Сулейман. Султан Востока - Лэмб Гарольд - Страница 1

• 1/84
• Следующая

Посовещавшись друг с другом, два иноземных лекаря констатировали смерть султана Селима Угрюмого от рака и сообщили о своем заключении визирю. Затем помогли ему отодвинуть от тела покойного, вытянувшегося на матрасах под парчовым покрывалом, жаровню с раскаленными углями и только после этого сами легли на ковер поспать. Ближайшие девять дней им предстояло провести в этих спальных покоях, ибо известие о смерти султана не должно было выйти за пределы шатра. Так распорядился Пири-паша, визирь, настолько старый человек, что он и сам не ожидал прожить так долго.

Селим болел уже давно. Восемь лет правления, совершая многочисленные походы, он превозмогал болезнь лишь благодаря сильной воле. Но, снедаемый гневом, был абсолютно беспощаден к своему окружению. И все это время ближе всех к нему был Пири-паша, на плечи которого легло бремя забот об империи. Селим так и называл его — Носителем бремени.

Вместе с алхимиком, оставившим на время свое колдовство над пышущими жаром тиглями, визирь внимательно осмотрел спальные покои умершего правителя. Он пытался представить, что могли бы увидеть глаза постороннего, подглядывающего в какую-нибудь щелку за происходящим внутри. Погасив все огни, кроме языка пламени масляного светильника, положил рядом с матрасом, на котором лежал покойник, пенал с писчим пером и несколько свитков бумаги, чтобы создать впечатление, будто султан что-то пишет. Тот имел обыкновение заниматься этим по ночам, когда его мучила бессонница. Внимательно осмотрев бумагу и убедившись, что текст на ней написан почерком Селима, Пири-паша прочел строки стиха:

Спрашивают ли себя те, кто мчатся верхом на охоте, Кто на самом деле охотник, а кто жертва?

Султан Угрюмый был еще и поэтом.

В приемных покоях Пири-паша предупредил бодрствовавших слуг, что султан спит, а сам он идет отдыхать. Потом, выйдя наружу, он приказал стражникам, стоявшим у шеста со штандартом, никого из шатра не выпускать. Но и на этом не успокоился. Беспечно, будто прогуливаясь на свежем утреннем воздухе, отправился к коновязи, где его ожидали два человека, находящиеся здесь вот уже несколько дней.

Шагая в одиночестве, паша слышал глухой шум огромного палаточного лагеря — скрип телег водовозов, блеяние овец, которых тащили на заклание. В ночной дымке распространялся сырой запах хвойного леса. Костры вокруг него уходили в горы, отстоя друг от друга на равном расстоянии. Казалось, в эту ночь ничего не изменилось. Но старый визирь понимал, что теперь его могут сместить с поста в любой момент.

Своих людей, игравших при свете костра в кости, он нашел у кормушки для лошади. Немного постоял рядом, как бы наблюдая за игрой, а на самом деле радуясь тому, что эти двое его гонцы: тот, что помоложе, — оруженосец, другой — командир тьмы (соединения войск численностью в 10 тысяч всадников), который, однако, скрывал свои знаки отличия под накидкой юзбаши — сотника.

На мгновение Пири-паше стало горько и тревожно — вспомнилось, сколько раз вот так приходилось принимать решения, опасаясь ошибок и бессмысленных жертв. Даже вдруг захотелось самому помчаться верхом в то место, куда направится один из его гонцов, и отдохнуть среди тюльпанов вблизи Босфора. Однако он не мог позволить себе такого.

Поскольку в смерти Селима сомневаться не приходится, обстановка в течение нескольких дней должна оставаться неопределенной. Пока преемник султана не будет опоясан поясом с мечом у гробницы Аюба, есть опасность мятежей. Могут взбунтоваться дикие азиатские племена или поднять головы враги Селима. Впрочем, в живых Селим оставил мало врагов… И еще у него остался только один сын, Сулейман, который сейчас находился на азиатском побережье.

Пири-паша больше всего не любил тот город, где хранились сокровища империи, а в роскошных дворцах все еще жили иностранцы. Там в любой момент мог вспыхнуть бунт из-за неосторожного слова или подкупа. Верховный визирь Османской империи появился на свет, когда первые турецкие всадники уже вступили в этот город. Но и через шестьдесят семь лет он все равно воспринимал его как абсолютно чужой, а потому свой дом построил у голубых вод пролива, откуда не просматривались городские стены…

Заметив, что двое игроков тайком за ним наблюдают, визирь подавил чувство тревоги и произнес:

— Сейчас слишком поздний час для такой игры, — при этом слегка выделив слово «час» — условный сигнал, означавший, что им пора отправляться в путь. О том, что нужно делать дальше, все трое договорились заранее.

Игроки прекратили игру в кости и покорно поднялись — ведь визирь империи давал указания от имени самого султана.

— Да хранит вас Аллах, Пири-паша, — ответил почтительно военачальник.

Когда гонцы пошли к лошадям, визирь остановил юного оруженосца и вручил ему свиток бумаги с каракулями.

— Проследи за тем, чтобы число кабардинских скакунов было точным, — сказал он ему таким тоном, словно давал наряд вне очереди за не очень серьезный проступок. Ведь почти наверняка его слова разнесут по всему военному лагерю.

Постояв достаточно долго и убедившись, что за гонцами нет слежки, Пири-паша отправился в свою палатку. Он знал, что они уже скачут верхом среди гор. Командир тьмы в южном направлении — в великий город Константинополь, чтобы предупредить возможные мятежи, а оруженосец с письменным посланием — к Босфору, чтобы, перебравшись через него, найти в Азии Сулеймана, сына Селима.

Визирь надеялся, что ему удастся поддержать видимость жизни в мертвом теле Селима целую неделю. Но на исходе пятого дня понял, что тайна вышла за пределы султанского шатра. О смерти правителя стали догадываться, хотя прямых доказательств тому не было. Представив, какие могут быть последствия из-за сокрытия этого факта от десятков тысяч вооруженных воинов, визирь решил сам обнародовать тайну. Стремительно пройдя к шесту со штандартом, на котором висело семь белых конских хвостов, он объявил, что султан Селим Угрюмый скончался этой ночью.

Располагавшиеся вблизи от султанского шатра воины-янычары сразу же опрокинули наземь палатки, разрубив саблями натянутые канаты, сорвали со своих голов тюрбаны, огласили утренний воздух скорбными возгласами и рыданиями.

Хорошо зная настроения в армии, Пири-паша был несколько удивлен, что янычары, немало пострадавшие от приступов гнева жестокого правителя, горюют в связи с его смертью, словно дети.

С армией все в порядке, убедился он и решил немедленно покинуть расположение лагеря. Опечатав сундуки с деньгами и личную сокровищницу султана, визирь передал командование армией — но отнюдь не свою круглую печать — одному из военачальников и заодно проинструктировал его, какими перегонами следует вести похоронный кортеж. Той же ночью, переодевшись так, чтобы его не узнали, Пири-паша поскакал верхом вслед за своими гонцами в Константинополь.

Сулейман должен был прибыть в город, по расчетам визиря, на девятый день. Если же случится что-то непредвиденное и сына Селима не окажется на месте, то почему именно ему, Носителю бремени, искать выход из сложившейся ситуации?

Мчась верхом по не освещенной светом факелов дороге, визирь вдруг почувствовал, что ему недостает Селима, который никогда не пасовал перед опасностью или тяжелыми испытаниями.

На пятый день Сулейман поскакал по дорогам, протянувшимся вдоль побережья на север в направлении Европы.

Он ехал в свободной манере, временами наклоняя вперед свое долговязое худощавое тело, опершись на укороченные стремена. Сын Селима любил лошадей и получал большое удовольствие, проводя долгие часы в питомниках этих животных.

Его рука, держащая поводья, была загорелой и мускулистой. Неугомонными серыми глазами он бросал взгляды по сторонам, плотно сжимал тонкие губы, ловил орлиным носом теплый ветер, дующий в лицо, и выглядел в седле почти по-женски грациозно. Сулейман был чисто выбрит. Исключение составляли небольшие усы. Чалма из неплотной ткани вокруг худощавого лица придавала ему сходство с молодым энергичным муллой или дервишем. Преемнику султана было не больше двадцати пяти лет.

• 1/84
• Следующая