Русская революция на Украине - Махно Нестор Иванович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/48
• Следующая

Характерно, что большевики и левые эсеры в самую грозную минуту отходили назад, выдвигая тов. Гринбаума, а когда гроза сравнительно улеглась, вышли вперед сами и стали руководить губернским Съездом.

Итак, Съезд открылся после обеденной поры. На другой день я выступил с докладом от Гуляй Поля, в котором попутно задел украинских шовинистов за их беспочвенное выступление от имени губернской «Селянской спилки», указав съезду ряд районов, где крестьяне не признают политики этой «спилки».

Это мое выступление обозлило шовинистов. Они в числе 7 человек запротестовали перед Съездом, говоря, что Съезд созван на незаконных основаниях: от районов и волостей представителей крестьян и рабочих не должно быть. Из представителей действительными должны считаться только те, кто прошел на уездных съездах в делегаты на губернский Съезд. Они требовали, чтобы делегаты от Гуляй Поля не выступали на съезде, а присутствовали на нем только, как гости.

Крестьянские делегаты, а также «вожди» большевиков, Квиринг и Эпштейн, запротестовали против такого требования украинских шовинистов. Съезд его отверг.

Тогда шовинисты демонстративно поднялись и покинули зал заседания. За ними поднялись их сторонники, делегаты от солдат, и ушли с ними.

Съезд приостановил на 3-4 часа свои занятия. Выяснилось, что «Украiньска Губернiяльна Революцiйна Рада» устроила экстренное заседание по вопросу: — распустить Съезд и дать бой Совету, заседание, на котором председатель «Рев. Рады» доктор Фельдман, высказал мысль, что ими еще не учтены соотношения сил, что их выступление может быть опять разбито.

Съезд встревожился тем, что каждую минуту на улицах Екатеринослава могла пролиться кровь, и разослал своих людей по полкам в казармы — выяснить их отношение к съезду. Тов. Гринбаум, а также Екатеринославская Федерация Анархистов опять сыграли свою роль против шовинистов. Анархисты — матросы Кронштадта поддержали делегатов съезда в этот день своими выступлениями перед полками, а также на фабриках и заводах перед рабочими.

В это время в Екатеринославе стоял один полк Георгиевских кавалеров. Полк этот всех приходивших к нему ораторов от большевиков освистывал. От имени съезда, мне и тов. Л. Азерскому, пришлось пойти в казармы этого полка, выступить перед ними и добиться от него резолюции по отношению к украинским шовинистам, пытающимся сорвать Съезд, не дать ему состояться и наметить ряд существенных вопросов для совместной деятельности на местах.

Мне не хотелось быть освистанным. Я за девять месяцев революции много раз выступал и ни разу не был освистан. Теперь же большевики внушили мне, что я буду освистан. В мою душу закралось опасение, но отказаться от дела съезда я считал неудобным. Пошли. Сели на извозчика. Приехали в полк, зашли в полковой комитет. Узнали, кто председатель, предъявили ему мандат от съезда.

Председатель полка Георгиевских кавалеров прочел мандат и, любезно предложив нам стулья, сам ушел собирать солдат на митинг.

Через минут 15-20 он вернулся и сообщил нам, что все люди в сборе. По выходе из комитета нас встретили два товарища анархиста — матросы из Кронштадта, и мы вчетвером пошли к собравшимся солдатам.

На митинге Георгиевских кавалеров мы основательно поспорили с офицерами, заставив одного из них заплакать и сорвать погоны, и мы добились того, что полк вынес свою резолюцию, в которой заявил: «со всякими покушениями на права губернского съезда крестьян и рабочих, который открыл свои занятия 2 декабря с. г. (был 1917) полк Георгиевских кавалеров будет бороться силой оружия».

Аналогичные этой резолюции были вынесены резолюции и другими полками и командами.

Это было неожиданностью не столько для съезда, сколько для большевиков. Все делегаты съезда были рады, что воинские части на их стороне.

Съезд возобновил свои занятия и закончил их в три дня.

