Стратегическая семейная терапия - Маданес Клу - Страница 29

• Предыдущая
• 29/66
• Следующая

Когда по прошествии недели семья вновь явилась к терапевту, мальчик больше не устраивал поджогов. На сессии они повторили еще раз уже хорошо знакомую им процедуру разжигания и последующего тушения огня. На этот раз разгорелся почти настоящий пожар, устроенный в ведре из-под мусора. Терапевт продемонстрировала мальчику разные способы его тушения. Потом она сказала матери, что поскольку ее сын стал теперь настоящим специалистом по пожарам, ему должны быть предоставлены определенные привилегии, которых другие дети не имеют. Например, только он теперь может разжигать печь в доме. Мать согласилась с этим предложением и призналась, что чувствует по отношению к сыну большое доверие и уверена, что от него уже можно больше не ждать никаких поджогов. Итак, с проблемой пожаров было покончено. Следующие два месяца работы терапевт посвятила другим трудностям, переживаемым матерью. Помогая женщине справиться с навалившимися на нее проблемами, терапевт взяла на себя функцию ее защиты и опеки. А значит, сыну стало незачем опекать свою мать.

Руководитель отделения детской психиатрии Университетского госпиталя порекомендовал госпитализировать пятилетнего мальчика, обладателя столь необузданного нрава, что его мать отказывалась от дальнейших попыток контролировать поведение ребенка. Едва мать завершила весь комплекс приемных процедур, как возник отец, наложивший запрет на госпитализацию сына и, более того, в резкой форме выразивший свое неудовольствие действиями администрации отделения, избравшей подобную форму помощи ребенку. Он являлся отчимом, официально усыновившим мальчика. У маленького пациента была сестра в возрасте двух лет, приходившаяся родной дочерью обоим родителям.

После случившегося инцидента мать снова появилась в госпитале, умоляя зачислить ребенка на лечение на правах амбулаторного больного. Так семья получила направление на семейную терапию. Было очевидным, что терапевту пришлось бы проявить все свое умение, чтобы построить терапевтические отношения с отцом, так ловко отразившим попытки медиков помочь ребенку. На первую сессию отец не явился, так как не мог уйти с работы. Пришла только мать с обоими детьми.

Она была очень юной, даже ребячливой, и весьма привлекательной женщиной. Мать беспомощно наблюдала за тем, как сын систематически награждал тумаками и толчками маленькую сестру, когда та пыталась захватить одну из его игрушек. Правда, стоило терапевту сделать мальчику замечание, что драться на сессии не разрешается, тот переставал нападать на сестру. Оба ребенка были очень хорошенькими, но непослушными, и мать смотрела на них со смесью благоговения и изумления, будто ей не верилось, что она могла произвести на свет такое чудо, и уму непостижимо, что же теперь с ними делать. Часть времени по вечерам женщина работала официанткой, чтобы помочь семье с финансами. Когда она уходила на работу, с детьми оставались либо няня, либо отец. Никто из них не жаловался на поведение мальчика. Но учитель, по словам матери, постоянно сообщал ей, что сын плохо ведет себя в классе.

Терапевт попросила мальчика показать прямо здесь, в кабинете, как он обычно выходит из себя, когда чувствует вспышку злости и гнева, чтобы можно было понять, на что это похоже. «Хорошо, — ответил ребенок, — я хочу быть Супер-монстром „. С этими словами он выпятил свою мальчишескую грудь, согнул в локтях руки, придал лицу возможно более угрожающее выражение и со страшными воплями начал крушить и пинать ногами мебель. Мать попросили вести себя так, как она обычно поступает в подобных обстоятельствах. Она старалась остановить сына, слабым голосом призывая его успокоиться. Потом пыталась сделать вид, что сейчас отправит его в другую комнату и запрет там одного, как обычно пыталась это делать дома, хотя и безрезультатно, ибо сын принимался орать что было сил, колотя ногами в дверь, и она боялась, что соседи обвинят ее в жестоком обращении с ребенком. Ей был задан вопрос: достаточно ли точно мальчик изобразил приступ ярости и действительно ли она и дома ведет себя так, как показала во время импровизации. Женщина ответила, что сцена была сыграна достаточно точно, и терапевт попросил мальчика повторить все с самого начала еще раз. На этот раз ребенок сказал: «Я буду Франкенштейном“ — и возобновил сцену ярости, но на этот раз сделав тело более неподвижным, а лицо похожим на страшную маску.

