Невидимые связи (часть сб.) - Земский Крыстин - Страница 18
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
Сотоварищи эти импонировали ему и оказанным доверием, и полным презрением к общепринятым нормам жизни в обществе. Культом силы и своей исключительности. Культ этот он от них перенял. Когда вернулся из заключения, встреча с домом, радость матери – все показалось ему каким-то слащаво-сентиментальным и чуждым. Дом этот, весь прежний уклад жизни его больше не устраивали. Он стал теперь иным и хотел жить иначе. Как? Он и сам еще не знал. Однажды лишь он послушался совета матери и пошел сказать «спасибо» своему благодетелю – пану Лучаку. Пошел не столько из чувства благодарности, сколько оттого, что воображение его поражало лучаковское богатство. Хотелось узнать, как этот человек сумел сколотить миллионы и обрести ту власть и всесилие, о которых в городе ходили легенды.
Лучак принял его не в особняке, о котором мать рассказывала всяческие чудеса, а в скромной конторке своей авторемонтной мастерской. Принял как самого последнего сопляка, нашкодившего по непролазной своей дурости, и даже не предложил сесть. Однако все это не только не оттолкнуло Базяка, но, скорее, напротив, еще более усилило его преклонение перед «всесильным паном Лучаком». И когда Лучак предложил ему работу в своей мастерской, Базяк это предложение с радостью принял, не спросив даже о зарплате. Потом он сам себе удивлялся. Рассчитывал, что Лучак его не обидит. И действительно тот его не обидел, но работать заставлял до седьмого пота.
– Запомни, сопля, – бросил он на ходу, заметив однажды шатающегося без дела Базяка, – я деньги плачу за работу, а не за безделье. Это тебе не государственная богадельня.
Как-то раз Базяк попался на мелком воровстве. Его вызвали к всемогущему хозяину. Тот не стал пугать его милицией, не грозил, не кричал, а просто врезал ему по физиономии и высчитал из получки стоимость украденной детали, хотя он и не успел даже вынести ее из мастерской.
– Знай, – миролюбиво завершил воспитательную «беседу» шеф, – на воровстве у меня не проживешь.
Зато оказалось – и в этом Базяк довольно быстро убедился, – прожить вполне можно, если беспрекословно слушать, исполнять и молчать. Ему не раз доводилось слышать обрывки разговоров хозяина с клиентами. А среди них – он знал – были и директора разных предприятий, и довольно высокопоставленные чины Заборува, и даже воеводства. Однако и с ними хозяин держал себя независимо, с достоинством, а порой и нагловато, свысока.
«Услуга за услугу, – случалось, говорил он, когда речь заходила о плате за работу, и коротко пояснял: – Тут не дает мне покоя фининспектор». Или: «Мне нужен паркет…»
Сделай мне то или устрой это.
И ему делали и устраивали все, о чем бы он ни просил, не прекословя. Возможно, роль тут играло и то, что Лучак знал буквально все о разных делах и делишках своих клиентов и постоянно стремился быть в курсе всех городских событий. Нередко он расспрашивал и Базяка, а с течением времени стал даже специально поручать ему сбор разного рода информации. И надо сказать, Базяк справлялся с этими заданиями вполне успешно. У него был нюх на такие дела, и шеф сумел это оценить. Он стал использовать его сначала для выполнения разных мелких заданий, а потом и более крупных, хотя, правда, даже в этих случаях Базяк не посвящался во все детали операции и знал лишь отдельные ее фрагменты. Во все детали хозяин не посвящал никого.
При последней беседе Лучак поинтересовался его знакомствами: с кем дружит, кто такие, где живут, чем занимаются?
– Мне нужен человек, способный выполнить любое поручение и при этом молчать, – заключил он беседу.
Базяк тут же подумал о Сливяке – своем однокашнике. Биография у того чистая, если не считать одного дела о хулиганстве. Родители – люди обеспеченные, оба врачи, Работать Сливяку нужды не было, и он на общественных началах вел дискотеку в Доме культуры. Парень крепкий, нагловатый и принципы разделял те же, что и Базяк.
– Есть у меня один на примете, может, и сгодится, но смотря на какое дело, – ответил он хозяину.
– Надо одной девке ребра посчитать – а то суется, куда ее не просят, по милициям шляется, – пояснил Лучак,
– Это можно. Для этого Сливяк годится. А вдруг нас сцапают?
– Это уж ваши заботы. Главное – держать язык за зубами. А вас я в беде не оставлю. Но если продашь, пеняй на себя…
…Сидя в милиции напротив поручика, немногим по возрасту старше, чем он сам, Базяк оценивает ситуацию: «Похоже, пьянчуга меня все-таки приметил, его, выходит, работа. Девка исключается – она нас не видела, это факт. И вообще никто не видел. Вот чертов старик! Зря не сказал я о нем хозяину. Но ведь он сам приказал: „Не приходить, пока все не утихнет. В случае чего – ты в отпуске“.
«Вот и не пришел… И Сливяк не знает, что меня сцапали. Как бы ему сообщить?»
Корч не спеша записывает анкетные данные задержанного. Видит его старательно скрываемое беспокойство. «Чем дольше его выдержу, тем скорее расколется», – думает он про себя. На столе папка сдокументами. Корч передвигает ее так, чтобы Базяк мог прочитать на обложке свою фамилию. «Ага, заметил, – перехватывает он брошенный украдкой взгляд. – Ладно, подожду еще». Корч делает вид, что внимательно читает какие-то бумаги, затем роется в сейфе, что-то записывает. Листок с записями кладет перед собой.
– Итак, при каких обстоятельствах вы совершили нападение на женщину? – спрашивает он неожиданно. – Какую цель вы оба при этом преследовали?
«Узнали о Сливяке», – ахает про себя Базяк, мурашки бегут у него по спине.
– Не знаю, о каком нападении вы говорите, – произносит он неуверенно.
– Так. Значит, ты совершил несколько нападений?
Базяк явно растерян. «Влип», – проносится у него в голове.
– Никакого нападения я не совершал, – отвечает он решительно.
– Что ты делал утром пятого сентября?
– Точно не помню. Надо подумать.
– Отвечай быстро!
– Был дома.
– Что ты делал дома в такое время?
– Спал. Я в отпуске.
– Кто это может подтвердить?
– Мать.
– Мать весь день была дома?
– Нет, утром она уходит на работу.
– Кто еще тебя видел?
– Да вроде никто. Я же говорю – дома был.
– В котором часу из дома вышел?
– Не помню.
– Значит, все-таки выходил? Где встретился с приятелем? Что вы делали в полдень на Варшавской?
– Я там не был.
– А где вы с приятелем в это время были?
– Никакого приятеля со мной не было. – Базяк начинает обретать уверенность. – Это не я должен вам доказывать, что меня там не было, а вы, что я там был и совершил какое-то нападение!
– Всему свое время, – Корч по-прежнему спокоен и невозмутим. – Советую подумать и самому во всем признаться. – Отведите задержанного в камеру, – обращается он к милиционеру.
«Действительно, с уликами дела обстоят неважно, – прикидывает Корч. – Этот паршивец прав: я должен доказывать, что он там был. Ирэна их не видела. Остается один Кацинский. Свидетель, прямо скажем, не очень надежный. Защита сразу же выдвинет аргумент: алкоголик – с пьяных глаз померещилось. Но самое уязвимое место – мотивы. Ограбление – отпадает. Попытка запугать? Но тогда они должны были бы хоть что-то ей сказать. А может, и сказали, но она не расслышала? Не слышал ли Кацинский? Забыл его об этом спросить».
Этот вопрос следует выяснить еще до очной ставки. Корч решает пойти к старику вечером. Говоря по совести, ему хочется, пользуясь случаем, заглянуть и к девушке. «А вдруг она еще что-то вспомнит?» – ловит он себя на попытке отыскать для этого визита какой-то предлог.
У дома на Ясминовой толпа людей.
– Что случилось? – спрашивает Корч у ближайшего из зевак с чувством вспыхнувшей вдруг тревоги за Ирэну.
– Да ничего особенного. Пьянчуга вон с лестницы свалился, – отвечает тот безучастно.
Корч пробирается сквозь толпу. На лестничной клетке – неестественно скорченное тело. Кацинский. Корч склоняется над ним. Сомнений нет: Кацинский мертв.
ГЛАВА XVII
Старинные часы с кукушкой, украшающие витрину часовой мастерской, показывают шесть, когда Корч входит в расположенный поблизости ресторан «Новый». В ресторане сегодня людно. Все столики заняты. В окна сыплет мелкий дождь, прогнавший с озера гуляющих, и сейчас здесь собралась чуть ли не вся заборувская элита.
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая