Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 46

— Это ведь вы шумели? — осведомилась Софья, усаживаясь в кресло. Привратник уже нес чашки с дымящейся ароматной кевеей. Шани невозмутимо пожал плечами и ответил:

— Что ты, не можно. Я был тих, как рыба в пруду. Это ее величество не сдержалась.

— То есть вы…? — Софья едва не рассмеялась в голос.

— То есть да, — с деланной мрачностью ответил Шани, отпивая кевею из чашки и нетерпеливым жестом отсылая привратника прочь. Когда тот удалился, зевая во весь рот и шаркая ногами, Шани закончил фразу: — Мне всегда приходится делать самую грязную работу, но я привык и не жалуюсь. Каждому свое. Кому пышки есть, кому королеву любить.

Впервые за много недель Софья вдруг почувствовала необыкновенную легкость. План, рассказанный ей несколько месяцев тому назад, выглядел совершенно невероятным, и Софья готова была поставить голову против разбитого горшка, что у хитроумного декана инквизиции ничего не получится. Однако сегодня основная часть замысла воплотилась в жизнь — причем без особого труда и напряжений ума со стороны Софьи, и все оказалось гораздо проще, чем она предполагала. Видимо, в самом деле, миром правит похоть — повидавшая жизнь именно с этой стороны, Яравна знала, о чем толкует.

— Я не ожидала, что будет настолько легко, — сказала Софья. — Все, как вы и предполагали.

— Когда ты снова встречаешься с его величеством? — осведомился Шани.

— Через два дня. Как мы с вами и договорились. Я упиралась, ломалась, говорила, что он меня не щадит и погубит.

— А то, что я тебя отколочу, сказала?

Софья кивнула и расхохоталась, вспомнив реакцию государя, который пообещал утопить мерзавца Торна в реке, потом руки отрубить, чтоб неповадно было, а потом снова утопить. Будет наука.

— Сказала. Все идет по плану?

— Так точно, — улыбнулся Шани, но сиреневый взгляд оставался сосредоточенным и твердым. Софья отвернулась, пытаясь скрыть улыбку и смотреть посерьезнее. Ей вдруг подумалось, что именно сегодня, сейчас, на волне эйфории от выигранного сражения, можно, наконец, спросить, для чего все это.

— Шани…, - окликнула она. — Можно задать вам вопрос?

— Разумеется, — ответил он, складывая уже прочитанное письмо и убирая обратно в конверт.

— Вы только не сердитесь, пожалуйста, но мне правда надо знать, — сказала Софья и поняла, что такая вводная только портит дело, и выпалила: — Зачем вы хотите отомстить государю?

Некоторое время Шани молчал, погрузившись в свои мысли и будто бы не расслышав вопроса. В конце концов, Софья стала молиться, чтобы он и в самом деле не расслышал ее жалкого лепета — очень уж неприятным и мрачным стало выражение его усталого закаменевшего лица. Софья своим неудачным вопросом словно бы ковырнула старую, никак не заживающую рану.

— Вместе со своим охранным отрядом он изнасиловал и убил мою жену, — наконец откликнулся Шани. Софья коротко ахнула и тотчас же зажала рот ладонями — от внезапно пронзившей жалости и сочувствия к чужому горю ей захотелось заплакать. — С охранцами расправился Алек, а государя взял на себя я. Как видишь, это самая заурядная кровная месть. Как у южных народов.

По щеке Софьи сбежала слезинка, затем вторая. Шани равнодушно смотрел на огонь в камине — так спокойно и недвижно мог бы сидеть мертвец, у которого давным-давно все опустело и сгорело в душе, и только воля, что сильнее и боли, и смерти, заставляет его двигаться вперед.

— Шани, мне очень жаль, — выдохнула Софья. — Простите меня, пожалуйста, я не думала…

— Ничего, — произнес он почти невозмутимо. — В конце концов, ты имеешь право знать, почему водишь государя за нос по моей указке. Где вы договорились встретиться?

