Час ночи - Адамов Аркадий Григорьевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/56
• Следующая

— Удивительное дело, — ворчливо сказал Комлев, закуривая и по привычке прикрывая ладонью огонёк спички. — Уже, считай, четверть века выезжаю на происшествия и чего только не нагляделся за это время, каких, можно сказать, ужасов не видел, а вот как убийство, так и сейчас не могу спокойно ехать. Ну словно близкого кого сейчас недосчитаюсь.

— Смерть — чего уж страшнее! А тут ещё насильственная, — рассудительно произнёс проводник розыскной собаки Саша Вербов.

Лежавшая у его ног Джули подняла морду и, вопросительно наклонив её набок, умнейшими своими рыжими глазами в упор посмотрела на Сашу. И тот, ощутив её взгляд, серьёзно ответил:

— Я не тебе. — И добавил, обращаясь к остальным: — А всё-таки бывает такой последний гад, что и не жалко.

— Это уж потом, когда узнаешь, какой он был гад, — возразил Виталий. — А в первый момент это просто кем-то убитый человек. Обычный человек — как ты, как я.

— Вот, кажется, ничего дороже жизни нет, так? — продолжал рассуждать Комлев.

— Идеи есть, — всё так же серьёзно возразил ему Саша Вербов. — За них на костёр шли. Долг тоже. Военный, например. У нас в погранвойсках…

— Ну это понятно, — нетерпеливо прервал его Комлев. — Я не о том. Вот ничего, кажется, дороже собственной жизни нет, а ведь как легко другого жизни лишают. И в мирное время, главное! Только и слышишь, и читаешь…

— Озверение какое-то, — вздохнула Галина Осиповна.

— Отдельные выродки, — поправил её Саша. — Надо казнить таких.

— А я бы казнь из закона изъял, — заявил Виталий. — Это тоже воспитательное воздействие окажет. Пример государства знаете какое значение имеет! И чтобы с молоком матери усваивали: жизнь человека неприкосновенна. Через пять поколений…

— А устрашение? — возразил Саша Вербов. — Других ничем иначе не проймёшь, как…

Но тут автобус с визгом, не снижая скорости на крутом повороте, влетел в полутёмный переулок. Все повалились в сторону, даже Джули вынесло на середину прохода. А машина пронеслась ещё немного и, словно упёршись в сияющий кружок ручного фонаря, направленного прямо на неё, замерла как вкопанная возле тёмного тоннеля подворотни у какого-то высокого дома с чёрными спящими окнами. По другую сторону подворотни высветился милицейский мотоцикл. Погасив фонарь, к автобусу подошёл милиционер.

Все по очереди соскочили на землю, при этом Саша Вербов едва устоял на ногах — так натянула поводок огромная Джули. Потом гуськом, предводительствуемые встретившим их милиционером, все втянулись в длинный чёрный тоннель, и на миг показалось, что никакого двора впереди нет и сам тоннель бесконечен.

Но двор был глухой, тёмный, неоглядный, заросший деревьями и кустарником, стеной подступившими к асфальтовому проезду, который еле освещался редкими жёлтыми лампочками над подъездами. Двор окружали, как незрячие молчаливые великаны, высокие, терявшиеся в чёрном небе, угрюмые дома с многоэтажьем чёрных окон. Они как будто охраняли от всего города то проклятое место, где, скрючившись, закрыв голову руками, лежал человек в пиджаке и белой рубашке.

Каждый из прибывших чётко знал свои обязанности, и, поскольку они приехали первыми и никто им пока не мешал, работа началась точно по плану.

Через минуту место, где лежал труп, было ярко освещено принесёнными из машины прожекторами на высоких штативах. В первый момент можно было подумать, что во дворе началась киносъёмка.

Сначала над распростёртым телом склонилась Галина Осиповна, но тут же горько вздохнула: человек был мёртв.

Труп тщательно сфотографировали с разных точек и расстояний — так, чтобы в кадры попало и всё пространство вокруг него до ближайших ориентиров.

К всеобщей радости Джули взяла след и уверенно повела через двор к одному из подъездов. Её путь осветили поярче, и после тщательного его обследования удалось обнаружить около ступеньки подъезда сравнительно свежий окурок точно такой же сигареты, как и те, что оказались в кармане пиджака убитого. А возле самого подъезда оказался влажный участок земли с отпечатком подошвы ботинка этого человека.

