Копия Афродиты (повести) - Когут Василь Григорьевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая

— Чем не курорт! Позавидовать можно.

Они впятером не спеша шли на Морошку. Марфинька от езды в вездеходе категорически отказалась. В ее глазах был ужас, когда впервые вездеход появился далеко за домиком и она увидела его. Отшатнувшись от окна, закрыла лицо руками и что-то стала шептать. Елизавета Петровна долго разъясняла ей, что это машина, безопасно, что такие сейчас повсюду. Вездеход приходилось демонстрировать перед окнами все ближе и ближе, но недоверие и страх перед ним у девушки не проходили. В последнее время она вроде бы привыкла к машине и будто не боялась, не отходила от окна, но ехать в ней ни за что не хотела. С недоверием и страхом Марфинька относилась к газовой плите, электрической лампочке, холодильнику и стиральной «Малютке». Но деваться ей просто было некуда. Она смирялась с окружающим ее электромеханическим миром и, кажется, стала успокаиваться…

Сегодня впервые они решили пройти по тем местам, откуда ребята начали свой поиск. Марфинька шла между

Степкой и Санькой. Олег Николаевич и Елизавета Петровна — сзади. Просили ее говорить медленнее. К разговору девушка как-то привыкла сразу. Она нараспев тянула слова, и казались они не такими уж непонятными. Многие корнями своими уходили в белорусское и украинское просторечье.

Елизавета Петровна отдала Марфиньке свои сапожки. Оделась девушка в шерстяное платье, в зимнее с песцовым воротником пальто. На голове — в яркие цвета платок. Походка у нее плавная, гордая, голову держит все время приподнятой. Ну, чисто княгиня!

Разговаривали тихо, почти шепотом. Дошли до таинственного камня и остановились. Ребята расчистили его с заплывшей стороны, обнажили схему. Марфинька внимательно смотрела на камень, на надписи. Но ничего вслух не прочла, не сказала, только оглянулась вокруг, что-то припоминая, прикидывала расстояние, долго смотрела в сторону речки и гор.

— Сей камнь вельми велий быти4,— как-то неуверенно сказала она.

Прошли еще ниже. Марфинька так же недоуменно смотрела на открывшуюся впереди местность, пожала плечами:

— Ту быти поводь.

— Поводь? — переспросил Степка. — А что такое поводь?

— Много воды. Мы на брезе, — указала под ноги Марфинька.

— Ну и дает! — присвистнул Санька. — Мы на берегу. До него топать и топать.

Степка с ехидной улыбкой посмотрел на друга.

— Да ты хоть соображаешь, что говоришь? Она тебе ясно объясняет, что девять веков тому назад здесь был берег. Дошло? И что камень был очень большой. Значит, матушка-природа за это время постаралась кое-что переделать. И камень припрятать поглубже, и речку измельчить. Собственно, и мы так вначале подумали…

Олег Николаевич, наблюдавший за перепалкой друзей, молчал и улыбался, затем заметил:

— Она сказала «поводь», — посмотрел на Марфиньку. — Это, я считаю, был паводок. Весна. Могло быть много воды.

— А разве вы весной здесь не были? — вдруг спросил Степка. — Был паводок. А вода доходила до камня?

Олег Николаевич от такого логического и неожиданного вопроса растерялся.

— Вроде нет, — сощурив глаза, сказал он. — Морошка только чуть-чуть вышла из берегов.

Марфинька с интересом смотрела то на одного, то на другого, то на третьего — и молчала. Она видела, чувствовала — спорят. Кое-что понимала, но не все. А затем, указав рукой в сторону гор, развеяла все сомнения.

— Древ не было, — сказала уверенно. — Не надобе ся сваживати5.

Степка взял Марфиньку под руку и, чувствуя себя взрослым, настоящим мужчиной, участливо спросил:

— Устала?

— Да, князь, — улыбнулась Марфинька. — Утомилася.

— Ну какой же я тебе князь, — не на шутку возмутился Степка. — Заладила одно и тоже: князь, князь… Пойдем домой. Дальше идти нечего…

Олег Николаевич и Елизавета Петровна молча переглянулись.

Вскоре они пришли домой.

