Маленькая Миледи (СИ) - Минаев Дмитрий Николаевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/111
• Следующая

Мой отец Арид Камаэл Табар нэд форпоста… и так далее. Можно сокращённо ит Иртхим или просто Иртхим.

С чем можно сравнить его статус? Что-то вроде начальника пограничной охраны. Кроме нашего форпоста у него в подчинении находилось ещё три таких. Вот и сейчас он уехал в один из них с частью нашего гарнизона, когда гонец прискакал с вестью о вражеском вторжении. Так мне на осторожные расспросы ответила Фида.

Кстати, никакая она не Фида, а Фиддигард, да ещё и дальняя родственница отца.

Вообще, как я понял, мой отец принадлежал к благородному сословию не с самого рождения. Может он и был чьим-то бастардом, но всего достиг собственным мечом, ну и головой, разумеется. Был бы просто хорошим рубакой, ему бы эту должность не доверили, да и мама за него замуж не вышла.

— Ты, кстати, определись, кто ты есть. То ты «попаданец» хренов: «я сказал», «я сделал», то «мама», «папа», — напустилась на меня моя любимая вялотекущая шизофрения.

И в принципе она была права. Вот и сейчас, пока меня мыли и тёрли, слушая ласковое воркование Фиды, я уже дважды поймал себя на том, что чуть не ляпнул: «а я думал…», а потом «я хотел узнать…».

Чёрт! Чёрт! Едва не прокололся. И где — на пустом месте.

С этого момента решил, что если буду думать о себе ОН, а не ОНА — мне хана. Рано или поздно что-то брякну не подумавши. Чем это кончится, страшно было подумать. Пусть инквизиции, как таковой, здесь вроде бы не было, но угодить на костёр за колдовство можно было запросто.

Решено! С этого исторического момента Егоров Сергей Петрович 1965 года рождения объявляется безвременно канувшим в Лету.

Э-э-э, подожди! Я же ещё жив!

Теперь ты не спорь, так НАДО! Надо для нас обоих! Теперь мы одно целое и зовут нас Ола.

Так вот, что касается мамы — Ириэллин Миирит Юэлль нэды Серебряной реки, Светлорождённой лаэрины Вечнозелёного леса, то по рождению в местном табели о рангах она стояла куда выше отца. И вроде бы даже сбежала вместе с ним.

Этакие Ромео и Джульетта местного разлива.

И не надо пошлить. На самом деле всё это выглядело очень романтично.

Хорошо, что развязка не была кровавой, а то вышла б ещё та любовная история. Ведь между лаэром и нэдом (вершина карьеры отца, выше ему, скорее всего, при всём желании не прыгнуть) стояли ещё туэр, нирт и, кажется, омит. Хотя омит стоял как-то особняком, являясь титулом хозяев пограничных с империей владений. Эти вольные бароны (назовём их так) никому не подчинялись и считали себя равными другим монархам (но кто ж с этим согласится?). Поэтому по нашей — леворской классификации, они стояли ниже лаэров и дергов.

Так ты будешь рассказывать, или я?

Я ж не виноват, что ты, то есть девчонка в местном табели о рангах едва разбиралась.

А что ты от неё хочешь? Ей едва десять лет исполнилось. Ты сам вспомни, каким был в её возрасте.

Я в школе учился.

А где ты тут её видишь? На тыщщи вёст вокруг ничего похожего? Самый образованный человек отец Фергюс — местный священник.

Алкаш ещё тот.

Был бы ты в прошлой ипостаси — с удовольствием бы составил ему компанию.

А почему бы нет. Я бы многое за это отдал.

Даже жизнь.

Только не надо фанатизма. Я не настолько повязан с зелёным змием.

Вот и патер Фергюс свои мозги пропил не до конца. Обучил девочку и титулам, и умению читать и писать.

Ну это ты выдаёшь желаемое за действительное.

Отчего, я действительно выучила все буквы и цифры.

Во-первых, здесь не буквы, а, скорее, руны или иероглифы, а цифры — наподобие римских. Чего тут сложного? Правильно титуловать себе подобных дворяне учатся с детства. Малейшая оплошность в этом вопросе считается серьёзным оскорблением, которое смывается только кровью.

Чего придираешься? Фида вон вообще неграмотная. Отец — с пятого на десятое, чуть получше меня. Вот мама — та была женщиной образованной, жаль, что тебя, то есть Олу не выучила.

