрела вниз и увидела Перси. Я наклонилась и взяла его в руки. Он снова стал послушным и уступчивым, вероятно, испугался суматохи.

— Вот, видите, — сказала я, — он совершенно безобиден и очень добр.

Мы вернулись в зал как раз вовремя, чтобы послушать конец отцовской лекции.

Через несколько месяцев после открытия Абуко у нас появилась Энн, самка шимпанзе, которая, по нашим подсчетам, была примерно на год моложе Уильяма. Различались они между собой так сильно, как только могут различаться два шимпанзе. Тихая Энн в случае необходимости проявляла решительный характер. Несмотря на хрупкое телосложение, она превосходно выдерживала грубые шутки, а иногда и выпады со стороны Уильяма. Ей были глубоко безразличны гиены и Даффи, и те вскоре поняли, что она действительно не хочет принимать участия в их играх. Присутствие Тесс и знаки внимания с ее стороны она переносила с доброжелательной терпимостью. В манерах Энн было нечто такое, что я затрудняюсь охарактеризовать. Она была сдержанна, спокойна, независима. Уильяму, а позже и другим шимпанзе она сумела внушить такое уважение к себе, которое они редко выказывали по отношению к кому-либо или чему-либо. Под внешней сдержанностью скрывалась живая и смышленая натура. В противоположность Уильяму, любившему похвастать своими подвигами и всегда в открытую совершавшему все проказы, Энн была более осмотрительной; в ее действиях подчас просвечивало что-то близкое к коварству.

В Гамбии шимпанзе не водятся, и мы поначалу не могли понять, с чего это они вдруг стали у нас появляться. Уильям был первым шимпанзе, которого мы увидели вне зоопарка. Позже мы узнали, что незадолго до того, как он попал к нам, в Басе, деревне, расположенной в трехстах километрах вверх по течению, возле границы с Сенегалом, был продан за непомерно высокую цену самец шимпанзе. Эта новость, очевидно, достигла Гвинеи, где, как мы считали, были пойманы наши шимпанзе. После этого началась лихорадка, стали судорожно отлавливать животных, чтобы насытить вновь открывшийся, выгодный рынок сбыта.

Энн была словно послана нам в ответ на наши мольбы. Обнаружив Абуко, мы поняли, что теперь у нас есть превосходный дом для Уильяма. Но разве справедливо поселить его там одного, после того как он привык быть членом большого семейства? С появлением Энн все стало выглядеть иначе. Еще до переселения в Абуко мы соорудили у себя в саду временное пристанище для обезьян. Это была просторная клетка, площадью примерно в 70 квадратных метров, заполненная автомобильными шинами, веревками, сложными приспособлениями для лазанья. В клетку же мы поставили и ящик с игрушками Уильяма. По-видимому, отец получал от всех этих устройств не меньшее удовольствие, чем обезьяны, — каждый раз, когда ему случалось выйти в сад, он надолго пропадал там. И я находила его в клетке раскачивающимся на трапеции под тем якобы предлогом, что он проверяет ее прочность.

Если в клетке с Энн и Уильямом был кто-нибудь из нас, обезьяны резвились часами, изобретая все новые способы использования подручных предметов. Но стоило оставить их одних, как они становились бесконечно несчастными. Два раза мы пытались подсадить к ним в клетку Тесс. Результат оказался весьма плачевным: крики протеста, издаваемые Уильямом, перемежались с заунывным воем собаки.

Энн с самого начала стала моей питомицей и в отличие от Уильяма с трудом признавала остальных членов семьи. Потребовалось немало времени, чтобы завоевать ее доверие, и, когда она наконец приняла меня, я почувствовала себя вознагражденной. Обращалась я с Энн так же, как когда-то с Кимом, мартышкой-гусаром: сажала ее на спину и привязывала к себе длинным куском материи. Энн казалась вполне довольной, а мои руки оставались свободными для Уильяма.

• Предыдущая
• 10/69
• Следующая