Кровавый апельсин - Льювеллин Сэм - Страница 17

• Предыдущая
• 17/57
• Следующая

Грот теперь по форме напоминал поставленное вертикально гигантское крыло. Мы твердо встали на курс. Я почувствовал, как наветренный корпус стал понемногу выходить из воды; мы шли гораздо мощнее, чем раньше. Мельчайшие водяные брызги поднимались облаком за кормой подветренного корпуса и долго висели в воздухе, как дым. Чарли молча поднял вверх большой палец. Мэй, присев на корточки рядом с Агнес, радостно визжала.

И я вполне разделял ее чувства.

— О'кей, — сказал я, постаравшись придать голосу бесстрастное выражение. — Ну, посмотрим, что он сможет.

И мы заставили его потрудиться. Точнее говоря, заставил я, а Чарли тем временем, как колдун, проводил психоанализ новой мачты, Скотто сбился с ног, выполняя указания Чарли: подтянуть ромбованты, на полдюйма вытравить фал, на несколько дюймов больше спустить шверт при крутом бейдевинде... Постепенно, проверив точнее настройку на «Шербурском треугольнике» и на Кубке Уотерфорда, мы выясним все нюансы. К тому времени, когда нужно будет пересечь стартовую линию регаты «Вокруг островов», мы должны знать абсолютно точно, как судно будет себя вести в любой ситуации. Так прошло часа полтора. Чарли, оглядываясь по сторонам, вдруг воскликнул:

— Эй, смотрите! Что это? — Его крупная волосатая рука показала в юго-западном направлении. У самого горизонта я разглядел маленький белый треугольник.

Мэй, у которой зрение было получше, сообщила:

— Это парус... Такой же, как наш!

Я приложил к глазам мой любимый бинокль, — водонепроницаемый «Шмидтс». Корпуса я не увидел; над бледно-голубой поверхностью моря торчал один белый парус. На нем был нарисован большой оранжевый круг. Даже на таком расстоянии я видел, как он движется.

— Это многокорпусник, — уверенно сказал я.

Агнес оказалась рядом.

— Вы умеете управлять яхтой? — спросил я ее. Указав на виднеющийся вдалеке мыс Данглас, я сказал: — Держите на край этого мыса!

Затем я незаметно оглянулся, ища глазами Скотто. Тот понимающе кивнул. Он проследит, чтобы у штурвала не возникло проблем. Я прошел вперед и подтянулся на вантах, чтобы иметь более высокую точку для обзора.

Я уже мог различить корпуса и белый пенистый след, который оставлял за собой этот крупный катамаран, идущий достаточно свободно к ветру на полном бейдевинде. Шел он великолепно; наветренный борт лишь слегка касался воды. Корпуса были ярко-оранжевого цвета.

— Все ясно! — крикнул я. — Это Джон Доусон! Джон Доусон работал на совесть. Его новые спонсоры могли гордиться им.

— Сейчас посоревнуемся, — обратился я к Агнес. — Думаю, он тоже не прочь опробовать новую лодку! — Я почувствовал, как палуба накренилась, когда мы немного увалились[24], чтобы приблизиться к другому катамарану, услышал звук передвижения ползунка по погону гика-шкота и дернулся было занять место за штурвалом, но удержал себя.

Управлять катамараном не сложно; гораздо сложнее управлять им грамотно. Найти единственное верное соотношение угла атаки паруса положения шверта и рулей — все равно что пройти по лезвию бритвы Агнес стояла, широко расставив ноги, штанины ее несоразмерно широких джинсов нещадно полоскались на ветру; прическу разметало.

Я ногами чувствовал, что «Секретное оружие» идет отлично; один корпус почти парит над водой, другой ровно режет волну.

Я перевел взгляд на Доусона и вдруг сообразил, что мы можем столкнуться.

Скотто негромко, в сторону произнес:

— Она сказала, что у нее есть опыт...

— Я ходила с Бобби Жако в регате «Двойная звезда», — громко сообщила Агнес.

Тут я призадумался. Я знал, что Жако был женат и брал на гонки свою супругу...

— Да-да, — весело добавила она. — Вы правильно догадались! Забирайте штурвал!

Я покачал головой и остался у погона гика-шкота, контролируя, чтобы грот не перекинуло на другой борт при резком изменении ветра. «Секретное оружие» и апельсиновый катамаран Джона Доусона сближались с суммарной скоростью в сорок пять узлов.