Терапевт поговорила с мальчиком о Супер-монстре и Фран-кенштейне и расспросила его о любимых телевизионных программах. Потом поздравила мать с тем, что ей удалось воспитать такого замечательного, умного, наделенного ярким воображением ребенка.

На этой же сессии, мать и сына попросили разыграть сцену, в которой у мальчика как будто бы начался обычный для него приступ ярости. Тогда матери следовало отвести его в детскую комнату, где они должны были за закрытыми дверями крепко обняться и поцеловать друг друга. Мальчику при этом предстояло вести себя подобно его обожаемому Супер-монстру, неуклюже передвигаясь по комнате и производя много шума. Они проделали это дважды. Потом терапевт попросила мать симулировать приступ ярости. Мальчику следовало обнимать мать, целовать ее и просить успокоиться. И та, и другая сцены были выполнены очень хорошо и к обоюдному удовольствию матери и сына. «Я хочу, — сказала в заключение терапевт, — чтобы вы проигрывали обе сцены дома каждое утро, перед тем как мальчику отправиться в школу». Другими словами, сначала сын должен был имитировать ярость, а мать утешать его. Потом наступала очередь мамы представлять, будто она вне себя от ярости, а сыну следовало утешать и успокаивать ее, как на репетиции во время сессии. Представление должно было закончиться тем, что оба — и мать, и сын — отправлялись на кухню, усаживались вместе за стол и пили молоко с печеньем. Матери рекомендовалось завести «карту поведения» сына, выдавая ему картинку со счастливой мордочкой за хорошее поведение и с хмурой — за плохое.

На следующей неделе мать позвонила терапевту по телефону, чтобы сказать, что она не придет на сессию, так как сын ведет себя очень хорошо. Мать и сын добросовестно выполняли домашнее задание. На протяжении следующей недели положение оставалось без изменений, о чем терапевт узнавала из телефонных разговоров. Звонил также учитель, удивленный изменениями в поведении ребенка. Успех оставался стабильным, несмотря на то, что мать попала в автомобильную катастрофу и была вынуждена на длительное время оставить работу и сидеть дома. По прошествии шести месяцев достигнутое изменение уже можно было считать вполне устойчивым.

Гипотеза, лежащая в основе терапевтической интервенции в данном случае, сводилась к следующему. Хотя внешне мать занимала более высокую позицию относительно сына, поскольку заботилась о нем и обеспечивала всем необходимым, по существу она находилась у него в подчинении, так как все ее попытки установить над ним контроль терпели полный провал. Поставив перед ними сценическую задачу, которая требовала от матери имитировать приступ ярости, а от сына — утешать и успокаивать ее, терапевт акцентировала один из аспектов неконгруэнтной иерархии: зависимое положение матери по отношению к сыну. Но вся ситуация в целом — симулирование мальчиком присущих ему вспышек ярости, имитация матерью приступа гнева и своей беспомощности, утешение и поддержка со стороны сына — являлась игрой, веселым притворством, где все происходит как бы всерьез. И неконгруэнтность была разрешена. Кроме того, мать и сын стали ближе друг другу. Этому сближению очень помогли объятия, поцелуи, посиделки на кухне с молоком и домашним печеньем, к чему младшая сестра (как объект ревности) осталась не приобщенной.

И еще одна гипотеза данного случая: мать вела себя беспомощно и некомпетентно, чтобы повысить позицию отца в семье, особенно в отношениях с мальчиком. Чем больше она жаловалась, что сын не поддается никакому дисциплинированию с ее стороны, тем более компетентным и эффективным на ее фоне выглядел отчим, которому трудности подобного рода были совершенно не знакомы. Это обычный маневр матерей, пытающихся придать позиции отчима в глазах детей больше веса, власти и дать ему почувствовать себя вовлеченным в отношения с детьми. Отказ отца госпитализировать ребенка, его конфронтация с руководством госпиталя окончательно упрочила его позицию как главы дома. В этом смысле мать добилась полного успеха. Проблема заключалась в том, как разрешить «симптом» мальчика, удерживая отчима в его высокой позиции и одновременно добившись более компетентного поведения матери. Присутствия отчима не требовалось, чтобы решить данную проблему. Терапевт помогла матери найти новый фокус в отношениях с сыном — одновременно и шутливый и исполненный чувства любви. В результате мать овладела целым репертуаром взаимодействий с ребенком (шутливое притворство, объятия, домашнее печенье и молоко, предназначенные для сына), который не вступал в соперничество со сферой ответственности отца и не подрывал его позиций.

• Предыдущая
• 29/66
• Следующая