Порванный шелк - Майклз Барбара - Страница 21
- Предыдущая
- 21/77
- Следующая
— Моя фата, — проскрипела она. — Валансьенские кружева. Стоят целого состояния. Сколько дадите?
Сделка заняла несколько часов. Сначала старая дама торговалась за каждую вещь и рассказывала о каждой тряпке бесконечные истории. Эти истории — одни из них трагические, другие трогательные, а иные откровенно клеветнические — увлекли бы Карен, если бы она знала хоть кого-то из людей, о которых шла речь, и если бы не было так жарко. Она не могла понять, была ли миссис Феррис слишком скупой, чтобы включить кондиционер, или настолько старой, что тепло было ей нужно, чтобы ее тело могло продолжать функционировать. Она-то не потела, но на лбу Карен показались бусинки пота, а блузка прилипла к телу. Время шло, и Карен готова была заплатить любую цену, лишь бы уйти, но кивки и подмигивания экономки подтвердили ее подозрения, что миссис Феррис получает удовольствие от общества и от процесса торговли.
В конце концов, старуха стала уставать и, блуждая в прошлом, начала обращаться к Карен «Сюзи». ("Это ее дочь, — прошептала экономка. — Просто отвечайте ей: «Да, мама».) Когда Карен предложила не глядя одинаковую цену за последние несколько коробок, она устало кивнула.
Однако старуха оживилась, когда Карен протянула ей деньги — миссис МакДугал предупредила ее заранее, что от нее будут ждать наличных, — и нацарапала свое имя на приготовленной квитанции. Карен пришлось вызвать такси, чтобы унести свою добычу, и, когда она уходила из комнаты, миссис Феррис, хихикая про себя, считала банкноты и серебро, быстро, словно кассир в банке.
Когда Карен вместе с Бетси стояла на пороге дома, поджидая такси, экономка сказала:
— Вы здорово подбодрили старушку. Она припрячет эти деньги до того, как я вернусь к ней в комнату; Бог знает, сколько денег она распихала по углам, под обивку на стульях и под подушки. И она целыми днями будет говорить о том, как ловко она умеет торговаться.
— Надеюсь, я не обманула ее.
— Боже мой, милочка, все это барахло гнило на чердаке лет тридцать или того больше. Я рада, что его забрали из дома.
— А ее дети не обидятся на нее за то, что она продала фамильные ценности? Я имела в виду эту фату...
— Но это же ее фата, милочка, разве не так? Мне кажется, она имеет право сделать с ней что хочет. Вся ее семья — это дочка и внучка. И они ради нее и пальцем не пошевелят; кто-нибудь из них приходит примерно раз в месяц, и, когда они видят, что она еще жива и брыкается, у них до того разочарованный вид, что это прямо неприлично. Вот ваше такси, милочка.
Таксист добродушно помог Карен донести до двери картонки, которые сыпались у нее из рук, и затем уехал, два луча от фар его машины разрезали темноту, сгущавшуюся на улице. Александр подбежал к двери, и Карен стала затаскивать коробки в дом. Ей очень хотелось рассмотреть свои покупки при достойном освещении. Одно из двух — или она совершила замечательную сделку, или понапрасну потратила семьдесят восемь долларов пятьдесят центов. Если последнее окажется правдой, она не будет испытывать угрызений совести: ей придется отрабатывать каждый пенни. Когда она втащила в дом последнюю коробку, собака бросилась к двери. Карен попыталась перехватить ее, но промахнулась; Александр пронесся по ступенькам и подбежал к воротам, яростно лая.
Слава всевышнему, ока закрыла ворота.
Она пошла за собакой. Пес перестал лаять, но что-то На той стороне привлекло его внимание.
Озерцо мрака, скопившееся там, куда не достигал свет фонарей, темнело на той стороне. Свет в окнах дома напротив не горел. Через минуту Александр повернулся и возвратился домой.
До этого Карен не вспоминала о разговоре с адвокатом. Ей не понравилось воспоминание о нем. Вряд ли агрессивность Александра что-то значила; он вполне мог облаять белку или тень. Тем не менее она быстро вернулась в дом и закрыла парадную дверь.
Александр обнюхивал картонки. Свое мнение он выразил оглушительным чиханием и отошел прочь, тряся головой.