При воспоминании о матери на девочку накатывала такая грусть и тоска, что сердце сжималось от боли. Ничем не восполнимая горечь утраты.

Сердце кровью обливается.

Не надо пошлить!

Нет, я серьёзно. Жаль девочку, ведь мать погибла. А вместе с ней и младший брат. Кстати, ей явно не всё рассказали.

Что ж ты хочешь, чтобы ребёнку расписали все подробности?

Так-то оно так…

Но теперь-то ты знаешь?

Я в этом не уверен.

Так разберись. А сейчас не отвлекайся.

Рассказываешь, между прочим, ты. Забыла?

Ах да.

Тем временем девушки успели меня вымыть и принялись вытирать — новая экзекуция. Фида тоже не теряла времени даром, самолично сходив за платьем и бельём. Ещё мне принесли светло-коричневые сапожки, которые притащила рыжеволосая девчонка — моя ровесница. Пока меня облачали сначала в батистовую сорочку, потом в тёмно-синее шерстяное платье, чулки и сапожки, она, замерев у двери с открытым ртом, восторженно смотрела на меня. Наверно так же Козетта любовалось куклой в витрине магазина.

— Эх, такие волосы сразу не просушишь, — пожаловалась на судьбу чёрненькая, вытирая мои густые пряди.

— А может полотенце вокруг намотать, — я покрутила пальцем.

— Верно, нэда тоже иногда так делала, — бросив на меня сочувственный взгляд, горестно вздохнув, подтвердила Фида, — Я сейчас, — она ловко обмотала волосы полотенцем и уложила в тюрбан, отчего я стала похожа на турецкого султана.

— Заколоть бы надо, — заметила наставница, придирчиво оглядывая получившуюся конструкцию.

— У мамы ведь были заколки?

— У-гу, — отчего-то помрачнев чернее тучи, кивнула Фида.

— Так давай поднимемся и возьмём, — предложила я и, поддерживая двумя руками тюрбан, направилась к двери.

Оказавшаяся на моём пути девчонка заметалась туда-сюда, юркнув за дверь, как мышка.

Мы с наставницей поднялись по лестнице в мою комнату. Покосившись на меня, женщина полезла в сундук. Только уже в другой — поменьше. Интересно, что там? Персиковое платье. Мамино! Мама! Её вещи. Глаза мгновенно наполнились слезами. Я ничего не могла с собой поделать.

Я, кстати, тоже. Мамин образ. Необычайно высокая нет, не женщина — богиня, которая упиралась головой в голубое бездонное небо, а в её золотых волосах играло солнце. Я стою, задрав голову, и смотрю на неё. И почему-то не вижу лица. Его родные, такие знакомые черты, тают и расплываются. Только это платье, его я помню точно.

Я не заметила, как слёзы сами собой заструились из глаз, а я, не обращая внимания на размотавшийся тюрбан, стою и, часто всхлипывая, размазываю их по щекам.

— Что ты, девочка моя, что случилась, — подскочила ко мне Фида.

— Платье. Мамино, — сквозь плач только и смогла выдавить я.

— Да, милая, это её вещи, — прижала наставница меня к себе, гладя по голове, — Давай вытрем слёзки, всё будет хорошо, — ворковала она, промакивая моё лицо полотенцем.

Полотенце окончательно промокло, но моя воспитательница тут же заменила его новым. Не просто белым, а с простеньким голубым узором по краям. Этакий незатейливый рушник.

Как только тюрбан был закреплён четырьмя длинными шпильками с камешками на концах, я тут же подскочила к окну. Кораблей и след простыл. Куда же они делись.

— Фида, а где давги? — окликнула свою воспитательницу, укладывавшую вещи обратно в сундук.

Эх, жалко я так и не рассмотрела, что в шкатулке. Память Олы услужливо подсказала, что она принадлежала маме, была очень старинной и изготовлена из редкого дерева нисс. Тёмно-коричневая, почти чёрная с тонкой затейливой резьбой она манила девочку своей таинственностью. Там лежало что-то очень и очень ценное. Вот только знать бы что.

Загадочная вещица вновь скрылась на дне сундука. Ола горько вздохнула, не сумев скрыть своего разочарования. Ведь разгадка тайны была так близка.

Мне и самому стало интересно.

Не перебивай. Я решила помочь девочке.

— Фида, а почему ты складываешь всё обратно?

Наставница удивлённо посмотрела на меня.

— Может надо отложить всё самое ценное, вдруг нам придётся бежать.

• Предыдущая
• 6/111
• Следующая