Подойдя на расстояние примерно полумили, мы сделали поворот оверштаг[25]. Наш парусник развернулся, как заправский слаломист, подняв тучу брызг, которая обрушилась на палубу. Я взял штурвал и подошел к Доусону совсем близко. Нас разделяло не более сорока футов. Доусон стоял на корме. Рядом с ним я узнал Морта Салки и Дуга Сайлема. Увеселительная прогулка для спонсоров. Джон, как всегда, улыбался; ветер трепал его бороду.

— Отличная лодка! — крикнул он.

— У тебя не хуже! — крикнул я.

Ни один из нас на самом деле так не думал. Обычная вежливость, игра. Джон немного потравил грот. Пока он занимался этим делом, я поймал себя на том, что улыбаюсь. Всем был известен бойцовский характер Джона, но также все": была известна его излишняя самоуверенность.

Что ж, чем раньше начнешь соревноваться — тем лучше. Я сказал Скотто:

— Потрави грот немного.

Он взялся за рычаг гидравлического привода и отпустил оттяжку на шесть дюймов. Ленты-колдунчики, пришитые вдоль задней шкаторины, обычно трепетали одинаково по всей высоте паруса, показывая, что он стоит правильно.

Теперь же верхние беспорядочно заметались в турбулентном[26] потоке, срывающемся с кромки верхней части грота, деформированного произведенной операцией. Я почувствовал, как катамаран замедлил ход. Доусон шел точно. Его наветренный корпус словно гладил верхушки волн; казалось, что он мчится по рельсам, как хороший поезд, туда, где вдали едва виднелся Пултни. Медленно, почти незаметно он начал уходить вперед.

Мэй обернулась ко мне, ее широко раскрытые глаза горели азартом.

— Он выигрывает! Догони его!

— Я стараюсь, — ответил я серьезно.

— Но не очень, — хмыкнул Скотто и подмигнул мне.

Доусон уже был впереди. Подрезая нам нос, он помахал рукой; мимо пронеслись огромные корпуса его катамарана, похожие на пару эсминцев.

— Ну вот, теперь это вполне уверенный в себе человек, который только что обыграл конкурента, да еще на глазах у своих спонсоров, — сказал я, обращаясь к дочке. — А самая главная ошибка самоуверенного человека, Мэй, в том, что он перестает работать так усердно, как другие...

Агнес улыбалась. Ее щеки разрумянились от ветра.

— Очень хитро, — оценила она. Она отвела взгляд от «Апельсина» и принялась разглядывать Зубья, показавшиеся к югу от нашего курса. Скалы были подобны черным клыкам, которые торчали из покрытых пеной десен. — Как вы думаете, почему сбежал этот парень, Алан? — внезапно спросила она.

Я отмолчался. Сейчас о нем мне совершенно не хотелось думать. Она посерьезнела и сосредоточилась на Зубьях. С востока на запад на четыре мили тянулась эта непрерывная гряда скал, если не считать того самого узкого прохода в западной ее оконечности.

— Должно быть, он просто сошел с ума, — продолжила Агнес свою мысль. — Или его чем-то сильно напугали...

Она смотрела на меня прямо, мягко и доверительно. Я подумал, что теперь понимаю, как ей удается писать интересные репортажи. Никто не устоит перед таким взглядом, выложит как на блюдечке все, что ей захочется узнать. Неожиданно я разозлился. Если я собираюсь участвовать в гонках, мне следовало бы держать все мое при себе и сосредоточиться на этом, а не трепаться со всякими журналистами, даже не зная, что из этого получится.

— Вы угадали мои мысли, — произнес я.

— Я поняла: вы не хотите затрагивать эту тему, — ответила она холодно.

— Покойники всегда правы, — парировал я и тут же пожалел о сказанном. Но было поздно. Она отрешенно уставилась вдаль, отгородившись от меня непроницаемой галльской сдержанностью.

— Пусть он снова полетит, — тихо попросила Мэй.

Я даже не сразу понял, о чем она. А когда понял, произнес:

— Агнес! Возьмитесь за это вы.

Мы пролетели остаток пути, практически не разговаривая между собой, и вернулись в гавань, когда уже начался отлив.

• Предыдущая
• 17/57
• Следующая