Расчет вслепую - Льювеллин Сэм - Страница 10

• Предыдущая
• 10/49
• Следующая

Скотто обвел фалы вокруг лебедок на рубке и поставил грот и геную[26]. Я передал штурвал Арчеру. Наверху ревели невыбранные паруса. Я намотал на лебедку шкот генуи и выбрал слабину. Парус сильно натянулся. Я провернул лебедку, Скотто, напрягшись, выбрал грота-шкот, и Арчер чуть-чуть подал штурвал вправо. Ветер резко ударил справа. «Аэ» нырнула левым леером в мутную Атлантику и рванула вперед.

Крупное лицо Фрэнка Миллстоуна от холода стало фиолетовым. Он отправился вниз и вернулся в желтом водонепроницаемом костюме. Другие уже давно надели их. Острый нос «Аэ» встретит первые волны океана за маяком, стоявшим на макушке Олд-Хеда. За кормой неслись брызги, и я услышал, как засмеялась Салли.

«Аэ» шла так круто к ветру, как это вообще возможно. Маяк приближался.

— Давай мне, — сказал я Арчеру. Он отошел в сторону. — Держитесь крепче!

В течение следующего часа я управлял «Аэ» и заставил ее потрудиться вовсю. Сначала мы прошли мили две в открытое море. Затем, ускоряя ход, приблизились к подножию Олд-Хеда. Обычно около этой горы вода бурлит очень сильно, а сегодня ветер шел против приливной волны, вздымая неистовые короткие волны. Скотто и я бросили «Аэ» на них, и яхта с шумом падала, поднимая пласты воды, пассажиры закрыли глаза, но держались. Наконец, когда мы уже миновали Хед, я повернул лодку в сторону моря, и Скотто поставил большой спинакер[27]. Луч солнца распорол облака и осветил зелено-оранжевое пузо паруса. Блестящие вееры воды вырывались из-под носа лодки и сверкали радугой. Стрелка прибора прыгала вверх и вниз вокруг отметки 18 узлов.

Салли ослепительно улыбнулась. Она ткнула Гектора под ребро и сказала:

— Опишите это.

Гектор перегнулся через борт, его вытошнило. Фрэнк Миллстоун покачал головой, ухмыляясь. Арчер подмигнул. Следующая волна прошла под кормой.

— Это еще не все, — сказал я. — Скотто, разверни нам геную номер четыре.

Брызги от следующей волны выбились тонкой струёй из-под носа, когда Скотто сражался с парусом. Спинакер опустился. А за ним начали расходиться облака, обнажая неровно очерченные куски голубого неба. Анемометр[28] показывал 25 узлов. Когда я повернул штурвал и привел «Аэ» к ветру, сильно натянутые снасти завизжали. Вода стала захлестывать палубу — не легкие свистящие капли подветренного галса[29], но бушующие волны Атлантики, когда «Аэ» сунула нос в быстрину. Впереди показался маяк.

— Прокрутим все действие еще раз, — сказал я. — Маяк — это Зубья. Мы огибаем их.

Миллстоун, Брин и Арчер разрывались на части, наблюдая одновременно за мной и за пенистыми утесами Олд-Хеда в двухстах ярдах от нас. Они знали, что «Аэ» проделывает в точности то же, что «Эстет» за несколько секунд до конца. Поллит, кажется, тоже сообразил, поскольку ему опять стало плохо. А Салли... ну, в общем, я не смотрел на нее. У нее было хорошее воображение, и она, вероятно, представляла себя на месте Хьюго.

«Аэ» ныряла в волны, подпрыгивая. Маяк приближался.

— Спокойно, — сказал я.

Большая волна прошла под лодкой, я почувствовал, как судно поднимается. Ветер трепал нас, стрелка анемометра подошла к отметке 30 узлов. Мы находились близко к Хеду, и я мог различить отдельные пучки водорослей, выброшенных на утесы. Гектор отвернулся, и его снова вывернуло.

— Она прекрасно справляется, — сказал я, — никаких проблем.

— Это чертовски глупо, — сказал Миллстоун. — Тогда ведь не было такого, правда? Не пора ли повернуть назад?

Брин мягко сказал:

— Я нахожу это чрезвычайно интересным.

Глаза и конец его сигары пристально смотрели на меня — три темных пятна, приводящие в замешательство. Маяк находился на траверзе[30].

— Уваливаемся под ветер... — сказал я.

Но фразы не закончил. «Аэ» заскользила по скату большой волны. Штурвал сильно рвануло. Потом почувствовалась легкая тряска. А затем все смешалось.

