ВИА «Орден Единорога» - Лукьянова Наталья Гераниновна - Страница 77

• Предыдущая
• 77/104
• Следующая

Правда, вчерашней ночью Боги таинственных параллельных миров, похоже, сжалились над Павлом и что-то такое необычное подкинули ему на раскинувшийся на километры за речкой Ключовкой частносекторный участок участкового Федоскина.

Совершающие дежурный обход ППСники услышали за старым мостом, тем, что у колокольни недвусмысленный шум. Особого желания вмешиваться в явно вооруженную драку у троих совсем еще юных патрульных не возникло, но так как дело остро пахло керосином, они по рации вызвали машину, которая, по крайней мере, воем сирены, как обычно, распугала правонарушителей.

«Не случайно, эх, не случайно народ зовет нас „мусорами“. Подъезжаем обычно пост. Скриптум, подбирать битые бутылки и трупы,»— подумалось Павлу. В этот раз трупов, к счастью, не было, зато бутылки, разбитые в «розочки»были. И кровищи оказалось тоже не мало. Плюс трое крепко порезанных «тяжелым, необычно длинным (от семидесяти сантиметров) обоюдоострым холодным оружием»пострадавших.

Если судить по показаниям терпил, нападавших, вооруженных мечами было от пяти до двадцати пяти человек. Правда, доблестным дежурным, стеной стоявшим за дело освобождения от лишних заявлений, то есть лишней работы (ведь известно: главный враг мента — терпила), удалось-таки установить, что это был один-единственный, но жутко крутой маньяк, по описанию — вылитый Горец.

Оказывается, оборонявшиеся бедняжки в пылу самозащиты несколько раз сносили легендарному Бессмертному голову, но она тут же отрастала вновь. Впрочем, был в показаниях еще и вариант, что это был не Горец, а Фреди Крюгер. И размахивал он не мечом, а руками с когтями-ножами, сверкавшими при луне.

Однако, при всех своих, достаточно серьезных ранениях, пострадавшие претензий не имели, и, не окажись у одного из покоцанных парниш необычайно активной маман из управления завода «Сильвинит», дело бы благополучно избежало возбуждения. Не смотря на вопли подростков, что, мол, ерунда, и сами разберемся (весьма подозрительные), несгибаемая дама вынудила-таки замордованных ночным дежурством ментов сесть за бумажки. И механизм правосудия, пусть и крайне недовольный тем, но пришел в действие, толкнув шестеренку, какой в нем являлся Пашка с утра пораньше обходить необозримые просторы своего участка.

ГЛАВА12.

Заготовкой дров Рэн увлекся и отвлекся, однако, главной его целью были поиски Беаты. Сегодня Рэн намеревался посетить рынки и «Миф».

Хозяйка же отправилась за молоком, а оставлять без присмотра двор Рэн не решался, к тому же, он обещал не уходить до ее прихода — не учел старушечьей черепашьей скорости.

К счастью, Анна Ильинична оказалась особой энергичной и вернулась до полудня. Оглядела все тем же суровым взглядом заметно подросшую поленницу:

— Рукомойник в сенях. Шибко угощать не чем, уж прости. Если домашним не побрезгуешь, а так — и водки налью. На такой случай берегу.

— Да я не пью, — пожал плечами Рэн, но в дом пошел, помыл руки, вытер чистой ветошью.

С сеней дверь вела прямо в малюсенькую кухонку. Половину ее занимал очаг, запрятанный в каменную, заштукатуренную трубу — печь. Вдоль стены стояли мешки с мелкой картошкой, чугунки с очистками; старый буфет тускло отсвечивал слюдой стекол; у одной из стен стоял белый шкаф, похожий на металлический ящик; две двери открывались в небольшие комнаты с низкими потолками, а по полу туда вели пестрые, самотканые коврики. Свет в окошко едва пробивался сквозь кусты сирени.

Анна Ильинична шлепнула Рэна легкой старушечьей рукой по лопаткам, мол, проходи в комнату. Он подчинился.

Если в кухне все заставлено было утварью, мешками, пластиковыми и консервными банками, чем-то, что показалось Рэну мусором, но для старушки, очевидно, имело ценность в хозяйстве, то в комнате царила чудесная пустота. Не смотря на низкий потолок, она была просторна. Высокая кровать, вся в белом кружеве, с горкой подушек; потрескавшийся шифоньер с большим зеркалом, сервант и комод с безделушками. Кругом вышитые салфетки, на полу — пестрые дорожки, а в центре — круглый стол, покрытый кружевной скатертью.