— Ну ясно. Он вышел из этого подъезда, — сказал Саша Вербов. — И закурил ещё там, на лестнице.

А подошедшая Галина Осиповна добавила:

— Его ударили сзади чем-то тяжёлым в голову. Пролом черепа у него, во всяком случае.

— Ну а как давно это случилось, по-вашему? — спросил Виталий. — Хотя бы приблизительно.

— Влажное место при такой жаре могло сохраниться, ну, часа два, не больше, — заметил Комлев. — Не ведро же воды сюда вылили.

— Я тоже думаю, что прошло часа два, — подтвердила Галина Осиповна. — Ну а точнее скажу завтра.

На лестнице Джули уже не могла удержать след: слишком много других следов и запахов перемешалось там. На площадке второго этажа она, досадливо пофыркивая, закружилась на месте, потом, не дожидаясь команды, снова поволокла Сашу вниз, опять взбежала на второй этаж, повизгивая от нетерпения и суетясь, с силой втянула в себя воздух, кажется из всех углов площадки, после чего устало села перед Сашей, преданно глядя ему в глаза и тяжело вывалив красный язык.

В связи с поздним часом опрос жильцов решили отложить на утро, хотя яркий свет и суета на дворе многих разбудили в окружающих домах.

После тщательного осмотра всего двора и тоннеля подворотни, а также всех лестничных пролётов и площадок в подъезде, откуда вышел убитый во дворе человек, оперативная группа уехала, отправив труп в морг на специально вызванной машине. В ней уехала и Галина Осиповна.

Утром Виталий уже докладывал о происшествии на очередной оперативке у Цветкова.

— Установить личность убитого пока не удалось. Документы у него не обнаружены.

— Отпечатки пальцев сняли? — спросил кто-то.

— Конечно, — пожал плечами Виталий. — Уже в проверке.

— Ну-ну, дальше, — кивнул Цветков, крутя в руках очки. — Что обнаружили в карманах?

— Всякие полезные вещи. Носовой платок с обильными следами крови, кошелёк и в нём разные купюры и монеты на сумму шестнадцать рублей семьдесят копеек. — Виталий бросил взгляд на протокол, который держал в руках.

— Выходит, денег не взяли? — насторожённо спросил Игорь Откаленко.

— А может, что другое взяли, поважнее, — возразил Петя Шухмин, больше, кажется, из желания поспорить.

— Что ещё? — сухо спросил Цветков; он был явно не в духе.

— Ещё расчёска, перочинный нож, пачка сигарет, спички, блокнотик… Всё, кажется. — Виталий снова заглянул в протокол и подтвердил: — Да, всё.

— Что в блокноте? — всё так же сдержанно спросил Цветков. — Записи есть?

— Он совсем новенький, явно только что куплен. На первой странице записаны три каких-то четырёхзначных числа, — продолжал докладывать Виталий. Он посмотрел в протокол, нашёл нужное место и прочёл: — Тысяча сто восемнадцать, три тысячи сто двадцать и семь тысяч один. Странные какие-то числа. В столбик записаны. А на последней странице телефон какой-то Вали, причём не московский — шесть цифр. И ещё завалялся в кармане пиджака старый трамвайный билет, тоже не московский. Ну и, наконец, сам костюм. Пошив Ростовской фабрики. Они, по-моему, в московские магазины не поступали. Это мы проверим.

— Может, парень и сам из Ростова? — нетерпеливо спросил Петя Шухмин.

— Легко проверить, — заметил Игорь, — Пусть там наши товарищи позвонят по этому телефону и попросят Валю. А ещё лучше подъедут к ней. Парня она опознает.

— Эти костюмы продавались не в одном Ростове, — покачал головой Виталий.

Цветков задумчиво посмотрел на него, потёр ладонью ёжик седоватых волос на затылке и неторопливо произнёс:

— Именно что. Лосев прав. Надо, видимо, так. Первое. Устанавливаем процент износа костюма, материал, фасон, артикул. А следовательно — приблизительное время продажи. Это спецы из Росглаводежды вам живо прикинут. Второе. Выясняем, куда в то время, в какие крупные города, шли из Ростова-на-Дону эти костюмы. Города нужны только крупные, с шестизначными номерами телефонов. А там всюду, в каждом городе, искать Валю. Ну как, есть коррективы?

• Предыдущая
• 6/56
• Следующая