Рабин Гут - Лютый Алексей - Страница 11

• Предыдущая
• 11/89
• Следующая

– Извините, высокородные сэры, – встрял в разговор Кэй Какамври. – Я слышал, что вы говорили о Великом Мерлине? Придворном маге и учителе короля Артура Пендрагона? Жаль вас разочаровывать, но в ближайшее время увидеть его не удастся. Они с Артуром и сэром Ланселотом отправились в Святую Палестину воевать Гроб Господен.

– Это зачем Мерлину гроб понадобился? Он, конечно, человек старый, но выглядит вполне здоровым, – удивился Жомов. – И потом, зачем гроб воевать? Купить, что ли, негде? У вас что, ни одной похоронной конторы в стране нет?

Кэй Какамври так и застыл с открытым ртом. Оно и понятно! Я сам в первое время после знакомства не мог уследить за всеми тонкостями жомовского интеллекта. Что уж о человеке постороннем говорить! Мой Рабинович решил от опасной темы уйти.

– Ну вот, Андрюша, видишь, что получается? – стараясь говорить ласковым голосом, обратился он к Попову. – Придется все же малость подождать. Пока Мерлин из похода вернется. А потом и домой двинемся…

– Не-ет! – Андрюша так рявкнул, что под стол к саксу свалился и старейшина деревни (ну что, мужики? Теперь можно и на троих соображать?). – Сами назад отправимся! Ну-ка, пошли во двор…

Я, как и некоторые нормальные люди, не сразу сообразил, что Попов задумал. Оказывается, его посетила гениальная идея из репертуара Вани Жомова! Видите ли, Андрюша вспомнил, что мы перенеслись в шестой век после того, как скрестили свои дубинки с мечами Артура и Ланселота. Вот он и решил самостоятельно, без присутствия вышеуказанных рыцарей, повторить сей маневр. Экспериментатор кошачий! Жаль, что никто не додумался с собой смирительную рубашку прихватить.

Попов отобрал у зевак два коротких меча, которые, похоже, были единственным оборонным арсеналом деревни. Сунул их Рабиновичу и Жомову и застыл напротив них с дубинкой в руках, усиленно пытаясь сообразить, что делать дальше: мечей-то было два против одной дубинки!

– Кого на помощь позовете, ваше магическое величество? – ехидно поинтересовался у Попова мой Рабинович.

Лучше бы он этого не делал! Ошалевший Андрюша обвел окружающих глазами, чтобы выявить добровольцев, и увидел меня. На некоторое время его взгляд скользнул мимо, и я уже было совсем успокоился. Но, видно, от судьбы не уйти. Есть, наверное, в моей карме что-то такое, что заставляет людей надо мной издеваться!

– Мурзик, ко мне! – скомандовал Попов.

Этому типу точно пить нельзя! Если Рабинович после трех рюмок начинает со мной по-нормальному разговаривать, то у Попова все наоборот. Свалился еще один кинолог на мою голову! Ладно, иду. Пока я ленивой походкой направлялся к Андрюше, сопровождаемый удивленными взглядами местных блохастых псин, Попов отобрал у Рабиновича дубинку.

– Сеня, это твоя собака. К тому же он единственный, кто здесь из нашего времени! Пусть Мурзик держит, а ты будешь по дубинке мечом стучать! – скомандовал он, сунув мне в пасть «демократизатор». – А то еще бросится на меня, чего доброго.

Так, только железками на меня еще и не махали! Я уперся в землю всеми четырьмя лапами, надеясь отмазаться от этого сомнительного эксперимента. Но людям мое выражение недовольства было совершенно безразлично. Рабинович на меня заорал. Я обиделся, но подчиниться пришлось: а куда от него деваться? Хозяин все-таки.

Рабинович с Жомовым переглянулись, удивленно пожали плечами и замахнулись на нас с Поповым. Андрюша изобразил на своей толстой роже максимум агрессии, на которую был способен, и последовал их примеру. Мне оставалось только зажмуриться!

То, что произошло потом, повергло в ужас всю деревню. Едва скрестились мечи с дубинками, как все вокруг озарила яркая вспышка. Не такая, как в прошлый раз, но посильнее стробоскопа. После нее Жомова с Рабиновичем отбросило от нас метра на четыре, хотя лично я никакого толчка не почувствовал. На секунду вокруг повисла гнетущая тишина, а затем все жители деревни с истошными криками бросились прятаться в кабак. Причем большая половина местного населения так и застряла на пороге. Не смогли утрамбоваться!

– Вот! Я же говорил! – радостно заорал Попов, не обращая внимания на ошалелый вид Жомова и Рабиновича. – Почти получилось. Теперь я знаю, что нужно. Нам требуются три добровольца, чтобы все было как тогда!

– Ладно, – не стал возражать Рабинович. Он поднялся с земли, пытаясь понять, что за странные свойства обрели в этом мире их резиновые дубинки. – Только этих трех добровольцев ты обратно как отправишь?

– А на фига? – удивился Попов. – Пусть у нас бомжуют. Мы их даже гонять с рынка не будем. На крайний случай, в психушку можно будет пристроить. Хуже, чем тут, им все равно не будет.

– Это тебя в психушку пристроить пора, гуманист хренов! – буркнул Рабинович, но возражать не стал. Ему хотелось свои новые догадки проверить. – Тащи сюда этих добровольцев.

Добровольцем вызвался быть только Каута. К этому времени он пришел в себя, и саксу было все равно что делать, лишь бы не отходить от своего кумира. Остальных «добровольцев» пришлось тащить силой. Меня тоже привлекли к участию. Но теперь мне пришлось разместиться за необъятной спиной Жомова. И на том спасибо!

Во второй раз эксперимент закончился с тем же результатом. Если не считать того, что Рабиновичу с Жомовым падать никуда не пришлось, а двое из трех местных экспериментаторов (исключая, конечно, Кауту!) после падения не спрятались в кабак, а вообще из деревни сбежали!

– Ничего себе! – проговорил Жомов, удивленно рассматривая дубинку. – Я, конечно, не лох последний, но так людей валить мне еще не приходилось! Сеня, может, нас напоили чем нехорошим?..

Ответить Рабинович не успел, поскольку на единственной улице показались двое сбежавших участников эксперимента. Скорость передвижения у них ничуть не уменьшилась, только бежали они теперь в обратную сторону. То бишь к кабаку.

– Солдаты! – истошно орали они. – Стражники сэра Мордреда!..

– Ну вот, только этого нам и не хватало, – тяжело вздохнул Кэй Какамври, выбираясь из трактира на свет божий. – Деньги кто-нибудь спрятать успел?

– И чего все шухарятся? – удивленно спросил Жомов, окидывая богатырским взором разбегающуюся местную живность.

Спрятаться попытались все. Начиная от кобелей непонятной породы, кончая лохматыми аборигенами в холщовых одеждах. На некоем подобии площади перед трактиром, кроме троих друзей и Мурзика, остались только верный сакс Каута и Кэй Какамври, которому служебное положение, видимо, не позволяло драпать прочь, подобно простым селянам.– Стражники едут, – пожав плечами, ответил за всех Рабинович, прислушиваясь к отдаленному шуму приближающегося отряда.

Грохот стоял действительно впечатляющий. Рабиновичу вспомнилось, как он, будучи еще просто маленьким Сеней, а не штатным кинологом участка внутренних дел, гостил в Одессе у тети Сони (двоюродной сестры кума маминого свата) и дяди Изи (тоже какой-то там родни, но по папиной линии).

Тетя Соня с дядей Изей, согласно обычаям цивилизованного общества, во время частых ссор кидали на пол тарелки. А поскольку нормальная посуда от этого билась, то в целях экономии тетя Соня приобрела алюминиевые плошки, которые и доставали из сундука во время семейных разборок.

Так вот, грохот от бросаемых на пол металлических тарелок (которые дядя Изя после «разговора» старательно выправлял молотком) в сочетании с проезжающей в это время по двору их дома тележкой старьевщика казался песней ангелов по сравнению с тем шумом, что доносился с окраины деревни!

– И что стражники? – непонимающе поинтересовался Жомов. – Что они за подсолнухи с бугра?

– Стражники – это наподобие ментов, – пояснил Попов. – Мужики, может, свалим отсюда?

Мурзик подозрительно разумно тявкнул, словно соглашаясь с мнением Андрюши. Рабинович покосился на собаку, безмолвно обвиняя в предательстве, и остался стоять. Мурзик в ответ на испепеляющий взгляд опустил морду к земле и спрятался за Жомова, словно желая сказать: «Я не ополченец, чтобы без оружия – и на передовую!»

• Предыдущая
• 11/89
• Следующая