Наследники Виннету - Май Карл Фридрих - Страница 36

• Предыдущая
• 36/81
• Следующая

Итак, я встал на ту же стезю, что и Молодой Орел: курить только на индейском совете, и только из калюме, хотя невозможно отрицать тот факт, что облачко дыма из хорошей сигары или трубки разнообразит наши банальные фантазии, чувства обостряются, а душа становится открытой и восприимчивой. Подобное происходило сейчас у Молодого Орла. Его рука поигрывала с колечками дыма, которые медленно соскальзывали с губ сидевшего рядом Паппермана, а нос с удовольствием ощущал аромат сигары.

Молодой Орел был молчалив. С тех пор как я его узнал, сегодня он впервые потерял самообладание. О себе он не говорил — только о Виннету. У меня возникло ощущение, что именно влияние табачного аромата побудило его к откровениям. Душенька тотчас воспользовалась возможностью задать вопрос, возникший у нее на озере Кануби. Когда молодой апач упомянул о нашей встрече с прекрасной Аштой, жена тут же вставила:

— Я видела звезду на ее одежде и вижу ее у вас. Что это? И что это за «Виннету» и Виннета? Или вы не имеете права говорить? Это тайна?

На миг он прикрыл глаза. А когда открыл их снова, ответил:

— Никакой тайны нет. Наоборот, мы хотим, чтобы весь мир узнал об этом и сделал то же, что и мы. Мне рассказывать здесь и сейчас?

Взгляд индейца скользнул в сторону обоих Энтерсов. Я понял его и кивнул:

— А почему нет? Никаких препятствий.

— Пусть будет так! — Он снова закрыл глаза и после паузы произнес: — Я хотел и мог бы говорить с вами на языке апачей, поскольку все, что так запало мне в душу, произносилось именно на этом языке. Язык бледнолицых оставляет на моем сердце ужасные шрамы. — Он еще раз прикрыл глаза, потом взглянул на небо и продолжал: — Далеко-далеко отсюда лежит земля под названием Джиннистан 34. Она известна только нам, красным людям.

Можно представить мое удивление, когда я услышал название, слетевшее с уст юного апача. С Душенькой происходило то же самое. Она вцепилась в мою руку, словно нуждалась в поддержке. Но нельзя было показывать вида, что нам это известно.

— Джиннистан? — переспросил я. — Разве это слово из языка апачей?

— Нет, оно из совершенно неизвестного языка. Много тысяч лет назад между Америкой и Азией, на дальнем севере, существовал «мост» — узкий перешеек. Этот «мост» давно распался на отдельные острова. В те далекие времена, тысячелетия назад, по нему к нашим предкам пришли прекрасные люди, великие душой и телом; они принесли привет от своей повелительницы, царицы Мариме.

Душенька снова сжала мне руку. Она, как и я, поняла, что речь шла о нашей Маре Дуриме. Молодой Орел между тем продолжал:

— Ее посланцы должны были передать нашим предкам бесценные дары. Им было запрещено принимать подарки в ответ, поскольку отплаченный дар уже не подарок, а вымогательство. Послы рассказали о райской земле Джиннистан. Там существовал только один закон — так называемый закон ангела-хранителя. Дело в том, что каждый подданный царицы Мариме обязан был быть тайным ангелом-хранителем другого. Кто решался стать ангелом-хранителем своего врага, тот слыл героем, потому что одерживал самую крупную победу над собой! Нашим праотцам это пришлось по душе, поскольку они были столь же благородны, что и обитатели Азии. Они попросили посланников царицы Мариме помочь насадить их закон здесь, в Америке. Те люди выполнили то, о чем их просили, а потом снова вернулись к себе.

— Они приходили снова? — не выдержала Душенька.

— Да, но уже по-другому. На рубеже каждого века появлялись посланцы, приносящие подарки; они следили, действует ли еще закон на этой части Земли. Так продолжалось много тысячелетий подряд. Земля стала Раем, широко открытым для всех. Между ангелом-хранителем и простым человеком не было никаких различий, потому что каждый сам был ангелом-хранителем себе подобного. И вдруг однажды посланцы не появились, не было их и в следующем веке. Люди забеспокоились и выяснили, что «мост» из Азии в Америку рухнул. Остались стоять только его опоры — острова, окруженные бушующим морем.

