Кровавый удар - Льювеллин Сэм - Страница 68

• Предыдущая
• 68/71
• Следующая

Кильватеры между корпусами рычали по-львиному. "Лисица" обходила "Вильму" на скорости в один узел. Пит, прищурившись, стоял у штурвала, прикидывая расстояние. Он сказал что-то Дину. Я с такой силой вцепился в бакштаг, что у меня заболела рука. Дин кивнул мне. Кормовой подзор "Лисицы" приблизился к корме "Вильмы" так, что расстояние между двумя судами было не больше фута. Крепление ванта на правом борту "Вильмы" медленно приблизилось ко мне.

Я ступил на борт "Вильмы".

"Лисица" отошла в сторону. Я схватил в каждую руку по ванту, перелез через фальшборт на палубу. "Вильма" — корабль, а не яхта. Ее экипаж сидел на корточках за фальшбортом, прячась от хлещущего дождя. Палуба напоминала широкий деревянный пол танцзала, по ней ручьями текла вода. Я побежал на корму, где стоял рулевой в плаще с капюшоном. Молния вспыхивала, как стробоскоп[29]. Все вокруг двигалось рывками, словно в немом кинофильме. Гром грохотал, как кувалда по литаврам. Никто не пошевелился.

У рулевого была борода. Бородатые люди меня не интересовали. Позади, опершись на решетку сходного трапа, сидел человек с короткими усами. В этой самой позе я увидел его впервые: одетый в снаряжение инструктора, в тяжелые ботинки и в куртку, он сидел, прислонившись к печке, в "Школе лидеров" в Кейдер-Идрис.

Он увидел, что это я. И бросился на меня.

Он был маленький, жилистый и подвижный. Он с силой ударил меня, целя в шею, но попал в плечо. Я нанес ответный удар, размашистый свинг, и промахнулся. Рука онемела. Я чувствовал, как кренится большая шхуна, неуклонно скользящая по фарватеру. Оцепеневший от дождя и грома экипаж смотрел на нас, разинув рты. Он снова бросился на меня. Я разозлился. Я схватил его за ворот и швырнул на рулевого. Рулевой увернулся. Усатый повалился на руль. Спицы вонзились ему в спину. Он хрипло, истошно завопил, отшатнулся, сшиб рулевого, тот покатился под уклон палубы. Штурвал завращался. Паруса затрещали. "Вильма" накренилась, отвернулась от ветра и сменила галс. Вместо бульканья кильватера раздался рев. Краем глаза я увидел сосны на берегу. Я повернулся к поручням, выхватил из решетки кофель-нагель. Усатый снова был на ногах и двигался ко мне медленно, как будто у него все болело.

Я с силой ударил его кофель-нагелем по физиономии.

Мир развалился на кусочки.

Палуба ушла из-под моих ног, вернулась, снова закачалась. Я упал лицом вниз, закричал:

— Ложись!

Раздался душераздирающий треск. "Вильма" замедлила ход, остановилась. Краем глаза я увидел, что высокие, как колокольни, стеньги согнулись, словно удочки, переломились и посыпались на палубу страшным дождем из дерева и железа. Мель, подумал я. Остались без мачт. Наверху болталась парусина. Внизу слышались вопли.

Палуба пришла в движение. Она скользила, качаясь и кренясь. Узкий проход между островами оказался за кормой. Корабль стронулся с места. Теперь он снова плыл к глубине. Но недолго.

Ребята из экипажа носились по палубе. Я крикнул:

— Спасательные жилеты! Шлюпки!

Они были хорошо вышколены. Теперь на палубе появились помощники капитана, они разделили ребят на вахты, пересчитали. У рулевого было широкое загорелое лицо, с бороды ручьями текла вода. Он силился что-то сказать, но не мог произнести ни слова.

— Позаботьтесь об экипаже, — приказал я.

"Вильма" двигалась тяжело, с трудом. Ее нос опустился. Она подскакивала и падала на маленьких волнах. Подскакивая, она поднималась все меньше, а падая, погружалась все глубже.

— Все на месте?

— Все на месте, — сказал бородатый.

— Она утонет. — Человек, напавший на меня, лежал на палубе, из царапины на голове шла кровь и стекала в шпигаты.

— Заберите его.

Бородатый колебался.

— Идите, — велел я. Снизу слышалось устрашающее бульканье.

Бушприт погружался в воду. — "Лисица" возьмет вас на борт. Я иду вслед за капитаном.

Он спросил:

— Вы Билл Тиррелл?

— Да, — ответил я.

Казалось, это слегка успокоило его, и он побежал распоряжаться. Они начали сбрасывать спасательные шлюпки. Стояла странная тишина. Гроза кончилась.

Так вот почему капитана нет на борту!

Я повернул задвижку двери сходного трапа на корме. Мимо меня пронеслась струя воздуха, сжатого бегущей на судно водой. Я соскользнул по ступеням в кают-компанию.

Это была большая каюта, обшитая панелями, ее освещали иллюминаторы. Я слышал, как с моего макинтоша падали дождевые капли и ударялись о натертые тиковые доски пола. Посреди каюты стоял большой стол, за который при торжественном случае могло усесться восемь человек. Сейчас в его дальнем конце сидел только один человек.

Отто Кэмпбелл.

В руке у него был микрофон рации. Он сказал:

— Благодарю вас, радио Ханко. Отбой. — И, не оборачиваясь, повесил микрофон позади себя. Потом он обратился ко мне: — Добрый день, Билл.

Я не ответил. И не двинулся с места. На нем была красная с черным тартановая рубашка с закатанными рукавами. Микрофон он положил на место левой рукой. В правой у него была двустволка, нацеленная мне прямо в живот.

— Садись, — сказал он. — На крайний стул.

Я сел. Стол был наклонен к нему. У "Вильмы" была течь спереди, большая ли, я не знал. Через переборку у него за спиной было слышно, как клокочет вода, скрипят снасти — звуки умирающего корабля.

— А я как раз о тебе говорил, — сказал он. — И о твоей шлюхе. Она на первом же корабле отправится в Эстонию.

— За портами следят.

— Только не за грузовыми депо, — возразил он. — И не за старой "Звездой Науво". Конечно, для тебя это имеет чисто академический интерес.

— Твой корабль тонет, — сказал я.

— Ага, — согласился он. — И ты вместе с ним. Тебя же никогда не учили выживать, правда?

— Твоими методами — нет.

— Нужно быть солдатом. Это единственный метод.

Он погладил пальцами свой длинный подбородок, глаза у него блестели, казалось, они смотрели на что-то, видимое только ему. Их взгляд был мечтательным. Я знал, о чем он размечтался. Я провел языком по пересохшим губам.

— Значит, ты странствующий рыцарь, — сказал я. — Восстанавливаешь справедливость. Расчищаешь путь королю Глейзбруку из Камелота и рыцарям Круглого Стола. Спасаешь гаснущее пламя цивилизации. Отражаешь силы зла, покрывая грязных старых министров и уничтожая закоренелых преступниц вроде Мэри Кларк.

— Умник паршивый, — сказал он. — Мне всегда говорили: остерегайся этого Тиррелла, он умный.

— Уж поумнее тебя, — ответил я.

— Да ну? — Его глаза сузились. Разозлился, подумал я. Это хорошо. — Почему же?

— Такое случается со странствующими рыцарями. Когда ты берешься за дело, ты чист как стеклышко. Лелеешь честолюбивые замыслы. И прежде чем успеваешь сообразить что к чему, ты уже весь в грязи, а замыслы проваливаются.

— Ну-ка, объясни, — потребовал он. Зол как черт, подумал я. Если он до сих пор не убил тебя, может быть, и пронесет.

— Ты полагаешься на Невилла Глейзбрука. И обнаруживаешь, что он любит путаться с наемными мальчиками в грязных притонах. Настоящий странствующий рыцарь этого бы так не оставил. А ты оставляешь, потому что Невилл влиятелен и то и дело тебе помогает. И когда Леннарт Ребейн отправляется ко мне с некими фотографиями, ты его убиваешь. Не знаю, что ты наговорил об этом Невиллу, но уж наверняка дал ему понять, что он тоже замешан. Так что он все знал о тебе, но не мог никому сказать. Два сапога — пара. Повязаны педерастией и убийством. Солдатские доблести, так, что ли, Отто?

Его лицо было смертельно бледным. Глаза сверкали, как лакированные камешки. Стол кренился все круче. С палубы послышался голос:

— Капитан!

— Все хорошо, — спокойно отозвался Отто. — У меня еще дела. Сбрасывайте спасательные шлюпки. Скажите "Лисице", чтобы стояла рядом.

• Предыдущая
• 68/71
• Следующая