Тень шпаги - Раткевич Сергей - Страница 43

— Он победил и правил бы еще долго… и мудро… Если б не какая — то подыхающая сволочь… — Его величество ломается окончательно. На глазах выблескивают слезы. — Я его даже убить не успел, этого гада! Он сам умер… А его величество… Вы бы видели, как он разил врага! Я бы хотел вырвать ваши глаза и унести их туда, в прошлое, чтобы вы посмотрели на это!

— Еще ни один человек ничего не увидел вырванными глазами, ваше величество, — тихо отвечаешь ты.

Это останавливает его. Он долго и молча смотрит на тебя.

— Вы хоть отдаете себе отчет, что погубили своего короля? — тихим и страшным голосом осведомляется он наконец. — Вы нанесли ему невероятное оскорбление, в лицо назвав трусом, недостойным памяти предков!

— Разве он сделал бы то, что сделал, будь я не прав? — отвечаешь ты. — Он бы просто приказал казнить меня. Вместо этого он возглавил атаку.

— Вы посмели приравнять его к какой — то роте несчастных гвардейцев! Вы хоть понимаете, насколько это несоизмеримые понятия?

— Я приравнял его к роте напрасно погубленных гвардейцев, — говоришь ты. — Это меняет дело.

— Вашу роту погубили вы сами, капитан, — решительно отрезает его величество. — Вы сами заняли эту позицию и упорно держались там, несмотря ни на что. Вас надо бы казнить уже за одно это!

— Казните, ваше величество, — пожимаешь плечами ты.

Тебе и впрямь все равно. Мертвые ждут, а живым ты ничего не должен. Если ты в чем — то был неправ, демоны смерти живо разъяснят тебе это.

— Я подожду, пока вам это станет не настолько безразлично, — морщится король. Круто разворачивается и уходит.

Он приходит назавтра же.

«Совсем еще мальчишка, — вдруг понимаешь ты. — Мальчишка, на которого так внезапно свалилась корона».

— Я не стану вас казнить… капитан, — первое, что говорит он, вновь отослав подальше свою охрану.

— Почему? — с досадой интересуешься ты. Он помешал, ты был занят — беседовал с мертвыми. Ты не успел поболтать с каждым, тебя прервали, причем лишь затем, чтобы сообщить, что тебя и дальше зачем — то оставляют в живых.

— Потому что я кое — что понял, — говорит его величество. — Я беседовал с генералом Кланденом… он только что пришел в сознание и объяснил мне некоторые вещи…

— Я рад за вас, ваше величество. — В твоем голосе нет радости, это лишь пустые слова, ты бы хотел, чтоб от тебя отвязались, хотел бы вернуться к прерванному занятию.

— Вы даже не хотите услышать мое решение касательно вашей дальнейшей участи? — удивляется король.

— Вы же все равно скажете, ваше величество, — отвечаешь ты. — Так какая разница, хочу я этого или нет?

— Вам настолько безразлична собственная судьба?

— Нет, просто я слишком много хотел так недавно… я, наверное, устал хотеть.

Ты опять оборачиваешься к своему лейтенанту. Это ведь он тащил то, последнее ядро, взорвавшее чертову пушку. Он как раз собирался что — то тебе сказать, что — то очень важное, когда вошел его величество. Вот пусть и говорит. А его величество подождет.

«Выслушай короля и сделай, как он попросит», — говорит твой мертвый лейтенант, на клочки разорванный взрывом. Он стоит перед тобой, такой молодой и красивый…

«Вам достался хоть клочок неба?» — спрашиваешь ты.

«Нам досталось куда больше, — отвечает он. — Выслушай короля, капитан».

«Выслушай короля, капитан! — хором повторяют другие. — Сделай, как он попросит».

— Что с вами, граф? — взволнованно интересуется его величество.

— Я разговаривал с мертвыми, — отвечаешь ты.

— С… третьей гвардейской? — напряженно переспрашивает он.

— Да, — удивляешься ты.

— И… что они вам сказали? — еще более взволнованно спрашивает он.

— Выслушать вас и согласиться, — честно отвечаешь ты.

И он вздыхает с облегчением.

— Я так на это надеялся!

— На что? Вы хотите сказать, что знали о том, что они мне скажут, ваше величество? — На миг в голову приходит бредовая мысль, что король каким — то образом подслушал твой разговор с мертвыми.

— Нет, — качает головой он, как бы отвечая сразу на высказанное и на подуманное. — Откуда я мог знать? Я просто очень надеялся, что вы выслушаете и согласитесь. Это же не мне нужно. И не вам.

— А кому?

— Всем, — отвечает король. — Государству, — добавляет он.

Что ж, значит, не все долги уплачены третьей гвардейской… не все, раз король чего — то хочет, а мертвецы в один голос требуют согласиться. Так вот для чего ты жив остался, капитан…

— Понятно, — киваешь ты. — Приказывайте, ваше величество.

— Приказать не могу, — качает головой он. — Только попросить.

— Просите, — соглашаешься ты.

Тебе все равно, что это звучит столь нелепо, — ведь короли ни у кого ничего не просят. В том месте, где живые договариваются с мертвыми при посредстве тяжелораненого, еще и не такое возможно.

А король и говорит невозможное. Впрочем, невозможным оно становится не сразу, а вначале — вначале ничего удивительного нет. Ты ведь и ожидал чего — то такого…

— Вы будете обвинены в оскорблении короля, граф Лэрис, — говорит его величество. — В оскорблении короля, повлекшем за собой его гибель. Вы будете обвинены в государственной измене, лишены имени и титула, преданы суду и приговорены к смертной казни. Все это будет проделано заочно, мы не станем дожидаться, когда вы встанете на ноги, вашего выздоровления будет дожидаться лишь плаха, и я прикажу целителям, чтобы они трудились не покладая рук!

— Не понимаю, ваше величество… — растерянно произносишь ты.

— Не понимаете, граф Лэрис? — гневно откликается король. — Чего именно вы не понимаете?

— О чем вы меня… просите? Разве для суда и приговора так уж нужно мое согласие?

— Я просто еще не перешел… к просьбе, — отвечает король, и весь его гнев исчезает как дым на ветру.

Ты молчишь. Ты окончательно ничего не понимаешь.

Лишение имени.

И титула.

Позор.

Месть его величества за то, что я сказал его покойному брату? Не слишком ли мелко для короля?

А потом… неужто этого хотела от тебя третья гвардейская? И при чем здесь какая — то просьба? Можно ли о чем — то просить человека, с которым собираешься проделать все это? Или его величество намерен попросить, чтобы перед казнью ты улыбался?

Вот тут — то король и произносит это свое невозможное.

— Вас подымут на ноги гораздо раньше, чем об этом станет известно за стенами этой палатки. Я уже отдал соответствующие распоряжения, — говорит он. — Как только это произойдет, вы сбежите из — под стражи. Вас станут преследовать, но не найдут. Вас будут искать. Вас будут очень тщательно искать, капитан. Пожалуй, никого еще не искали с такой тщательностью. Но все — таки не найдут. Вы будете очень хорошо прятаться, верно?

— Прятаться? Я?! С какой стати вы решили, что я стану это делать?! — Гнев приподымает тебя с постели, ты почти забыл, что перед тобой — король, а уж о собственных ранах… Гнев заставляет тебя позабыть о словах твоего мертвого лейтенанта… Да как его величество смеет, в самом — то деле?! Есть жертвы, о которых нельзя ни просить, ни требовать!

— Да как вы посмели просить о таком?! — вырывается у тебя.

И тогда лицо короля делается страшным.

— А ты хочешь… чтоб я тебе короля скормил? Тебе и твоей ненасытной чести? — В устах его величества это внезапное «ты» просто немыслимо. На «ты» короли только с равными или с богами. А это ужасающе простонародное «скормил»… Даже твой неистовый гнев замирает перед немыслимым.

— Короля — победителя? Знамя славы? А не жирно ли тебе будет? — шепчет его величество.

Это только казалось, что гнев замер.

«Ах, король у нас — победитель? Ах, значит, знамя славы?! Сначала струсил, потом подставился как дурак, а теперь — победитель?! А твои ребята из — за него…»

— Моя честь не питается падалью! — Слова выхлестывают, словно внезапный удар шпаги.

И получают достойный ответ. Достойный и безжалостный ответ опытного бойца. Пусть это всего лишь слова, но они стоят десятка иных ударов шпаги.