— Если не ошибаюсь, они стоят и сегодня, — добавил Папперман. — Я думаю, их называют Алеутскими островами.

— Верно, — кивнула Душенька. — Вы хороший географ, мистер Папперман!

— Прошло много веков, но посланцы не появлялись, — продолжал Молодой Орел. — Связь прервалась.

— Неужели нельзя было попробовать как-то восстановить ее? — снова спросила моя жена.

Апач печально улыбнулся.

— С нашей стороны никто ничего не предпринял, — ответил он. — Мы ведь краснокожие! Мы индейцы! Мы хотели быть счастливыми и радостными, но без труда и усилий. И это мы считали нашим естественным правом. Завоевать счастье? Нет, это не для нас. Мы полагали, что можем заполучить его просто так. Мы понятия не имели, что Великий Мудрейший Маниту испытывал нас, чтобы встряхнуть и вдохновить на активные действия. Но наши предки не шевелились, они продолжали спать. Они не испытывали никакой благодарности за данный им свыше закон Джиннистана. Они не предприняли никаких действий, чтобы вернуть Рай, радость и счастье. Это большой, непростительный грех наших праотцов, последствия которого приходится ощущать нам и сегодня.

— Предки, предки, отцы… — начал было ворчать Зебулон.

— Замолчи и не мешай! — оборвал его брат.

Юный апач заговорил снова:

— Так продолжалось из поколения в поколение, пока закон Джиннистана не потерял силу и не смог больше возродиться. И вот теперь он канул в лету. Ангелы снова превратились в людей, а Небо покинуло Землю. Рай исчез. Любовь умерла. Ненависть, зависть, эгоизм, высокомерие снова взяли первенство. Основы великого государства пошатнулись. Великая раса утратила все свои устои. Падение продолжалось медленно, но неуклонно. Владыки стали деспотами, а патриархи — тиранами. Если раньше царил закон любви, то теперь господствовало насилие. То, к чему раньше стремились, исчезло. Единственное спасение все увидели в силе и жестокости. И они пришли — угнетатели и насильники! Они господствовали здесь несколько столетий. Всякий гнет рождает внутреннее напряжение, которое накапливается, пока не взорвется и не выплеснет всю свою энергию. Так бурная река, стесненная берегами, готова вырваться и затопить вокруг все и вся. А груз прошедших тысячелетий начинал давить неудержимо. Воспользуюсь другой аналогией: озеро Верхнее буквально вторглось в озеро Мичиган, то — в Гурон, а последнее — в озеро Эри. От этого мощного потока раскололись даже скалистые берега. Родилась Ниагара. Сначала река, потом водопад, ужасающий и неудержимый, в котором красная раса рассыпалась бы на атомы и более мелкие частицы, если бы из самых глубин не поднялась сила, способная собрать пылинки и капельки воедино, в общее Онтарио. Наверняка, эта картина вам чужда и во многом непонятна.

— Вовсе нет! — воскликнула Душенька. — Мы неоднократно говорили об этом дома и здесь. В последний раз — на самой Ниагаре, с Атапаской и Алгонкой, вождями…

— С Атапаской?! — удивленно воскликнул Молодой Орел.

— Да.

— И с Алгонкой?

— И с ним тоже.

Новость заставила его вскочить на ноги. Его радость была столь велика, что он даже не подумал скрыть ее, хотя индеец не имеет права на такое поведение.

— Они были вместе, вместе! — вскричал он. — Они встретились! А потом вдвоем появились у Ниагарских водопадов, великого и потрясающего образа нашего прошлого и настоящего! А потом… Вы знаете, куда они отправились потом?

— К горе Виннету.

— Это правда, миссис Бартон?

— Чистая! — уверила Душенька, а я подтвердил. Апач сложил ладони вместе, поднял глаза к небу, словно собираясь помолиться, и с глубоким удовлетворением произнес:

— К горе Виннету! Спасена… спасена!

— Вы о чем? — не могла промолчать моя любознательная супруга.

Усевшись на место, он заметил:

— Великая мысль, которой суждено подняться из глубин Ниагары, спасена!

— Так, значит, она уже найдена?

• Предыдущая
• 36/81
• Следующая