Карен перетащила коробки в столовую. Она убрала все с длинного стола и покрыла столешницу толстым слоем газет, чтобы использовать его, как рабочий стол. Затем она начала разбирать свои покупки.
Сначала она склонялась к мнению Александра, и сердце ее упало. Семьдесят восемь долларов — небольшие деньги, подумала она, но с точки зрения того, у кого вообще нет денег, это слишком большая сумма, чтобы потратить ее на вещи, которые не принесут прибыли. От одного лишь прикосновения к тканям ей хотелось пойти помыть руки с мылом. Она напомнила себе, что вещи, которые она покупала у других приятельниц миссис Мак, были не такие хорошие, как у Рут, но и не такие плохие, как эти. От большинства платьев разило плесенью и сыростью. Некоторые из них явно убрали на хранение, не постирав. Она встряхнула платье из розового органди, все в пятнах спереди; оно выглядело так, как будто в него заворачивали ржавую сковородку.
Но среди хлама были и сокровища. Кружева были прекрасны, они варьировались от отдельных кусочков каймы или прошивок всего лишь в фут длиной до болвших кусков, достаточных, чтобы стать верхними юбками или вставками. Большинство кружев было из хлопка; они хорошо отстираются водой с мылом.
Она взяла столько кружев, сколько смогла ухватить руками, из тех, которые, согласно ее брошюрам, требовали «героических усилий», и отнесла их наверх. Наполнив тазик в ванной теплой водой и добавив мыла, она замочила их на всю ночь. Завтра она их тщательно прополощет и постирает опять, добавив немного обычного отбеливателя.
Было еще рано — ранний вечер пятницы, начало уик-энда. Карен подняла окно в спальне, которое выходило на улицу. В доме напротив зажглись огни; до нее долетели звуки голосов.
Дуновение горячего, душного воздуха жаром обдало ее лицо, и она опустила раму. Сады Джорджтауна были прекрасны, но она не завидовала людям, сидевшим в саду у дома напротив, беседуя, выпивая и развлекаясь, невзирая на жару. По крайней мере, она не завидовала им слишком сильно...
Она спустилась вниз. Александр поднял голову, когда она зажгла свет в гостиной, но не пошевелился. Он отказался спать в своей кровати, в антикварной корзинке, подбитой жатым бархатом, когда она стояла на кухне, так что Карен сдалась и поставила ее в гостиную на коврик у очага.
— Пойдем, — сказала она. В пустой гостиной ее голос прозвучал странно. — Ты не Бог весть что, Александр, но ты лучше, чем ничего. Как насчет того, чтобы пойти со мной наверх?
Все, что она получила в ответ, — это недовольное сопение. Карен была готова к отказу. Она протянула ему цыплячью грудку, которую достала из холодильника. Александр страстно любил курятину — только белое мясо, конечно.
Это заняло некоторое время, но, наконец, она переместила Александра и его постель в свою комнату. Единственная книга, лежавшая на тумбочке, была сборником преданий Джорджтауна. Фантом Долли Медисон не владел умом Карен в эту ночь; она нашла в одном из книжных шкафов в комнате детскую книжку.
«Маленькие женщины» оказались настолько успокаивающей и безобидной книжкой, что Карен вскоре заснула. Однако этой ночью ей приснился сон, первый раз с тех пор, как Рут и Пат уехали. Ей приснился шофер Хортон, танцующий вальс с миссис Феррис, — он в униформе, а она, окутанная своей фатой, словно мумия. Танец все ускорялся и ускорялся, и Хортон поднял хрупкую старушку, крутя ее вокруг себя, словно высохший лист; музыка становилась громче, а миссис Феррис высыхала и темнела, пока действительно не превратилась в лист, засохший и мертвый, но огромный. Затем Хортон, улыбнувшись так, что стали видны его десны, отпустил ее, и она запорхала по комнате, описывая сужающиеся круги, пока кто-то не открыл окно, и она вылетела наружу, во тьму. Донесся слабый дрожащий крик, похожий на скрип заржавевшей петли, и растаял в молчании.
Карен никогда не следовала поговорке «Кто рано ложится и рано встает, богатство, здоровье и ум наживет», но в Вашингтоне летом подобный вывод казался вполне осмысленным. С рассвета до середины утренних часов — иногда раньше, во время самой жесткой жары — температура, по крайней мере, была терпимой.
- Предыдущая
- 21/77
- Следующая