На кухне был накрыт стол. Когда успела хозяйка — неизвестно. За стол не торопились. Степка и Санька решительно настаивали на своем: завтра уедут. Все сроки прошли. Марфинька чувствует себя хорошо, уточнили детали открытий, сумки собраны, подарки тоже. Деньги на дорогу есть. Ребят все время тревожило то, как бы избежать с родными неприятностей, сделать так, чтобы дома было все тихо. Елизавета Петровна просила их остаться еще на пару дней. С Марфинькой-то надо решать что-то. Она приняла твердое решение — удочерить. Но как это сделать? Степка просто о таком решении не хотел думать. Надо, так делайте! Мы, что прикажете, все подпишем, подтвердим. Нет, больше ждать нельзя.

Говорили, вспоминали, пили чай. Марфинька изредка вставляла в разговор слово, все время наблюдала за ребятами, а когда Степка встал и стал благодарить за доброту и внимание Елизавету Петровну, вдруг решительно заявила:

— Ты хочешь от меня гонзгнути? Утечи?

Степка опешил.

— Зачем убегать, — уставился он удивленными глазами на Марфиньку. — Нам время уезжать. А ты останешься с Елизаветой Петровной. Она будет тебе за… мать.

— Я твоя чага! Невольница, — в ее добрых светло-голубых глазах было столько преданности, мольбы, что у Степки сжалось до боли сердце.

— М-да, — только и сказал Степка и снова сел за стол.

Елизавета Петровна, почуяв недоброе, как-то вся сразу сникла и вышла на улицу. Олег Николаевич за ней.

— Вот какие дела, Олежка, — с грустью промолвила Елизавета Петровна. — А мне-то казалось, что все будет проще. Уговорю ее. Будем вместе жить, учиться. Жизнь хорошую наладим. Считай ведь, сирота она.

— Надо учитывать, Елизавета Петровна, — высказал свое суждение Рапопорт, — что она мыслит древними категориями и живет теми же законами. Она себя считает пленницей Степки, а по тем временам, наверное, она уже является его собственностью. И только он вправе распоряжаться ею. В принципе, она права.

— Хорошая была бы пара, — улыбнулась Елизавета Петровна. — Степка и Марфинька. И что мне делать? Если ребята уедут, она же от тоски зачахнет. Какие там еще дикие законы были?

— В случае гибели мужа женщины накладывали на себя руки. Вроде читал где-то.

— Вот-вот! Еще этого не хватало. Они должны быть пока вместе. Хотя бы недельку — две. Чтобы Марфинька осмотрелась, освоилась. Чтобы привыкла немного ко мне. Олег Николаевич, думай же! Думай!

Олег стоял, что-то прикидывал в уме, а затем решительно предложил:

— Попробуем связаться по радиостанции с главпочтамтом, а оттуда пусть для переговоров вызовут родителей ребят. Надо сделать так, чтобы Степке и Саньке они сами, по телефону, разрешили временно остаться здесь. Но вначале должны переговорить с родителями вы.

— Думаешь, получится? — неуверенно произнесла она.

— Получится.

Не совсем уверенные, но с большой надеждой, Елизавета Петровна и Олег Николаевич ушли на промплощадку. Олег Николаевич сам сел у радиостанции. Включил, настроил и стал вызывать управление. Оттуда откликнулись быстро. Олег Николаевич, кратко объясняя суть дела, но не выдавая тайны, просил, обещал в счет его оплаты связаться с необходимым абонентом через главпочтамт. Наконец подмигнув Елизавете Петровне, с облегчением сказал:

— Запрос ушел в эфир.

Только через три часа счастливая и веселая Елизавета Петровна вернулась в домик. Глянула на кухню — никого. Но чисто, прибрано, посуда перемыта. «Неужели Марфинька? — радостно заколотилось сердце. — Какая была бы помощница!» Санька, укрывшись с головой, спал на ее кровати. А где же Степка и Марфинька?

Она тихо и осторожно, словно боясь вспугнуть, открыла комнату девушки. На столе горел ночник, а на раскладушке сидели Степка и Марфинька. Она держала его руку в своей, гладила и напевно медленно говорила:

— Умну мужу речеши слово и пободать сердцемъ, а бездумного аще и кнутом бити, не вложиши во нь ума6.

— Молодец! — улыбается Степка. — Ты много знаешь.

— Мнози.

Елизавета Петровна вошла незаметно. Кашлянула тихонько в кулак, присела рядом на табуретку. Но Степка сразу уловил в ее лице перемену.

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая