Кровавый удар - Льювеллин Сэм - Страница 2

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая

— Лучше поздно, чем никогда! — приветствовали нас с борта шхуны, привязанной к огромному бую. Слабый желтый свет освещал ее прямоугольные паруса. Я подвел "Лисицу" к причалу так, чтобы наш парусник встал параллельно "Вильме" и в пятидесяти ярдах от нее. Паруса захлопали и обвисли. Теперь все. Мы на месте.

Я никогда не стремился изображать из себя морского волка, отдающего приказы командирским голосом. Я просто крикнул моим питомцам:

— Пошел!

Я бессчетное число раз проделывал все это. Сейчас загремит цепь, начнет разматываться с железным лязганьем, заскрипят семидесятилетние шпангоуты "Лисицы", и где-то там, в глубине, якорь плюхнется в черный ил.

Но неожиданно для меня на "Лисице" начало твориться что-то непонятное. После моего "пошел" вместо грохота цепи раздался какой-то тупой удар или скорее шлепок. И только потом зазвенела цепь и якорь плюхнулся в воду, подняв брызги.

— Что там было? — спросил я.

— А было ли что? — ответил Дин вопросом на вопрос.

— Кто на вахте?

— Мэри. — В ответе Дина послышалась неуверенная нотка.

— Пришли ее ко мне.

Прилив закончился, вода уходила медленно и плавно. От якорной цепи поднимались пузырьки. И что-то скреблось там, внизу, о борт "Лисицы".

— Это лодка, — сказала подошедшая Мэри.

Она не очень твердо стояла на ногах, и от нее разило ромом.

— У тебя еще сколько в запасе бутылок? — спросил я.

— А-а... пустые... — Мэри махнула рукой. Говорила она медленно, как бы с трудом находя слова.

"Спокойно, — сказал я себе, — ни в коем случае не кричать, не требовать покаяний и обещаний".

Я знал от моих подопечных, что шесть месяцев назад Мэри признавала только героин. Так что и ром для нее — большой прогресс. И вообще глупо поднимать сейчас лишний шум. Я сам заверил "Молодежную компанию", что "Лисица" — прекрасное место для перевоспитания сбившихся с пути детей. Я заверил компанию, что все будет в порядке.

— Ну, и откуда же она взялась, эта лодка? — спросил я Мэри.

Дин уже держал наготове багор.

— Не знаю, — с запинкой пробормотала Мэри. Ей пришлось ухватиться за трос, чтобы не упасть. Даже в темноте были видны синяки у нее под глазами.

— Куда же ты смотрела? — допытывался я. — А если бы мы опрокинули эту лодку?

— Она дрейфовала, — голос Мэри звучал все более невнятно, — а потом стала тонуть...

Но пора было прекращать педагогический разговор. "Лисицу" относило отливом в сторону от "Вильмы", якорная цепь натянулась до предела, шеренга береговых огней отдалилась. Я понял, что якорь уже не держит.

— Билл, не зевай! — Это был голос Пита.

Я и сам понимал, что мы попали в дурацкую ситуацию. Только что стояли с обвисшими парусами на своем месте у причала. Теперь наши паруса хлопают и раздуваются от ветра. Сзади из-за кормы на нас надвигаются какие-то незнакомые огни. И вахтенные всей флотилии сейчас с интересом наблюдают за тем, что проделывает наша "Лисица". Завтра насмешки нам гарантированы.

Мы выплывем против течения. Это уже с нами бывало, подумал я, но придется попыхтеть.

Мои ладони стали скользкими от пота. Я наклонился и повернул выключатель сигнального фонаря. Потом нажал на кнопку стартера. Двигатель взвизгнул и затих. Я снова и снова давил на кнопку. Двигатель не заводился.

— Полетели сцепления? — спросил Дин.

Я молча покачал головой. У двигателя старушки яхты не было коробки передач, винт был напрямую соединен с мотором. Мне приходилось слышать взвизги двигателя и раньше. В последний раз это было, когда я огибал рачью клешню мыса Сен-Мало.

— Винт вышел из строя, — спокойно пояснил я Дину. — Ставьте паруса.

Я понимал, что они устали, но ничего не поделаешь, им придется снова поработать. Я повернул руль, и темный палец бушприта указал на белеющий в ночи длинный корпус "Вильмы". Иного выхода у меня не было. Будь что будет. Только бы руль меня не подвел. А я чувствовал, что он перестает меня слушаться — что-то ему мешало там, под водой. Я уже был весь мокрый от пота, от холодного, отвратительного пота. У меня на борту дети. Я за них отвечаю!

Я плавал на "Лисице" с юности и отлично знал все ее достоинства и все слабые места. Я любил свой большой и старый парусник, которому уже исполнилось три четверти века. Но сейчас мне не оставалось ничего другого, как врезаться в "Вильму", стараясь ее не расколотить — и "Лисицу" тоже. Ветер умер. Ни ветра, ни руля. Маневрировать невозможно. Во рту у меня пересохло. В старые времена на кораблях в такие минуты моряки возносили молитвы. Мой экипаж продолжал веселиться. Кто-то предложил всем вылезти и подтолкнуть. Идиотская острота!

Стоявший рядом со мной Пит излучал спокойствие. Я сказал ему:

— Хорошо бы не промазать — угодить точно в "Вильму".

— И чтобы она устояла, — добавил Пит.

— Она привязана к бую, — сказал я.

— Будем надеяться, что крепко, — заметил Пит.

Рядом послышалось восторженное восклицание Дина:

— Ух ты! Шлюпка по правому борту! Поглядите, какая красивая!

Нам с Питом было не до шлюпки. Впереди неподвижно стояла "Вильма". Зажав руль между колен, я тянул за грот, пытаясь править против ветра. Бушприт "Лисицы" я старался держать нацеленным между мачтами "Вильмы". Теперь мы уже совсем близко.

— Спустить паруса! — крикнул я.

Они выполнили свою работу беспрекословно. За две недели на "Лисице" все-таки создалась обстановка взаимопонимания, как выражаются дипломаты.

— А теперь держитесь! — предупредил я.

"Лисица" вплотную приблизилась к "Вильме". Наш кранец коснулся ее борта, и в этот момент девушка с палубы "Вильмы" ловко перебросила нам трос. Я посоветовал своему экипажу, чтобы они покрепче привязались по борту и по носу.

В общем-то мы легко отделались. Оба парусника не пострадали и могут завтра отправляться в плавание.

Со стороны можно было подумать, что я спятил, занявшись на палубе гимнастическими упражнениями. На самом деле у меня судорогой свело ноги.

Команда "Лисицы" убирала паруса. На палубе "Вильмы" появились двое взрослых. Высокий, широкоплечий, чисто выбритый мужчина в поношенном костюме яхт-клуба "Гернси" и маленький — в сером костюме и черных ботинках.

— Что случилось? — спросил высокий.

Я рассказал.

— О Боже! — произнес он сочувственно.

Цена его сочувствия была мне известна. Отто Кэмпбелл долго служил в САС[2]. Мало кто мог сравниться с капитаном "Вильмы" в упрямстве и хитрости.

— Все в порядке. Не волнуйся. Мы привязаны к бую, — сообщил он мне, внимательно разглядывая мою команду, словно у него были причины сомневаться, все ли целы. После совместной стоянки в Амстердаме он наверняка помнил в лицо многих моих ребят, если не всех. Позади меня кто-то громко икнул. Он ухмыльнулся и бросил:

— Привет, Мэри!

— Привет.

Лучше бы она не открывала рта. Запах рома поплыл с "Лисицы" на "Вильму". Отто покрутил носом:

— Хорошо погуляли?

— Нормально, — пробормотала Мэри.

Человек в черных ботинках не проявил к нам никакого интереса.

— Мы с Биллом старые друзья, — сказал ему Отто. — А это, Билл, инспектор Робертсон из полицейского отделения Медуэя. Не удивляйся. Дело в том, что у нас на борту министр.

— Министр?

Мэри позади меня громко икала.

— Невилл Глейзбрук нанес нам официальный визит. — В его голосе слышалась ирония. "Молодежная компания" целиком и полностью зависела от Невилла Глейзбрука, а главное — от его финансовой поддержки. Но, в конце концов, что мне за дело до его денег?! Я просто управляю кораблем и не собираюсь ни перед кем лебезить.

— Твой брат тоже был здесь. Думал дождаться, но ему пришлось уехать — срочные дела, — продолжал Отто.

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая