Полукровка - Май Карл Фридрих - Страница 26

• Предыдущая
• 26/38
• Следующая

— Благодарю. Если речь идет о том, чтобы вздернуть его, петля всегда найдется… но нет никакой необходимости именно нам накидывать ее ему на шею.

— Что? — раздался вдруг голос Хромого Фрэнка. — Он оскорбил вас, да так, словно осыпал шелухой от гнилой картошки! И не будет наказан? Нет, вы как хотите, а я этого просто не вынесу, не стерплю, как не терпит пудель, которого гладят против шерсти. В астрономии, как известно, на южном небосклоне есть одно место, откуда нам подсвечивает закон возмездия. Кто-то умеет распознавать его знаки, кто-то — нет. Так вот, к тем, кто умеет, аксиомно и первоочередно отношусь я! А потому считаю своим долгом…

— Сейчас речь идет о моих обязательствах, а не о твоем долге, дорогой Фрэнк, — вынужден был прервать этот тяжеловатый поток красноречия Олд Шеттерхэнд. — Позволь уж мне самому ответить на дерзость этого краснокожего.

— Ни в коем случае! Если я передам вам полномочия прокурора, то этот красномордый вместо баланды получит свежую рисовую кашку, да с устричным соусом!

— Не волнуйся, Фрэнк! Сегодня поблажек не будет.

— В самом деле? Слава Богу, вы набрались уму-разуму! Поздновато, правда, ну да ничего. Итак, значит, вы придумали ему настоящее наказание?

— Да.

— Тогда я попрошу об одной маленькой любезности: о предоставлении мне роли трагика и субретки31. Вы же будете господином инспектором и господином директором в одном лице, а потому решайте скорее, когда же поднимать занавес! Итак, все билеты проданы, а уважаемая публика уже в зале и никак не дозовется артистов!

— Будь по-твоему. Каз и Хаз сейчас подержат вождя, чтобы он не вертел головой, а ты своим ножом срежешь всю его шевелюру, кроме маленькой пряди, к которой мы могли бы привязать вот эти две азиатские «святыни».

Белый охотник уже держал в руках косички тех самых китайцев, которые украли ружья.

— Ха! Получится волосатый Канг-Кенг-Кинг-Конг! А я совсем позабыл о них! Ура! Отличная мысль! Друзья, я так счастлив, будто у меня именины. Итак, к делу! Идите сюда, господа Тимпе номер один и Тимпе номер два. Внимание, великое представление начинается! Занавес поднят, и я сыграю севильского цирюльника, правда, без помазка и мыльной пены, а команч выступит в роли разбойника, с которого сдерут шкуру. В первой сцене я запою: «Подай мне руку, жизнь моя!» На что он мне ответит арией любви из «Робера и Бертрама». Потом завторит хор мстителей: «Брей, Фрэнки, брей! К чему здесь шевелюра?!» Вот тут-то он и запоет: «Потише, потише, дружище мой Фрэнк, не то ты мне кожу сдерешь всю совсем!» Кажется, из «Вольного стрелка», если не ошибаюсь. По-моему, Вебер. К концу первого акта вступит терцет: «Поздравьте, он — это она, команч уж лыс, как ты, Луна!» Когда занавес поднимется вновь, я спою под аккомпанемент фисгармонии: «Плачьте вместе с ним и не жалейте слез, вот одна лишь прядь — тонка как нить, а больше нет волос!» На что он сам с двойным квартетом ответит: «Без шляпы выйти к людям не могу я — услышу я смешки и злобные вопросы. О Фрэнк, избавь меня от мук! Будь добр, друг, и присобачь мне косы!» Я, конечно, не смогу отказать и выполню его просьбу, как того требует моя роль, а потом актеры и зрители вместе со всем оркестром затянут хвалебную песнь: «Веселится и ликует весь народ, что за чудо там с косичками идет! Это вождь наш скачет в чистом поле, рад он встрече с милою юдолью! Ах, какие косы на вождя главе, пусть команчи отведут его к жене!» Итак, комедия окончена, все встают, а занавес опускается. Вот так я представляю себе программу сегодняшнего празднества. А теперь, друзья мои и прочие джентльмены, можно начинать!

Маленький саксонец с воодушевлением взялся за выполнение поручения, которое сам на себя возложил. Правда, свою веселую речь он произнес по-немецки, но при этом его взгляд и жесты были так выразительны, что смысл сказанного поняли все присутствующие. Только краснокожие, похоже, пока ничего не подозревали.

