Удача любит рыжих. (Трилогия) - Быкова Мария Алексеевна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/193
• Следующая

Вот и сейчас — еще полторы недели назад на улице стоял пазимник, листья мирно желтели и краснели, расцвечивая школьный двор этими двумя колерами. Эльфы только вздыхали, глядя, как гном-завхоз, ругаясь в бороду, сметает всю эту красоту в кучу и после испепеляет ее единой искрой. А в прошлое воскресенье с севера подули ледяные ветры, мигом содравшие с деревьев всю оставшуюся листву. Небо затянуло серым, оттуда немедленно повалил снег — белый и пушистый, вызвавший у эльфов очередные неуемные восторги. Я утешила себя мыслью, что этот снег — первый, а значит, растает через пару дней.

Ага, держи карман шире! Ни мрыса он не таял, только еще больше валил из туч; к пятнице он уже лежал этакими славными сугробами, а в ночь на субботу разыгралась самая настоящая, хотя и маленькая, метель. Она так стучала в запертые ставни, что Полин стонала во сне, невнятно бормоча что-то вроде: «Ну хватит долбиться, заходи уже!»

А сейчас был вечер, и была суббота. И было тридцать первое пазимника, испокон веку отмечавшееся в Лыкоморье под благозвучным названием Савайн.

Откуда в почти поголовно словенской стране вдруг взялось заграничное празднество — знают одни только боги. Хотя… иностранцев здесь тоже всегда хватало, даже и из людей — почти все наши магистры были родом из Западного Края, а иные даже и из Западных Земель. Про эльфов, гномов и вампиров, так и быть, промолчим. Уже который год Словенское Общество било в набат, утверждая, что страна вот-вот сгинет с политической карты, оставив после себя лишь горстку истинных лыкоморцев да кучу иноземных проходимцев. Утверждалось также, что проходимцы эти спят и видят, как бы окончательно подорвать оплот лыкоморской государственности; иные доброхоты из Общества даже пробрались к царю, высказав ему на личной аудиенции все, что думали касательно исторического пути державы. Царь, говорят, отнесся к доброхотам с прохладцей: еще бы, иноземцы жили здесь не первый век, а держава все еще стояла. Это еще вопрос, кто исчезал — чем больше иностранец жил в Лыкоморье, тем меньше, собственно, в нем и оставалось иностранного. Лыковку хлестали по крайности так, как делать это умеют только подлинные аборигены. Да и потом, ни один царь не терпит, когда ему начинают советовать, как лучше. Наш так в особенности…

Все это нам рассказал магистр истории, многоуважаемый волхв Легкомысл. Сам он, понятно, тоже входил в Общество, а судя по тому, сколь рьяно отстаивал его идеалы, то запросто мог принадлежать и к доброхотам-цареискателям. Историю он вел всеобщую, но упирал на то, что Лыкоморье есть единственный и истинный свет в окошке у прочих нехороших стран. Чужое он недолюбливал, чужаков — тем более. Говорили, что на экзаменах Легкомысл валит всех, кто не сумеет доказать свое лыкоморское происхождение до двенадцатого колена без шпаргалки. Но я не боялась: во-первых, внешность у меня, за исключением глаз, была чисто лыкоморская, а во-вторых, волхв предпочитал не трогать наш факультет. Несмотря на имя, он был весьма дальновиден и с Рихтером связываться не рисковал.

Даром что тот тоже был чужеземец.

Однако вернемся к Савайну.

Может быть, занесли его в Лыкоморье странствующие рыцари, сильно уважающие новенькое. Может, придворные дамы, любительницы всего экзотического, тем более жутковатого. А может быть, праздник пришел сам, так сказать, по культурному обмену, ибо в Западных Землях вот уже который год гадали, откуда там взялся словенский Семик. Неважно, в общем, откуда он взялся, — главное, что он был.

И теперь вся Академия разбрелась кто куда: иные по комнатам, иные по трактирам — отмечать столь радостное событие. Особенно радовались некроманты. «Профессиональный праздник!» — картинно ухмылялись они, нежно поглаживая изображение какой-нибудь торжествующей нежити.

Боевые маги в лице Хельги тоже не теряли времени даром. Насколько я знала, он с Анжеликой де Моран, его давешней пассией, с которой они то сходились, то расходились, собрались в какой-то из приличных городских трактиров, где предполагались концертная программа, заезжие менестрели и прочие атрибуты праздника.

Да и алхимичкам было полное раздолье. Это я узнала пять минут назад, когда меня изгнали из моей же комнаты. Взамен меня Полин привела туда подружек, которые мигом занавесили окна, зажгли вонючие свечи и вытащили из карманов кучу гадательных атрибутов. Зеркала сняли со стен, установили под углом; в тазик пустили плавать ореховую скорлупку; из рукава извлекли колоду карт, и вот уже какая-то вампирша с горящими глазами слушала мрачный рассказ про бубнового валета, злую трефовую даму, спровоцированную последней дальнюю дорогу и маячащий в конце таковой казенный дом.

Все это мне пересказывала элементаль, с удовольствием наблюдавшая за разыгрываемым спектаклем. Говорила она хорошо, красочно, но мне все-таки надоело; оставив ее наслаждаться бесплатным цирком, я отправилась бродить по полупустой школе.

Говорят, в эту ночь по небу ездит Дикая Охота. Вот только мало кто в нее верит — разве что в провинции, подальше от многоопытной столицы. Сегодня будут гулять всю ночь напролет… что за беда, если утром кого-нибудь недосчитаются?

Ну, меня-то фэйри точно не тронут. К заразе зараза не пристает. Подумав, я завернулась в плащ и пошла к выходу, собираясь отметить праздник «Под пентаграммой».

На улице было мерзко — я не ошиблась, там стояла классическая погода на Савайн, то есть дул ледяной ветер, поднимавший в воздух с сугробов колкую снежную пыль. Мой плащ сдался без боя, и я промчалась по улице с рекордной даже для меня скоростью.

Окна нашего трактира гостеприимно светились в темноте. Я прибавила скорости — ветер поднимался все сильнее, и я не без оснований испугалась, что замерзну прямо здесь. Что поделаешь, за все то время, сколько живу в этой стране, холод остался единственным, к чему я так и не смогла привыкнуть.

В трактире было тепло, светло и непривычно пусто, — видно, предусмотрительные горожане, не один год живущие бок о бок с адептами и не раз становившиеся предметом чьего-то магического воздействия, благоразумно праздновали Савайн в каком-нибудь другом месте. За дальним столом сидела, правда, целая компания гномов, успевших назюзюкаться до боевого состояния. Оттого гномы то и дело алчно поглядывали на дверь. На меня воззрились с большой надеждой; надежда, впрочем, тут же улетучилась, едва я была опознана как девица. Мне даже сделалось немного обидно. Ну и что, что девица, зато сам Генри Ривендейл, существо однозначно к девицам не причисляемое, не рискует лишний раз со мной сразиться!.. Нет, я, конечно, не хотела нарываться на драку, да и вряд ли бы меня хватило на то, чтобы уложить всех гномов штабелями, — все равно нечестно, что даже Хельги, почти всегда уступающего мне на занятиях, принимают за куда более опасного противника!

Хотя, с другой стороны, на меня работал элемент неожиданности.

— Яльга? — вопросительно окликнули меня с ближнего стола.

Я обернулась. Там, почему-то не замеченный мной с порога, сидел рекомый Хельги в компании с пузатым кувшином. Вид у обоих был серьезный и вдумчивый: похоже, они не собирались расставаться до тех пор, пока окончательно не удовлетворятся друг другом. Судя по тому, что меня все-таки узнали, момент расставания был еще далек.

— А ты тут что делаешь? — поразилась я, подсаживаясь на свободный табурет. — Я думала, ты в городе, с Ликки…

— Да-а, поссорились мы, — махнул рукой вампир. Помолчав, он пунктуально уточнил: — В восьмой раз.

Я уважительно приподняла брови. Хельги всегда везло на амурные похождения (симпатичный, мужественный, общительный, на подарках почти не экономит), поэтому большая часть всех адепток начинала хихикать, едва он показывался на горизонте. При таком шикарном выборе, казалось бы, у вампира не должно было возникнуть никаких проблем; тем не менее он раз за разом наступал на одни и те же грабли, забывая, что самые эффектные адептки по совместительству являются и самыми стервозными.

— Тебе налить? — мрачно предложил Хельги, приподнимая кувшин за горлышко.

• Предыдущая
• 42/193
• Следующая