Александр II, или История трех одиночеств - Ляшенко Леонид Михайлович - Страница 66
- Предыдущая
- 66/93
- Следующая
Воспользовавшись тем, что в Ташкенте началось очередное восстание горожан против местного властителя, он в апреле 1865 года без всякого приказа из Петербурга двинулся к городу. Несмотря на численное превосходство противника (15 тысяч кокандцев против 2 тысяч русских), город был взят. Черняева газеты назвали «ташкентским львом», но недоумение официального Петербурга от этого не уменьшилось. Выражая общее настроение в «верхах», министр внутренних дел Валуев писал: «Ташкент взят Черняевым. Никто не знает почему и для чего». В течение года после взятия города на разных уровнях обсуждался вопрос о его статусе. Поначалу, опасаясь бурной реакции Англии и соседних среднеазиатских государств, Ташкент сделали вольным городом, но Гамбурга из него почему-то не получилось. В 1866 году его все-таки присоединили к империи, и Зимний дворец вздохнул свободнее, забыв о Черняеве, который оставался в Средней Азии вовсе не для того, чтобы почивать на лаврах.
Осенью 1865 года он самовольно снарядил некое посольство в Бухару, где оно благополучно и было арестовано, что задало неожиданной работы Министерству иностранных дел. Это обстоятельство вкупе с хаосом, царившим в финансовой и административной сферах управления Туркестанской областью, заставило Петербург отозвать ретивого генерала из Средней Азии. Однако его преемники на посту военного генерал-губернатора Туркестана продолжили наступательную политику Черняева. В мае 1866 года русскими войсками был взят Ходжент, в мае 1868-го — Хива и лишь в январе 1884-го — Мерв. То есть завоевание Средней Азии растянулось на 20 лет, но постепенное включение ее в состав Российской империи во многом изменило судьбу местного населения. До 1880 года государственные затраты России на управление и обустройство присоединенных территорий почти в три раза превышали сумму поступлений оттуда в бюджет — регион пришлось подтягивать на совершенно иной цивилизационный уровень. Как отмечают историки, в России, в отличие, скажем, от Англии, не флаг шел за купцом, а купец — за флагом. Но так или иначе, продвижение империи на юг стало реальностью.
Завоевание Средней Азии привело к прекращению там междоусобных войн, ликвидации рабства и работорговли, победе веротерпимости. С 1880-х годов здесь начинается строительство железных дорог, стали возникать новые и расширяться старые города. Средняя Азия, как чуть раньше и Кавказ, втягивалась в сферу влияния мировой экономической системы, прежняя замкнутость общества разрушалась, оно выходило на новый виток развития.
Средняя Азия оказалась не единственным регионом, где напрямую столкнулись интересы России и Англии. Не меньшей напряженностью отличалось их противостояние в Северной Америке. С 1850-х годов она начала рассматриваться официальной Россией как необходимый противовес торговому и морскому владычеству Англии во всем мире, как слабое звено в цепи подвластных Лондону территорий. В связи с этим в 1854 году впервые встал вопрос о продаже США российских владений в Америке. Однако в 1861 году там разразилась война между Севером и Югом, которая отсрочила решение вопроса о судьбе Русской Америки. Интересно, что психологически и, так сказать, социально самодержавие должно было бы поддерживать конфедератов (южан), но государственные интересы России, да и насущные задачи ее внутренней политики (отмена крепостного права) заставили Зимний дворец возложить свои надежды на северян, ратующих за отмену рабства в Америке.
