Черный завет. Книга 2 - Булгакова Ирина - Страница 3

Дождавшись яростного "я-с-са", Роксана задержала конец кнута и тут же отпустила, мгновенно освободив ладонь от стягивающей петли. Как она и ожидала, стремительный рывок Шанан-дэя, в который он вложил всю свою силу, не остался без последствий. Нелепо взмахнув руками, он снова упал на землю. На этот раз на глазах у всех. Желтая степная пыль на мгновенье скрыла его позор от посторонних глаз.

Установилось совершенное молчание. Никто из всадников не позволил себе не то что смеха — простой усмешки. Случись такое — это повод для смертельной дуэли на кнутах. Так, как завещали предки. Ведь для того, чтобы иметь право на смех, следовало указать на причину. Именно поэтому тот, кто улыбался, должен был сначала показать пальцем на то, что послужило поводом для веселья.

Когда Шанан-дэй поднялся, сжимая в руке отвоеванный кнут, отплевывая набившуюся в рот пыль, Роксана приготовилась к смерти. Ей удалось не просто разозлить его, а довести до бешенства — значит, смерть будет быстрой.

Девушка стояла, не сводя глаз с Шанан-дэя, готовящегося нанести удар. Кровь стекала с разорванной ладони и жадная до влаги степь впитывала капли. Против воли Роксана усмехнулась, подумав о том, что вся ее кровь вряд ли утолит вековую жажду.

Шанан-дэй понял ее усмешку по-своему. Разъяренный до безумия, он не стал тратить время на долгую прелюдию. Получивший волю кнут со свистом рассек воздух. Ярость — плохой советчик и железный шарик вспорол шипами землю там, где только что стояла Роксана.

Удар следовал за ударом. Девушке оставалось одно: готовиться к тому моменту, когда силы оставят ее и Шанан-дэй нанесет ей последний, смертельный удар. Разглядев в поднятой пыли разгоряченное от бессильной ненависти лицо степняка, Роксана вдруг почувствовала прилив сил. Кривая усмешка снова тронула ее губы.

Внезапно шепот прокатился по сомкнутому ряду всадников. Будто и они звериным чутьем поняли этот странный перевес сил в сторону непокорной рабыни.

Роксана и не заметила, как спешился один из всадников. Она увидела его только тогда, когда он вошел в круг, подняв правую руку над головой в знак того, что у него есть что сказать. И лишь усталостью можно объяснить то, что Шанан-дэй воспользовался передышкой.

Кочевник — высокий, выше Роксаны на полголовы вступил в круг. Как только она его разглядела, то поняла: лишь ему Шанан-дэй мог позволить прервать поединок. Потому что Ханаан-дэй был гостем. Неизвестно, какие пути привели его месяц назад на становище, но по обычаю, он навсегда оставался гостем. Тем, кому многое позволено, а еще больше запрещено. Ему позволялось бесцеремонно прервать затянувшееся убийство, однако участвовать в жизни становища он не мог.

Рослый, по меркам кочевников, Ханаан-дэй негромко заговорил на степном наречии вскоре после того как убедился — Шанан-дэй склонен прислушаться к его словам.

Пользуясь передышкой, Роксана тяжело дышала, восстанавливая дыхание. На всякий случай. Никто не знает, что придет на ум дикарям. Вдруг быстрая смерть отменяется, и ей предстоит готовить тело и дух к долгой и мучительной.

За годы, проведенные в рабстве, Роксана отлично поняла, о чем они говорили. Что греха таить, она была удивлена поступком Ханаан-дэя. Однако когда до нее дошел смысл его слов, она удивилась еще больше.

— Уважаемый Шанан-дэй может прислушаться к моим словам, а может продолжить наказание. Это — решение Шанан-дэя, и я приму, что бы он ни решил, — Ханаан-дэй — приложил ладонь к груди. Но не со стороны сердца.

"Уважаемый, как же!" — про себя отметила жест Ханаан-дэя Роксана. Если ладонь к сердцу означала полное и безоговорочное почтение, то прижатая к другой стороне груди могла быть истолкована двояко. Дескать, я тебя уважаю, но ты сначала докажи, что тебя есть за что уважать.

— Говори, — Шанан-дэй дышал со свистом. Ему сбивала дыхание не усталость, а неутоленная злоба.