— В Западном парке, — ответила Софья. Кстати говоря, местечко было то еще: сначала чистый и ухоженный, с маленькими аккуратными фонтанами, статуями и посыпанным белым песком дорожками, парк затем постепенно переходил в самый настоящий лес, в котором водились и лисы, и зайцы — туда частенько наведывались любители поохотиться, не платя ловчего налога, потому что официально парк лесом не считался. Медоедов там, по счастью, пока не водилось; предлагая это место для приватной встречи, Шани был почти уверен в том, что Луш откажется — ведь именно там нашли повешенного Петрика. Но у государя, судя по всему, не было аллергии на Западный парк, вот и хорошо. — В три часа пополудни.

— Замечательно, — кивнул Шани. — Я оставлю маячки, постарайся провести Луша именно по ним. Поляна там достаточно глухая, редко кто заходит, но волноваться тебе не о чем. Все будет в порядке.

— Не знала, что у вас есть татуировка, — с расслабленной утомленностью выдохнула Гвель. Шани пожал плечами и принялся неторопливо завязывать шелковые белые шнурки на рубашке.

— Никто не знал, моя госпожа, — заметил он и мимоходом вынул из прически государыни лохматый листок тропического растения, кадку с которым они безжалостно повалили четверть часа назад. Гвель села и с кокетливым неудовольствием заметила:

— Вы порвали мне нижнюю юбку.

Шани усмехнулся и, поднявшись на ноги, протянул Гвель руку, помогая встать. Вопреки опасениям, карнавальное платье нисколько не пострадало, так что никакой компрометации чести ее величества не нашел бы даже самый внимательный ревнитель нравственности.

— Странно, что вы ставите в вину кавалеру его удаль, — заметил Шани. — Да и какой мужчина, увидев вашу прелесть и обаяние, устоял бы перед ними? Разве что слепой и глухой, но я-то не таков.

Гвель кокетливо улыбнулась и сказала:

— Пора идти. Я и так отсутствовала слишком долго, пойдут разговоры…

— Оставьте мне хотя бы надежду увидеть вас снова, — сказал Шани с такой пошлой проникновенностью, что на нее не купилась бы даже самая глупая девка из самой глухой деревни. Впрочем, государыня Гвель, к его удивлению, приняла все за чистую монету и ответила:

— Я вам оставлю не только надежду, мой друг. Мне бы очень хотелось встретиться с вами через пару дней…

— Что за маячки? — уточнила Софья. Шани, который тем временем уже успел задуматься о недавних событиях, встрепенулся и ответил:

— Те самые, которые я показывал тебе месяц назад. Не перепутаешь.

* * *

Несмотря на то, что впереди были еще целых две седмицы календарного лета, в Западном парке осень уже в полный голос заявляла о своих правах. В зеленую шевелюру деревьев постепенно вплетались красные и золотые пряди, цветы на круглых клумбах и в мраморных вазонах вспыхивали яркими пятнами перед тем, как увянуть, и листья на кленах гнулись складчатой светлой изнанкой вверх — верная примета скорых дождей. Откуда-то из глубины парка доносился задорный лай собак и призывный звук охотничьего рожка — браконьеры травили там лис. Легкая открытая коляска проехала по главной аллее, а затем свернула на одну из бесчисленных боковых дорожек и постепенно оказалась на глухой дороге, вдоль которой не было ни клумб, ни изящных скамеек. Здесь царила густая осенняя тишь, которую нарушал только легкий звон подков и фырканье лошадей. Повинуясь кучеру, дремавшему на козлах, лошади пошли тихим неторопливым шагом — тогда изящная дама в скромном закрытом одеянии опустила капюшон своего шелкового плаща и с нетерпением проговорила:

— Я полагаю, мы не будем терять времени даром?

— Моя госпожа, любая минута рядом с вами уже сама по себе сокровище, — Шани сладко улыбнулся и полез во внутренний карман камзола. — Кстати, раз уж речь зашла о сокровищах, то полагаю, этот маленький подарок вас только порадует.

И он протянул Гвель плоскую шкатулку, обитую черным бархатом — в таких аккуратных ларчиках ювелиры размещали драгоценные камни. Гвель открыла ее с радостным возгласом и увидела тот самый изумруд, который совсем недавно украшал бесстыжую деканову фаворитку. Однако теперь в оправе камня и в ожерелье красовались бриллианты чистейшей воды и крупный северный жемчуг; Гвель взвизгнула от счастья и пылко поцеловала Шани.