На стене портреты: самой Анны Ильиничны, только молодой, с косою в виде короны уложенной на голове, и, видимо, мужа, в строгой одежде, подобную которой носят тут стражники. Под портретами тряпичные цветы в высоких стеклянных вазах. Впрочем, Рэн уже привык к тому, что стекло здесь дешево и его везде много, вон окна какие в домах — в человеческий рост.

— Ну, коль не пьешь, так просто — ешь. Степан Андреич — покойник, — проследила старушка взгляд Рэна. — В войну погиб. Еще в сорок втором. Тридцати не было — похоронка пришла, — Она поставила перед Рэном дымящуюся картошку, какие-то зеленые длинные и красные круглые плоды, соль и порезанное сало. — Чем тебя поить, непьющего? Чего уж, и вина не пьешь?

Ну, вино-то Рэн пил. Правда, мать чаще всего разбавляла вино водой. Не из жадности, просто когда Рэн покидал дом, он был почти еще ребенком, и Рэн так привык, пьянеть же не любил. Однако, в этом, Битькином, мире все время приходится быть на стороже.

—… Ну вот, тогда: молока с малиной позузли, — Старушка присела на стул против Рэна, разглядывая его строго и пристально, изредка посматривая на меч у дверей, — Сабля у тебя там, ли че? — наконец решилась она, — Ну, орудие какое?

— Меч, — не стал запираться Рэн.

Анна Ильинична кивнула, будто ответила на какой-то свой вопрос. Потом ушла в другую комнату и вернулась со стопкой одежды и кроссовками в руках:

— Ребята, оно, конечно, хулиганье. Дрянь — не ребята. Мне до их с тобой дел — дела нет. Только в таком виде тебе после вчерашнего ходить — резону тоже нету. Коли убивец ты какой — Бог меня накажет за то. Конечно. А так… Железяку свою спрячь где лучше, и одежонка приметная больно. Вот: у Прокопьевны внука футболка да штаны с обувкой. Опять же косы твои. Хвост твой, говорю, девчачий, состричь надо — больно приметно для Солнцекамска. Тут таких хвостатых — штук пять от силы. Бандюги твои тебя ищут — аж носом землю роют. Да и Пашка участковый рыщет, волчара чисто. Он — парень неплохой. Безголовый, правда, и бестолковый. Но служба у него такая — тебя ловить. Сам-то — неместный?

Рэн покачал головой.

— Ну, надо — так оставайся, квартируй. Коли надолго — спрошу у Плеховны, сколько с квартирантов берет. У нее всегда — полон дом.

Рэн запрятал меч в огороде, под иргой, глубоко загнав в землю. Обмотать ножны баб Нюра дала полиэтилена. Оказывается есть здесь такая волшебная материя — не гниет. Что ж делать — хозяйка права. За все время пребывания в городе Рэн ни разу не заметил ни одного человека с оружием. Только у стражей — небольшие, но, видимо, прочные, гладкие палки. С его полутораручником мудрено затеряться в толпе. А теперь от дома пенсионерки Забелиной шел себе мальчик как мальчик: в белой футболке «Рибок», в синих потертых «Кевин кляйнах»и китайских кроссовках с гордым «Адидас»на боку. Ветер лохматил темные волосы со стрижкой а ля сороковые годы ( волосы спереди длинные волной зачесаны назад, на затылке — короткие). А безопасность свою придется пока обеспечивать парой кинжалов. Впрочем, кто бы еще узнал его в этом прикиде.

Тонечки все не было. Небо затянуло тучами, и поэтому, не смотря на белые солнцекамские ночи — уже стемнело. Капли дождя скатывались по стеклу с противной монотонностью.

Эрих косился на хозяйку с непониманием: уже двадцать минут, как он вошел на кухню, а тарелочка пуста. Рыжий, не склонный к меланхолическому философствованию и психологическому анализу, гортанно мяргнул и, прыгнув на подоконник, бесцеремонно толкнул локоть Инны Георгиевны.

Та быстро и нервно шагнула к холодильнику и, постукивая десертной вилкой, разложила отварное рыбное филе по кошачьим мискам.

Клеопатра Федоровна сунула в дверь изящную трехшерстную мордочку и с недоумением подняла крыжовниковые глаза на светловолосую стройную женщину в теплом сине-сиреневом халате: ее блюдце оставили пустым. Эрих многозначительно обменялся взглядами с сестрой: хозяйка молчала, просто наложила еду и даже не позвала, не пригласила к столу, а снова отвернулась к окну.

• Предыдущая
• 77/104
• Следующая