Правда, первое время империя сохраняла лишь доброжелательный нейтралитет по отношению к правительству А. Линкольна. «Раскол США, — писал Горчаков, — вызывает у нас глубокое прискорбие. Мы советуем умеренность и примирение, но мы не признаем другого правительства в Соединенных Штатах, кроме вашингтонского». Однако южные плантаторы оказались решительнее российских помещиков, а может быть, правительство Линкольна в чем-то уступало «команде» Александра II, но война в США набирала силу. Россия постепенно переходит от нейтралитета к поддержке северян, те, в свою очередь, оказывают ей моральную помощь в польском вопросе. После окончания Гражданской войны в Америке проблема русских земель на этом континенте сделалась неотложной. Их продажа правительству Линкольна по-прежнему диктовалась как политическими, так и экономическими соображениями. Если говорить об экономике, то обследование дел в Российско-американской компании показало полную несостоятельность неповоротливого торгового монстра. Соглашаясь в принципе с оценками ревизоров, следует все же отметить, что при умелом ведении дел колонии, без сомнения, могли бы давать значительную прибыль, и правительство Александра II об этом, думается, подозревало. Вопреки устоявшемуся мнению, будто бы Петербург понятия не имел о богатствах Аляски, он на самом деле был информирован о наличии там залежей золота. Но тут в игру вступала политика.
Золотые прииски Аляски и Калифорнии не замедляли, а ускоряли принятие решения о продаже Русской Америки. Зимний дворец понимал, по образному выражению одного из российских историков, что «вслед за армией вооруженных лопатами золотоискателей могла прийти армия вооруженных ружьями солдат». Вступать же в вооруженный конфликт с США, рассматриваемыми Россией в качестве союзника в борьбе против Англии, ей было совсем не с руки. К тому же на Дальнем Востоке империя не имела ни достаточных вооруженных сил, ни достаточно прочного, обустроенного тыла. Так и видишь Александра II, который во время совещаний по проблеме Аляски беспомощно разводит руками и спокойно, но убежденно произносит сакраментальное: «Не удержим...»
18 марта 1867 года в Вашингтоне был подписан договор, по которому Россия продавала принадлежавшие ей в Северной Америке земли за достаточно символическую сумму в 7,2 миллиона долларов (11 миллионов рублей), а Штаты получали Аляску со всеми укреплениями, выстроенными здесь русскими. Последним предоставлялся выбор: в трехлетний срок вернуться в Россию или остаться, получив гражданство США. Реакция общественного мнения империи на продажу Аляски была достаточно вялой. Общество в те годы оказалось более занятым внутренними проблемами и европейскими событиями.
Последним крупным внешнеполитическим испытанием для Александра II и России его времени стал восточный кризис 1870-х годов, имевший важные последствия для всей Европы. Он разразился в трудное для империи время (правда, сложно припомнить годы, когда бы война не захватывала нашу страну врасплох и вообще когда бы война приходилась ко времени). Буржуазные реформы, потребовавшие огромных финансовых вливаний, только начинали разворачиваться в полную мощь. Экономические трудности 1870-х годов были усилены неурожаем 1874 года, да и активизация деятельности революционных народников в очередной раз подчеркнула растущее непонимание между обществом и властью. В этой ситуации национально-освободительное движение, вспыхнувшее в Боснии и Герцеговине летом 1875 года, стало для российских властей неприятным сюрпризом. С одной стороны, они не могли оставаться в стороне от конфликта Стамбула и подвластных ему православных балканских народов. С другой — должны были всячески избегать конфронтации с ведущими европейскими державами, преследовавшими свои цели на юге континента.
Обеспокоенный обострением событий в Османской империи Александр II обратился к Германии и Австро-Венгрии с предложением содействовать сохранению Порты, но потребовать от нее более точного соблюдения прав христианских народов, входивших в ее состав. Совместную ноту, содержавшую пять требований к Турции, выработать удалось, однако беда заключалась в том, что Стамбул, обещая на словах все что угодно, на деле и не думал выполнять своих обещаний, или, как пессимистично выразился Бисмарк: «Стоят ли обещанные Турцией реформы той бумаги, на которой они пишутся?» Да и повстанцы были явно недовольны умеренностью требований к Стамбулу, которые выставили члены Союза трех императоров. Однако споры вокруг этой ноты так и не успели разгореться, развитие событий на Балканах сделало ее неактуальной.
- Предыдущая
- 66/93
- Следующая
