Стая (СИ) - Безмирная Ольга - Страница 59

— Ну, как тебе не стыдно! — насмешливо покачала головой Кота. Потом нежно прижалась к нему и тихонько добавила, словно не в силах сдержать иронию: — Устроил такой спектакль, напугал бедную старушку…

— Это мне должно быть стыдно? — задохнулся от возмущения Лай и вырвался из объятий. — Я не питаюсь человечиной! И не загоняю в ловушки добрых людей!

— Не будут тебя есть. — Кота покачала головой, мол, надо же такое придумать! — Эта женщина — вроде как самая главная здесь…

— Она — вождь? — поразился Лай, осматривая неприметную, по сравнению с раскрашенными мужчинами, старушку. — А ты говорила, что вождь тот, на груди у которого был череп…

— Не вождь, — чуть сморщила носик Кота. — А главная. Как тебе объяснить… Тут правят женщины. Она — мать жреца. Поэтому самая главная среди женщин. У них принято украшать своих мужчин. А так как ты, — она нежно провела пальчиком по обнаженной груди юноши, — почему-то не расписан, как пряник на рынке, то добрая женщина решила сделать тебе такой подарок. Видимо решила, что не дело богине-волчице заниматься ерундой. В чем-то она права, — задумчиво добавила девушка.

— Если уж так надо и тебе тоже хочется видеть во мне расписную торбу, — решительно заявил Лай, уворачиваясь от юркой старушки, которая решила даром время не терять и уже помазала ему чем-то пахучим живот. — То, будь так добра, займись этой «ерундой» сама! Я как-то не привык, чтобы ко мне прикасались чужие матери!

— Тоже справедливо, — кивнула Кота, одним жестом останавливая упорную старушку. — Ладно, так уж и быть. К тому же, это что-то новое, необычное. Думаю, мне понравится! И, раз уж ты такой стеснительный, пойдем в наш уголок.

Она что-то рыкнула «поварихе». Та согласно закивала и, суетливо собрав в охапку все склянки, посеменила к входу в пещеру. Огромный мужчина тут же последовал за ней, впрочем, даже не пытаясь помочь донести поклажу. Народ, разочарованно переговариваясь, начал расходиться, открывая взору все еще отплясывающего жреца, впрочем, тот уже не проявлял большого рвения. Лай вдруг сообразил, что в толпе, за исключением громилы, — видимо, охранника «главной» женщины, не было ни одного мужчины! Наблюдать за тем, как ему будут «наводить красоту» вышла только женская половина племени. Растерянно проводив взглядом рассерженно бросившего бубен жреца, Лай побрел к пещере. Кота скрылась за пологом еще до того, как разошлась толпа.

Внутри он увидел, как матушка жреца что-то объясняет задумчивой Коте. Женщина живописно размахивала руками, периодически тыкая пальцем в рисунки на стенах. Не переставая говорить, подлетела к юноше, указала на живот, провела большими пальцами по бедрам, сделала круги на груди и стрелкой указала на чресла… Лай снова покраснел и поспешно отошел за спину девушки. А та лишь кивнула старушке и рассеянно произнесла:

— Как сложно… но я попробую.

Старушка с чувством выполненного долга посеменила к выходу, растворяясь в полумраке. Чуть замешкавшись, она несколько раз стукнула чем-то тяжелым по стене. В широкой нише у входа мелькнул огонек. Разросся в яркое пламя на острие некого подобия свечи. В воздухе распространился запах гари и прогорклого жира. Лай постарался не думать, из чего сделана эта свеча. Старушка подхватила толстый сальный стержень, подошла к дыре в каменном полу и разожгла небольшой костерок, тщательно выдувая угли. Деловито кивнув, пальцами погасила свечу и торопливо вышла наружу.

В свете костра Кота казалась одним из наскальных художеств. Гротескные украшения на шее, скрывающие даже большой красный камень, грубо обрезанные волосы, лохмотья юбки, разные цвета которой слились сейчас в блекло-желто-коричневый плоский рисунок. Она разглядывала содержимое баночки, которую держала в руках. А на лице — знакомое выражение, которое он часто наблюдал у молодых пажей. Тех, кто впервые присутствовал на очередном празднике в замке харца. Вроде все надо сделать безупречно… и в то же время, от них особо ничего не зависело.

— Что ж, господин наследник, сейчас я тебя сделаю красивым, — криво усмехнулась Кота и, забавно чуть зажав кончик языка между зубами, пальцем провела по животу Лая белую линию.

Тот едва сдержался, чтобы не отпрянуть. Прикосновение девушки вызывало одновременно щекотку и желание. Ироничное выражение на лице Коты сменилось задумчиво-мечтательным. Так, будто бы она всегда грезила раскрасить обнаженное тело мужчины и, вот — сбылось, наконец-то. Поэтому Лай затаил дыхание и старался не мешать, хотя нежные пальцы, легко порхающие по разгоряченной коже, усиливали истому. Сладкая пытка. Он зажмурился и сжал кулаки, стараясь думать о чем угодно, только не о том, как золотятся искры костра, отражаясь в неровных прядях девушки. И не о том, как загадочно мерцает медовая кожа. И уж точно не о том, как близко она наклоняется к нему, почти касаясь губами груди, живота…

Вырвавшийся стон заглушил возглас Коты.

— Все! — она вытерла тыльной стороной ладони лоб, оставляя на нем полосы краски. И нетерпеливо добавила, подталкивая юношу к выходу. — Пойдем, ну скорее. Все ли я правильно запомнила?

Лай, который рассчитывал, что украшательство его тела закончится несколько иным образом, замешкался, пытаясь хоть чем-то прикрыть разгоряченное тело. В широкой нише у выхода он заметил ворох лент. В панике он схватил тряпье и едва успел обмотать его вокруг пояса, как Кота вытолкнула его на яркий дневной свет. Лай сощурился. Раздались сдавленные смешки.

— Видимо, я что-то напутала, — огорченно пробормотала Кота за его спиной.

Лай, оглянулся и нерешительно потоптался на месте, неловко ощущая себя под взглядами нескольких женщин, снова собравшихся перед хижиной. Но тут, словно из-под земли, вынырнула недавняя старушка. Осуждающе поцокала языком, а потом что-то пробурчала Коте. Лай удивился. До сих пор отношение туземцев к девушке было крайне почтительным. Неужели права «главной женщины» настолько велики, что она может судить богиню-волчицу?

Кота протяжно рыкнула в ответ и, обернувшись к Лаю, тихонечко хихикнула

— Скинь скорее юбку, радость моя. А то, не ровен час, понравишься какому-нибудь бравому мужу.

— Не могу, — покраснев, прошептал Лай и еще сильнее вцепился в разноцветное тряпье.

— Брось это, — Кота легонько дернула юбку. — Сейчас начнется праздник в нашу честь, а ты в глазах местных выглядишь странно и смешно. Зачем я столько времени возилась, разукрашивая своего мужчину? Чтобы над ним смеялись? Для них, ты — муж богини! И не можешь выглядеть смешно. — Кота снова потянула за тряпки, но Лай упрямо держался за них, все больше краснея. — А то вдруг решат, что ты недостоин такой чести и попробуют выбрать для богини более подходящий, на их вкус, вариант?

Она кивнула на группу ярко разукрашенных мужчин, возглавляемых вождем. Высокий худой мужчина с белым черепом на груди чуть придерживал огромный головной убор, украшенный яркими перьями, кусками пестрых тканей, разнообразными пуговицами и сломанными частями украшений. С каждым шагом от гротескной конструкции что-то отваливалось, осыпаясь на землю. За ним несколько туземцев с трудом тащили круглый плоский камень, на котором возлежала подобная шляпа, и еще что-то… Процессию завершал отчаянно прыгающий из стороны в сторону, как заяц, который хотел запутать следы, жрец. Он, не переставая, бил белой блестящей костью в бубен и старательно завывал.

Пока Лай, в изумлении приоткрыв рот, рассматривал приближающуюся группу, Кота вновь дернула за юбку. В руках юноши осталась скромная ленточка, которая не смогла скрыть то, чего Лай так отчаянно стеснялся. Восхищенному вздоху туземок вторил одобрительный гул со стороны мужчин. Лай, казалось, уже дымился. Но никто ему не сочувствовал, поскольку ни Кота, ни туземцы, не понимали такого отчаянного сопротивления.

В это время процессия приблизилась. Жрец выбежал вперед, выкрикнул несколько слов, которые радостными криками поддержали все присутствующие, последний раз стукнул в бубен и рухнул перед Лаем на колени. Тот в ужасе отпрянул, прикрываясь руками. Вождь торжественно передал жрецу нечто твердое. Тот благоговейно принял и, как был, — на коленях, — подполз к Лаю ближе. Юноша спиной уперся в прохладный камень: отступать дальше было некуда. Поэтому обреченно позволил туземцу обнять себя за талию. И только бросал на улыбающуюся Коту взгляды, полные мольбы.