Характерно в этом съезде то, что все, что он постановил в своих резолюциях, у нас в Гуляйпольском районе за 3-4 месяца до того было проведено в жизнь. И лишь одно нововведение было, которое у нас менее всего принималось в расчет: это — то, что советы на местах должны были получать средства от государства. (Должен отметить, что большевики и левые эсеры на это многих брали). Для Гуляйпольского района это нововведение было неприемлемо с той стороны, что он обосновал свою работу на антигосударственнических идеях и старался быть независимым от всяких центров, стягивающих все на путь государственности.

По окончанию съезда, делегаты его разъезжались по местам. Мы, я и т. Миронов, зашли в федерацию анархистов, с целью вытянуть из ее рядов несколько дельных пропагандистов и затянуть их из города в деревню. Но федерация, хотя и оправилась по сравнению с августом месяцем, когда я, будучи на губсъезде крестьян и рабочих, заходил в ее организации — клуб и др. — все же у нее сил было мало. Она еле-еле обслуживала город и прилегающие к нему поселки, Амур, Нижне-Днепровск и Кайдаки. Зато федерация была богата оружием: карабинами, винтовками и патронами. Екатеринославской федерации анархистов, ввиду особого положения города, левая большевистско-левоэсеровская власть выдала беспрепятственно без всякого контроля это оружие.

Большевики и левые эсеры видели в лице федерации анархистов — верного сына революции, который не пойдет в лагерь украинских шовинистов, ведших за своей спиной буржуазию против революции, и вообще в лагерь контрреволюции. И великий энтузиазм, веру и преданность делу революции екатеринославских анархистов использовали в каждом серьезно-революционном деле.

Имея в своем распоряжении это оружие, федерация анархистов отпустила несколько ящиков винтовок нам в Гуляйпольскую Группу Анархо-Коммунистов. Погрузив это оружие в поезд, мы с ним приехали в Гуляй Поле.

В Гуляй Поле мы сделали ряд докладов о съезде и всех препятствий, какие ставились на его пути. Последовательно, мы сделали такие же доклады и в других деревнях и селах.

С этих пор Гуляйпольский район начал определенно вооружаться и быть настороже по отношению к новым революционным владыкам. Предположение, что новые владыки — большевики и левые эсеры — будут тоже мешать творческому развитию свободной мысли и действиям тружеников подневольной деревни, мало по малу начало подтверждаться в мыслях даже тех тружеников, которые хотели верить большевикам и левым эсерам.

Крестьяне и рабочие узнали от своих делегатов, что большевик Эпштейн заявил на съезде: «Городской пролетариат пришел к власти, и нужно надеяться, что он создаст себе свое пролетарское государство. Мы, большевики, все силы отдадим ему на помощь созданию этого государства, так как только через него пролетариат достигнет максимума своего счастья…»

Трудящиеся Гуляйпольского района усмотрели в этих словах большевика, что партия большевиков обнаглеет и будет строить за счет крестьянства свое большевистское «пролетарское» государство, и напряженно следили за ходом событий в городах.

Крестьяне по селам снова взялись обучать друг друга, как нужно держать в руках винтовку и стрелять из нее.

«Враг наш — власть вооружена, — говорили они, — и она, если вздумает лишить нас прав на самостоятельную жизнь и новое социалистическое строительство, — вооруженно обрушится на нас. Мы должны поэтому знать, как держать в руках оружие, чтобы ответить ей тем же».

И крестьяне готовились. В самом Гуляй-Поле нашлись люди из бедных крестьян, имеющие за собой серьезную военную подготовку. С ними выходила вооруженная молодежь из села в поле и обучалась стрельбе, маневрам и т. д. Среди знавших свое дело и делившихся своими знаниями со всеми, кто желал, чтобы к нему пришли на помощь своими разъяснениями, особо заметным был Яков Домашенко. Он был душой молодежи и стариков в этом деле. И он оставался от начала и до конца с ними. А когда настало время вооруженной борьбы, он пошел в бой, неоднократно был ранен на посту борьбы за Хлеб и Волю.

• Предыдущая
• 24/48
• Следующая