Паруса начали развеваться и хлопать, нос рванулся вверх и кругом, став в левентик[31] — прямо против ветра. «Аэ» отклонилась на 45 градусов. Поллит шлепнулся на палубу кокпита, и я увидел широко открытый от удивления рот Миллстоуна — как бы отдельно от лица, от всего тела, рот очутился в воде и вновь появился, изрыгая воду. Брин стоял на одном колене, норовя подняться, но крен сшиб его. Последовал жестокий удар, голова столкнулась с лебедкой, и я увидел, как Скотто поймал Брина за лодыжку, завернув собственную ногу вокруг мерной стойки удивительным движением, напоминающим осьминога, успев удержаться, когда борт уходил под воду. Руки Джорджии обхватили лебедку так, что скорее можно было вырвать руки из тела, чем разжать ее ладони. Арчер покачнулся, ухитрился сохранить равновесие и остался на ногах как теннисист, ожидающий нового удара. Салли вцепилась в мою талию, ее волосы отбросило прямо мне на глаза.

Я слышал смутный вой, он исходил не от моря. Это были голоса людей, охваченных паникой. Но я ничего не мог поделать. Передо мной маячило орущее лицо Миллстоуна с красными глазами, синими венами. «Аэ» качнулась назад, затем вновь в подветренную сторону. Но я ведь ничего, ничего не мог сделать, только крутить штурвал — налево, направо, — думая: вот она, чертова рекламная поездочка.

Лицо Миллстоуна возникло опять. На этот раз я смог его услышать.

— Что ты делаешь? — ревел он.

Я проорал так, чтобы и другие могли слышать:

— Это управление! Оно вышло из строя!

На секунду наступила полная тишина, словно я заставил море смолкнуть и дать всем услышать мое сообщение. Арчер воскликнул:

— Бог мой!

Затем Миллстоун принялся вопить, и Поллит тоже, их шумные протесты достигли новой и более острой грани, когда взгляды оторвались от яхты. Теперь все видели высокий темный утес в пятидесяти ярдах с подветренной стороны. Наверное, каждый подсчитывал, сколько времени потребуется нам, чтобы врезаться в скалу. И видимо, пришли к одинаковому заключению.

Поллит, упав на колени, завыл. Ему последовал Миллстоун. Я рявкнул:

— Заткнитесь вы, бабье, — и ударил по стартеру мотора. Ничего не произошло.

Арчер и трое остальных явно уже приготовились к гибели.

— Успокоиться всем, — приказал я. — Арчер, выбери шкот грота.

Я не хотел, чтобы мои пальцы примерзли к штурвалу. Шум от волны, бьющей в утес, перерос в глухой ошеломляющий грохот. Я сделал над собой невероятное усилие. Сердце вновь начало биться, как положено, и колени перестали дрожать.

Мы выдержали полушторм у подветренного берега. Над головой с треском рвались и трепыхались растравленные паруса[32]. Гектор все еще смотрел на меня, теперь молча, цветом напоминая воск. Так же выглядел Фрэнк Миллстоун. Я чувствовал страх, свою ответственность, я совсем одурел. В тот момент, должен сказать, мне лично было наплевать, если придется встретиться со скалами. Но ведь были другие, и в особенности Салли. Однако времени подумать о своих ощущениях или о том, что испытывают прочие, я не имел.

Я заорал на Скотто:

— Добери[33] стаксель!

Он понял, провел выхлестнувшийся шкот и добрал его. Нос отошел от ветра. Арчер работал над грота-шкотом, и, когда нос отвернул, грот наполнился.

— Вынеси стаксель на ветер, когда скажу! — крикнул я Скотто. — Фрэнк, проверни мотор! Салли, сигнальные ракеты! Джорджия, радио!

Совсем не трудно идти под парусом без руля, если вы хорошо знаете лодку. Секрет в том, что грот, находясь ближе к корме, старается поставить лодку на ветер, в то время как стаксель — он возле носа — норовит повернуть в противоположную сторону. Процесс, как говорится, управляемый, и, маневрируя обоими парусами, можно выровнять курс. Это под силу даже простому матросу небольшой шлюпки в гавани при несильном ветре. Но при шести баллах, при волнах, прошедших весь Атлантический океан с единственной целью разбиться о скалы Олд-Хеда, справиться не так легко. Однако я не юнга, а морской волк. Я выкрикивал приказы Скотто и Арчеру, в то время как Джорджия и Салли потащили Брина в каюту. За ними последовал Миллстоун. Движение судна облегчилось, как только паруса наполнились. Испытывая килевую качку, «Аэ» начала осторожно пробираться вперед. Но к этому моменту скалы были всего в сорока пяти ярдах, и мы очутились уже на краю белой от откатных волн воды.

• Предыдущая
• 10/49
• Следующая