— Ты знаешь, уважаемый, — Ханаан-дэй прищурил глаза, предваряя долгую речь, чтобы собеседник был к ней готов. — Я пригнал в становище табун отборных степных коней и в них у меня нет недостатка. Я выполнил условия рода и все остались довольны, — он легко обвел рукой прислушивающихся к его словам всадников. — По обычаю мне оказали почтение, выделив двух рабынь, и мой шатер полон достатка…

Роксана мысленно ехидно улыбнулась, вспомнив тот шатер. Вот ведь, давно уже приспособились к обычному жилью, а все шатром называют. Да и само становище — не более чем обычная деревня. Завоеватели привыкли давать вещам знакомые имена — кто ж им в это откажет?

— …по-прежнему испытываю недостаток в рабынях. Я согласен заплатить за нее золотой и говорю всего лишь об отсрочке наказания. Через два месяца я покину гостеприимное становище, и почту за честь вернуть рабыню уважаемому Шанан-дэю, с тем, чтобы он насладился радостью, отложенной на время. И пусть рабыня примет смерть, когда моя нужда в слугах отпадет. И пусть смерть не покажется ей легкой. Я жду твоего решения, уважаемый, но приму любое.

Умный человек, — Роксана не сдержала легкого вздоха, — ни разу не сказал "прошу". Только в этом случае отказ Шанан-дэя мог быть расценен как оскорбление. А так — просто болтовня. "Я сказал — ты послушал".

Шанан-дэй стоял, не глядя Ханаан-дэю в глаза.

По едва заметным мелочам Роксана видела, как зарождается вражда между двумя степняками. Она не знала, что подвигло Ханаан-дэя на этот поступок: нехватка в рабынях, или что другое. И вполне возможно — если сговор состоится — за пару месяцев ей предстоит пройти через такие унижения, которые не способно представить даже ее разгоряченное воображение.

Что подтолкнуло Ханаан-дэя девушка не знала. Однако то, что происходило в голове ее хозяина, не составляло для нее тайны. Он мог отказать просителю. В этом случае он наживал смертельного врага. И еще. Ему предстояло довести до конца начатую казнь прямо здесь. А уж он вправе был сомневаться в быстром успехе начатого, после того, как все не заладилось с самого начала. Согласие же позволяло ему сохранить лицо. Кроме того, отныне Ханаан-дэй был ему обязан. Пустячок — а приятно… Но куда в таком случае прикажете деть неудовлетворенную злобу, что искажала и так лишенные привлекательности черты?

Не зря Шанан-дэй слыл расчетливым человеком. Подлость — что есть, то есть, но и хитрости ему было не занимать. Он нашел в себе силы смирить гордыню. Тем более, что казнь только откладывалась на пару месяцев. А что такое месяц для степняка? Всего лишь время, за которое многое может случиться.

— Роксана, — наконец, коротко прорычал бывший хозяин, вручая просителю вместе с именем и ее саму. Шанан-дэй протянул открытую ладонь в знак состоявшегося сговора для ответного касания.

— Роксана, — повторил Ханаан-дэй, даже не взглянув в ее сторону.

Девушка плохо помнила обратную дорогу. Точнее, она не помнила ее вовсе. Когда Ханаан-дэй, даже не удосужившись как следует ее ударить — чтобы сразу поняла, кем она была, тем и осталась — хозяйской рукой перекинул ее через седло, Роксана потеряла сознание. Или заснула. Так или иначе, вспоминать было нечего. Благая мысль о том, что надо бы держаться подальше от зубов свирепого жеребца, покосившегося на нее горящим глазом, ненадолго удержала ее на зыбкой грани между явью и сном.

Очнулась Роксана оттого же, отчего и впала в забытье. Ее снова как мешок сбросили на землю, на этот раз благоухающую конским навозом. Она озиралась по сторонам, еще не понимая, где находится. И едва успела откатиться от копыт жеребца, стремящегося во что бы то ни стало сорвать на ней свою злобу. Он вправе был сердиться. Проделать обратный путь с двойной ношей — странно, что он не отгрыз девушке что-нибудь, до чего смог дотянуться!

Свирепость степных коней, под стать их владельцам, и послужила причиной того, что Роксана не рискнула воспользоваться таким вот жеребцом для побега. Как иная собака хранит верность одному хозяину, так степная лошадь всю жизнь предана единственному человеку. Ты можешь кормить ее каждый день, чесать ей шкуру специальной щеткой, убирать за ней навоз — все тщетно. Сколько бы времени ни прошло, подходя к такой лошади будь уверена: стоит тебе зазеваться и проклятая тварь укусит тебя.