Рабин, он и в Африке Гут - Лютый Алексей - Страница 14

• Предыдущая
• 14/87
• Следующая

Спать мне совершенно не хотелось, даже сам не знаю, почему именно. Чтобы не помереть от скуки и не покрыться инеем в резко изменившейся температуре окружающей среды, я принялся наматывать круги по лагерю, то и дело пугая ротозеев караульщиков своими внезапными появлениями. В общем, нес службу и никому не мешал, но мой благородный порыв никто не оценил. Более того, меня самым наглым образом оплевали!

Обходя лагерь, мне несколько раз приходилось пробегать мимо лежавших на пузе верблюдов. Большинство из них никакого внимания на меня не обращали, но особо раздражительная животина фыркала носом и чмокала губами при каждом моем появлении. Каюсь, сам виноват, что на эти знаки презрения и недовольства внимания не обращал, но кто же мог предположить, что эта проклятая скотина так метко плюется?! Она же так харкнула, когда я в пятый раз мимо пробегал, что мне показалось, будто на меня ведро клея с размаху вылили. Как бежал, так и поехал юзом по песку, даже глаза от неожиданности не сразу продрать смог. Ну, а уж когда сумел гляделки свои разлепить, я этим скотам задал жару!

Кусать, конечно же, вонючие верблюжьи ноги я не стал, но рявкнул на них по первому классу. Может быть, до льва и не дотянул, но этим тварям горбатым вполне хватило. Те, кто спал, проснулись в один миг и, совершенно не понимая, что делают, помчались по головам остальной части стада в направлении шатра Нахора. Их соплеменники, затоптанные первой волной, решили также не оставаться в стороне от всеобщего веселья и, издавая гортанные звуки, помчались за первыми в погоню. А я им еще и скорости прибавил, прыгая рядом и истошно вопя.

Когда первые верблюды докатились до подножия бархана, гребень которого украшал цветастый шатер Нахора, в лагере караванщиков уже царил переполох. Однако люди, видимо, из-за большого срока общения со своими кривогорбыми подопечными совсем отупели и, не зная, что делать, бестолково метались по лагерю. Верблюды же, на радость немногочисленным зрителям в моем лице, решили устроить большой конкурс и в качестве первого барьера взяли штурмом шатер, где мирно почивали менты. Поняв, что мой Сеня сейчас может быть безжалостно затоптан, я попытался остановить стадо, подавшееся в бега, но меня снова самым наглым образом оплевали. В этот раз на ходу!

Разозлившись, я было решил изменить свой вкус и попробовать на зуб свежей верблюжатины, но поганить пасть их мерзким мясом мне не пришлось. Смятая первыми животными аборигенская палатка неожиданно вернулась в исходное положение. Правда, в высоте она потеряла десяток сантиметров, но зато обзавелась руками с пудовыми кулачищами. Это Ваня Жомов, спросонья решив, что какие-то вероломные враги пытаются сделать ему «темную», распрямился во весь рост и вслепую пошел крушить верблюдов направо и налево.

Вскоре вся гужевая часть каравана лежала перед ним аккуратной кучкой, а уйти в пустыню удалось только тем двум верблюдам, что удостоились чести быть единственными существами, кто безнаказанно смог наступить на омоновца. Ваня еще пару минут буянил, выискивая неведомых врагов. Он размахивал кулаками, орал и таскал на себе по территории лагеря шатер Нахора со всем его содержимым – с подушками, коврами, вином, ментами и совсем очумевшим караван-баши.

Остановился Ваня только тогда, когда, сделав почетный круг по лагерю и сокрушив все, что попалось под его могучие кулаки, вновь вернулся к складу верблюдов и, уткнувшись в него головой, свалился на песок, окончательно запутавшись в пологе шатра. Извлечь оттуда омоновца удалось только при помощи длинных ножей, да и то на осуществление этой операции потребовался весь остаток ночи и половина утра.

Правда, Ване эта операция только пошла на пользу. Пригревшись в тепле шатра, собственноручно превращенного им в спальный мешок, Жомов растратил всю свою жажду деятельности и спокойно проспал до тех пор, пока его не выволокли на свет божий. Сеня с Поповым и вовсе не проснулись даже во время ночного забега по лагерю. И, судя по тому, сколько воды утром выпили оба, вино у Нахора обладало сверхсильным похмельным эффектом. То есть, грубо говоря, не вино это было, а обычная бормотуха. И счастливое выражение лиц моих ментов во время потребления оного напитка объяснялось отнюдь не божественным вкусом вина, как это я думал раньше, а обычной нестерпимой жаждой.

Самого маленького караван-баши в складках разрушенного шатра удалось разыскать не сразу. Как, впрочем, и разбудить. Нахор из чувства вежливости, видимо, вчера решил не отставать от гостей по части выпивки и, когда его помощники уползли восвояси, он еще продолжал пить с моими ментами. Ровно до того момента, пока не свалился мордой в рагу. Утром он осушил бурдюк воды, опохмелиться наотрез отказался и, отдав распоряжение отправляться в путь, больше не произнес ни слова, с немым удивлением глядя на моих друзей, довольно резво передвигавшихся по округе.

В путь мы отправились ближе к полудню, и хотя Андрюша ворчал, что время обеденное, нужно сначала перекусить, а потом ехать, на его стенания никто внимания не обращал. Моих ментов погрузили на верблюдов, а я решил передвигаться на своих четырех, поскольку, как вы сами понимаете, после того, как половину ночи вылизывал шкуру от их вонючих слюней, особой любви к этому горбатому быдлу не испытывал.

Кроме меня, езде верхами воспротивился только Андрюша, у которого давно, со времен английских путешествий, установилась стойкая неприязнь к лошадям в частности и к парнокопытным вообще. Узнав, что ему предстоит ехать на верблюдах, Андрюша изо всех сил решил воспротивиться этому. Чтобы доказать всю невозможность такого способа передвижения, он даже бросился ноги у верблюдов задирать, показывать всем копыта и дебатировать по поводу антагонистических отношений между ним и данным видом травоядных. При этом был настолько красноречив, что трое караванщиков расплакались, а тот верблюд, у которого он копыта считал, соседнему животному в морду плюнул. Видимо, от презрения к тем представителям парнокопытных, которые так долго и жестоко терроризировали несчастного Попова. Можно подумать, сам был из другого теста! Сеня, дослушав речь до конца, пожал плечами.

– Ладно, Андрюха, уболтал, можешь не ехать на верблюде, – кивнул головой мой хозяин. Попов расцвел. – Можешь идти пешком!

Андрюша понял, что при всем богатстве выбора другой альтернативы не будет. Либо он составит мне компанию в пешей прогулке по пустыне, либо заберется на спину верблюда и поедет дальше с относительным комфортом. Попов выбрал второе и тут же взобрался на спину того самого животного, которое совсем недавно плевком выразило свое презрение к антипоповским настроениям среди представителей парнокопытных. Видимо, для того, чтобы заверить страдальца в своих самых лучших намерениях, верблюд повернул голову к эксперту и начал шамкать губами, старательно подбирая умные и добрые слова. Попов это понял по-своему.

– Я тебе сейчас плюну, скотина поганая! – рявкнул он, замахиваясь на верблюда дубинкой.

Несчастное животное оторопело. Мало того, что его поступок истолковали неверно, так еще и дубинками стали махать и выкрикивать оскорбления прямо в морду. Шокированный верблюд, оглушенный вдобавок мощными децибелами, потерял сознание и рухнул на передние ноги. Туша Попова тут же смяла собой первый горб и покатилась на песок. Я-то в сторону отскочить успел, а вот оплеванный собратом по разуму верблюд все еще стоял на месте, раздумывая, за что ему была такая немилость. В него-то Андрюша и врезался. Бедное животное, не успев отойти от первого шока, получило второй и начало заваливаться на бок, прямо на своего соседа!..

Ох, не знаю, сколько времени мы во второй раз занимались бы раскопками каравана, если бы не Ваня Жомов. Вмиг сообразив (чего по его внешнему виду никогда не скажешь!), чем каравану грозят последствия падения верблюда, он одним броском оказался рядом с животным и, поймав его одной рукой, возвратил в вертикальное положение. По рядам караванщиков пронесся громкий вздох облегчения.

– Андрюша, не шали, блин, – ласково пожурил Попова омоновец. – Хочется пешком топать, так иди. И нечего, в натуре, верблюдов по всей пустыне раскидывать.

• Предыдущая
• 14/87
• Следующая