Прилив - Льювеллин Сэм - Страница 15

• Предыдущая
• 15/72
• Следующая

— Стало быть, я в тупике.

Наступило молчание. Наконец Джордж сказал:

— Оставляй яхту здесь. Я взгляну на этот кингстон и отряжу туда на недельку двух парней; оплата по себестоимости. Получишь судно в полном порядке. Может, тебе удастся продать его где-нибудь еще.

Казалось, Джордж был всецело поглощен своей зажигалкой.

В среде судостроителей существуют свои законы. Удачливый судостроитель не делает такого рода предложений даже своим старым друзьям. Чтобы избежать разочарований, он предпочитает смотреть на все с мрачной стороны и разочаровывается куда чаще других. Предложение Джорджа было выгодно мне, а не ему.

Он поднял глаза.

— И посторожить девушку, — добавил он.

А затем стал напевать себе под нос песенку. Он был старым английским и всебританским чудаком, Джорджем. Мы с ним оказались сходки в двух вещах, и это была одна из них. Песня, которую он напевал, называлась «Коварный Айви»: «Можно смотреть, но лучше не трогать».

— Я и не собирался этого делать.

Подошла Бьянка с коробкой обуви. Мы взяли такси и вернулись в ресторан. Я прокладывал ей путь через толпу пассажиров автобуса, японских туристов, которые, словно стая скворцов, рассаживались за выносные столики.

Два старика и слепая женщина сидели в дальней части бара. Я прошел за стойку, шлепнул на нее пару стаканов и наполнил их.

— Сейчас опять спросишь меня: где Тибо? — выказала проницательность Бьянка. — Так вот: я все еще не знаю этого.

Я набрал полный рот вина и оперся локтем о стойку. Бургундское оказалось благородным, нетерпким и неразбавленным, но оно не сняло утомления.

— Бьянка, сегодня утром я оказал вам услугу. Долг платежом красен.

— Что вы хотите?

— Где Тибо хранит свои записи?

Лицо Бьянки окаменело и стало непроницаемым.

— Записи чего?

— Тибо говорил, что застраховал яхту, которую я пригнал. Хотелось бы узнать, кем она застрахована, чтобы подать исковое заявление и оплатить ремонт.

Секунд десять Бьянка пристально смотрела на меня, а затем выдохнула:

— Порой трудно припомнить, что такое «друг».

Она потянула к себе блок счетов и что-то настрочила.

— Это брокерская контора, в которой оформлена страховка. Вероятно, там смогут помочь.

Из ресторана доносился гул голосов.

— Англичане пришвартовались, — сообщила Фрэнки. — Я пойду.

— Хочешь немножко поужинать?

Она улыбнулась мне гораздо нежнее, чем когда-либо прежде. Я вдруг почувствовал ее близость, и у меня возникло ощущение, будто мы с ней заодно против всего этого холодного и враждебного мира.

Фрэнки положила ладонь на мою руку, пожала ее и вышла.

Вошедшие англичане расступились, пропуская ее. Фрэнки проследовала мимо них с грацией молодого оленя, затесавшегося в коровье стадо. Я сложил листок, который мне дала Бьянка, и сунул его в задний карман своих джинсов.

Группа англичан состояла из женщины и трех мужчин, одетых в чересчур короткие красно-коричневые брюки, чересчур длинные синие шерстяные фуфайки и стоптанные голубые башмаки.

— Боже милостивый! — воскликнул человек в центре группы. — Да здесь ирландец!

К такого рода выражениям поневоле привыкаешь, если хочешь сохранить дружбу с Джастином Пибоди. Я тут же отвел глаза от Бьянки, положил руки на стойку бара и сказал, выпячивая ирландский акцент:

— Добрый вечер, леди, джентльмены и Джастин! Чего изволите?

Джастин отворил щелку рта и засмеялся тем ослиным смехом, который был свойственен ему в минуты отдыха. В своем рабочем костюме он выглядел большим и гладким, как тюлень. Морская экипировка придавала еще большую ширину его плечам футболиста и утолщала шею. Лоб его был до красноты опален солнцем, а белокурые волосы, взъерошенные ветром, стояли дыбом. Джастин выглядел словно викинг в доставляющем особое наслаждение набеге.

— Мики! — заорал он.

Только Джастин называл меня так.

— Что ты делаешь здесь?

— Работаю, — сказал я.

Они заказали джин и тоник.

— А где Фрэнки?

— Скоро придет.

Джастин приплыл на своей яхте под названием «Ариадна». Мы обсудили проблемы мореплавания. Джастин был явно смущен тем обстоятельством, что я выступаю в качестве прислуги, а он — в роли босса. В его консервативном светском суждении содержался намек, что ситуация, может быть, слишком близка к истинному положению дел, чтобы чувствовать себя в ней комфортно.

Я налил англичанам еще джину.

Дверь, ведущая в частные апартаменты, распахнулась, и вошла Фрэнки, щеголеватая и ладная, в синей шерстяной фуфайке и красной мини-юбке. Она накрасила губы и наложила на глаза тени. Увидев меня, Фрэнки улыбнулась и собиралась продолжать в том же духе, что и днем, как вдруг заметила Джастина. Она, вероятно, притворялась, будто считает меня распутным человеком, но хорошо помнила, с кем веселилась.

Джастин представил ее своему экипажу.

— Безжалостное сердце, — отрекомендовал он ее. — Предлагал ей поплавать лето на «Ариадне», членом команды. Так нет: предпочитает прозябать в портовой забегаловке.

Джастин вновь раздвинул в усмешке прорезь рта.

— Выглядишь такой прелестной сегодня вечером, — добавил он. — Должно быть, тут замешан ухажер. А, Фрэнки?

— Ха!.. — загоготала его команда.

Фрэнки отвернулась и тщательно протерла несколько уже сверкающих чистотой стаканов в глубине бара. Я взглянул через белые ресторанные столики в окно: над юродом опустился вечер, и толпы людей прогуливались по набережной. На улице было довольно свежо из-за несущего прохладу океана. В чернильно-черной гавани покачивались фонари. Мерцали буи в открытом море. Дым разъедал мои глаза.

На булыжнике тротуара жалобно взвизгнул мотоцикл и, артистично развернувшись на заднем колесе, затормозил. Гордо ступая, наездник вошел в ресторан.

Он оказался человеком невысокого роста, атлетически сложенным, с узкими бедрами и плечами боксера. На нем была черная кожаная куртка, джинсы и большие черные с высокой шнуровкой ботинки, со звонким хрустом сапожных гвоздей вбиваемые им в пол. Он обладал лицом избалованного греческого Бога: нос — слишком прямой, губы — слишком чувственны.

Я откинул доску, перекрывающую вход в собственно бар, и двинулся в его направлении. Человек в кожанке вышагивал между столиками. Его глаза рыскали по углам, высматривая кого-то.

— Вечер добрый! — любезно и спокойно произнес я.

Во рту у меня пересохло. Я уже видел его прежде. Это был тот самый «милый паренек», который затолкал в камин Бьянку в Мано-де-Косе.

Он вглядывался в дальнюю часть помещения, возле бара, и был слишком неприветлив, чтобы взглянуть на «официанта».

— Где Фрэнки?

Сердце, казалось, перевернулось в моей груди.

— Кто вы? Как ей доложить?

Жестом, позаимствованным из гангстерских боевиков, он прикурил «Мальборо» и сквозь дым обозрел бар.

— Жан-Клод, — холодно произнес он.

— Понял! — сказал я. Ну, Фрэнки, дура ты набитая!

Дверь в бар отворилась и вновь закрылась. Оттуда вышла Фрэнки, остановилась в полушаге, глаза ее засветились от радости. Она улыбалась. «Милый паренек» улыбался в ответ. Его улыбка была широкой, солнечной и очень теплой. Верилось, что он и впрямь рад ее видеть. Я почувствовал, как кровь в моих жилах закипает от ярости.

— Так ты пришел повидать Фрэнки или получить обратно свой нож? — выпалил я.

Теперь-то он взглянул на меня. Узнал. Развернулся и ринулся прочь. Я был слишком разгневан, чтобы мыслить правильно, вытянул руку и схватил его за воротничок кожанки.

— Так ты — ухажер моей дочери? — процедил я. — Расскажи-ка мне о себе, да ничего не утаивай!

Он ударил меня. Неожиданно, без всяких объяснений. Просто его кулак приземлился на мою правую щеку. Удар был не сильным, но расчетливым и вышиб из глаз слезу. С тех пор как я покинул школьный ринг, мне никого не приходилось бить. «Тебе следовало ударить первым», — укорил я себя. Ботинки Жан-Кдода прогрохотали по начищенному деревянному полу, по пути он задел и перевернул стул. Жан-Клод удирал.

• Предыдущая
• 15/72
• Следующая