Вождь ловил на себе насмешливые взгляды, он видел нож и косы, которые Фрэнк получил из рук Олд Шеттерхэнда. Команч понимал, что все это касается именно его, но пока и представить себе не мог, что намеревались с ним сделать. Его внезапно охватил страх, дикий страх, что случалось с ним крайне редко. Ужас его усилился еще больше, когда рядом с ним на корточки присели Каз и Хаз, выражения лиц которых не сулили ничего хорошего.

— Кажется, ты хотел заполучить скальпы желтолицых, но они тебе не достались, — произнес Шеттерхэнд. — Мне неловко как-то, что ты, вождь, и вдруг остался без косички. Теперь ты станешь счастливым ее обладателем. И не одной, а двух, которые я подарю тебе от чистого сердца. Надеюсь, ты с благодарностью примешь подарок…

Глаза Токви Кавы сузились, он уже не слушал, что говорил белый охотник дальше. А тот продолжал:

— Сам Бог велел носить косы на голове, и, как мне кажется, ты с удовольствием будешь это делать, особенно в память обо мне.

— Уфф! — вырвалось у вождя. — Скальпы врагов не носят на голове, а привязывают к поясу. А это даже не скальпы, а всего лишь волосы паршивых желтых псов. Над воином, который будет носить их, станут смеяться даже дети и старые бабы!

— Но ты будешь их носить, потому что я дарю их тебе и хочу, чтобы ты относился к подарку с почтением.

— Не забывай, что я вождь! — процедил индеец.

— Ерунда! В моих глазах ты не больше чем напыжившийся петух, которому очень к лицу такие косички. На будущее это послужит предостережением не только тебе, но и твоим воинам, чтобы никто из них никогда не вставал на пути Виннету и Олд Шеттерхэнда!

Глаза Токви Кавы остекленели. Он со злостью вскричал:

— Я предупреждаю тебя! Никто не осмелится осквернить чело вождя храбрых воинов этим мусором желтых псов!

— Ты хочешь предостеречь меня? А помнишь, я ведь тоже пытался поговорить с тобой, но ты меня не послушал. Носить этот мусор ты будешь долго, а я уж постараюсь, чтобы тебе было поудобнее. Я прикажу остричь тебя, чтобы китайским косичкам ничего не мешало.

Глаза вождя широко раскрылись, а на лице появился оскал дикого зверя. Он приподнялся, насколько позволяли ремни, и громким голосом закричал:

— Решись на это, если хочешь погибнуть смертью в страшных муках, которые до тебя еще не испытывал никто!

— Хо! Твои угрозы ничего не изменят. Положите его на землю и держите крепко.

Последние слова относились к обоим Тимпе, которые быстро исполнили приказ охотника. Прижав дергающееся тело команча к земле, кузены без больших усилий удерживали его в таком положении. Очень скоро вождь перестал сопротивляться и устремил взгляд в небо.

— Начинай, Фрэнк! Нечего время тянуть!

— С превеликим удовольствием! — отозвался маленький охотник, отложив пока косы в сторону.

С ножом в руке он подошел к вождю. Тот понял, что пришел его час, и осознание этого придало ему новые силы. Несмотря на то, что руки Черного Мустанга были связаны сзади, он невероятно мощным рывком сбросил с себя обоих Тимпе. Разумеется, те снова схватили индейца, но он пребывал в состоянии такого возбуждения, что кузенам пришлось кликнуть на помощь еще двоих рабочих, которые стали держать голову пленника в том положении, в котором можно было приступить к делу. Хромой Фрэнк принялся старательно выстригать густую шевелюру индейца. Как только в ладонях маленького саксонца появился первый клок, вождь затих. Очевидно, силы стали покидать его. После огромного напряжения им овладело полное бессилие. Он, похоже, смирился с положением, больше не двигался и даже не сопротивлялся, когда по требованиям Фрэнка его голову поворачивали в разные стороны. Пока новоявленный парикмахер старательно трудился, команч, казалось, вообще лишился чувств. Вскоре Фрэнк состриг все, оставив лишь тонкую прядь. Потом он поднял две косы и воскликнул:

— А теперь приступим к коронации! Внимание, господа, начинаем!

С этими словами он быстро и ловко привязал обе косицы к оставшейся пряди.

• Предыдущая
• 26/38
• Следующая