Ведущий в погибель - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 19

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая

– Просила разбудить вечером. Вечер.

– Пусти, – проговорила хозяйка тихо, высвободившись, и, вздрагивая, словно на ветру, закуталась в одеяло по самое лицо, не с первой попытки попав ногами в сапоги. – Пусти, – повторила Нессель настойчиво, когда он попытался поддержать ее под локоть.

К очагу она прошла, пошатываясь, сняла с полки над ним заваренную утром траву и нетвердыми руками, едва не проливая, отпила несколько глотков. Минуту она стояла недвижимо, закрыв глаза, а потом, отставив сосуд с настоем обратно, спотыкаясь, выбежала из домика прочь, зажав ладонью губы. Нессель не было довольно долго, и когда Курт уже направился к двери, дабы отыскать где-нибудь на холодной мокрой земле ее бессознательное тело, она перевалилась через порог, глядя под ноги сосредоточенно и мутно.

– Господи… – выдавила она почти шепотом, сев на кровати и уронив лицо в ладони.

– Если б я знал, что будет так плохо… – начал Курт, и та хрипло усмехнулась, не поднимая головы:

– То что? Отказался бы?.. помалкивай лучше. Дай кувшин с очага.

После еще нескольких глотков приступ тошноты одолел ее снова; на то, как она поджала губы и зажмурилась, Курт взглянул, поморщась, и осторожно предложил:

– Быть может, до дороги я и сам смогу добраться? Не сто?ит тебе…

– Это тебе не стоит, – отозвалась хозяйка, поставив кувшин на пол, и откинулась на постель, не открывая глаз. – Без меня не выйдешь… Утром я оклемаюсь. Не навороти тут глупостей, – велела она уже почти беззвучно, вновь проваливаясь в сон.

В этот раз она спала тревожно, вздрагивая и пытаясь приподняться, и от стиснутых зубов порою доносился отчетливый громкий скрип, от звука которого у Курта начинали болезненно ныть собственные челюсти. Проснулся он первым и, перевалив Нессель со своего плеча на подушку, долго лежал, всматриваясь в притихшую к утру девушку. Сейчас, при свете солнца, пробивающегося в окно, еще отчетливей различалось, как она осунулась за эти часы; бледная кожа сомкнутых век была почти прозрачной, лежащие поверх одеяла руки наверняка светились бы мраморной белизной, если бы не покрывающий их загар, скулы выступили остро, словно у высеченной из камня статуи, и лишь нездоровый румянец и обжигающий жар, ощутимый при прикосновении, нарушал это сходство. Поднявшись, Курт еще минуту стоял у постели, глядя на измученное лицо на подушке, и, вздохнув, отправился одеваться.

Нессель проснулась ближе к полудню, уже гораздо менее неживая, нежели минувшим вечером; усевшись на постели, потянулась к стоящему на полу кувшину и надолго приникла губами к широкому горлышку, не замечая сползшего одеяла.

– Как ты сегодня? – поинтересовался Курт как можно сочувственнее; та отставила полупустой кувшин обратно на пол и, перехватив его взгляд, подтянула одеяло на плечи.

– Как ты – вчера, – отозвалась Нессель тихо, на миг снова прикрыв веки. – И я тоже не думала, что это будет настолько погано…

– Тебе снились кошмары?

– Да. Ты.

– Готтер… – начал он укоризненно, и хозяйка открыла глаза, воззрившись на Курта, как на неразумного ребенка.

– Судя по тому, что вокруг меня все время что-то горело, – пояснила она терпеливо, – мне мерещились твои сны. Ничего связного, только везде огонь и страх. Видно, тот случай с факелом тебя зацепил не на шутку. Или было что-то серьезнее?

– Я лежал обездвиженным, истекающим кровью на полу коридора в горящем замке, – пояснил он неохотно. – Да, полагаю, это серьезно… Может, сегодня тебе никуда выходить не стоит?

– Тогда к чему было все это? – огрызнулась Нессель устало. – Чего ради я это устроила? Ты говорил – на счету каждый день и час.

– И сейчас говорю; растолкуй, как идти, и я выберусь сам.

– Да пойми ты, не в тропинках дело. – Нессель со вздохом поднялась и натянула лежащую на табурете рубашку. – Ты просто не сумеешь пройти там, где надо, – покружишь и возвратишься сюда; если же пожелаешь отыскать мой дом, будет та же история, только в обратную сторону – точно так же походишь кругами и выйдешь туда, откуда начал.

– Вот оно что… А снять это ты не можешь?

– Нет. Мама ставила. Посему сиди и жди, – повелела она с прежней жесткой требовательностью и скрылась в обжитой комнате.

Нессель вернулась спустя несколько минут, облаченная снова в свою охотничью одежду; пройдя к кровати, вновь приложилась к кувшину и, допив, недовольно выговорила, глядя на то, как Курт водит пером по листу пергамента перед собою:

– Уже весь в своих делах… А в доме колотун; не мог огня разжечь?

– У тебя жар, – возразил он убежденно, не отрываясь от писания. – Потому зябнешь.

– Ты бездельник, – возразила она много более уверенно. – Потому отлыниваешь.

Нессель выждала минуту; ее настойчивый и рассерженный взгляд Курт ощущал макушкой, но головы не поднял, продолжая тщательно выводить буквы и завитки, имеющие для знающих людей особенный, второй смысл, говорящий лучше подписей и печатей о том, кто и в каких обстоятельствах составлял тот или иной документ. Учитывая ситуацию, этот должен быть написан скрупулезно и аккуратно, с применением всех возможных способов идентификации составителя. А главное заключалось в том, что лучше показаться хамом и белоручкой, нежели раскрыть этой девице, и без того узнавшей о нем слишком много, очередную и самую главную из своих слабостей…

– Захребетник, – вытолкнула Нессель и, зло топая сапогами, вышла из домика, от души хлопнув дверью.

Несколько принесенных с собою полешек она шваркнула в очаг, развела огонь дрожащими руками и с видимым усилием дошагала до табурета, изнеможенно опустившись на потертое сиденье и упершись локтями в столешницу. Ее заметно пошатывало, румянец, пусть и болезненный, пятнами, сошел со щек, вновь оставив кожу почти серой и, казалось, сухой, словно бумага.

– Мне надо будет прилечь ненадолго, – уже без прежнего ожесточения сообщила Нессель, следя за тем, как Курт оттирает от чернил полированную поверхность чеканки Знака, которую только что приложил к пергаменту как печать. – Спать уже не буду, только прилечь – пока подействует. Скоро выйдем… Не скажешь, чем это ты тут занимаешься? Не настаиваю, просто любопытно.

– Скажу, – отозвался он, сдвинув составленный им документ на дальний конец стола. – Дай мне минуту.

За тем, как он тщательно складывает письменные принадлежности, Нессель следила озадаченно, а когда Курт переставил свой табурет ближе, почти вплотную к ней, на расстояние протянутой руки, в ее взгляде проглянула откровенная настороженность.

– Что такое? – спросила она опасливо, стараясь держать себя твердо и прямо, как прежде, и не особенно преуспевая в своих попытках. – Что-то мне не нравится, какое серьезное у тебя выражение лица.

– Потому что разговор у нас с тобою пойдет серьезный, Готтер, – пояснил Курт, стараясь отмерять слова и тон осмотрительно и тщательно, словно дорогостоящую пряность. – Но вначале – самое главное: спасибо. Я благодарен за все, что ты для меня сделала, и не забуду этого никогда.

– Ну, конечно. Судя по тому, в скольких местах ты продырявлен, лекарей в твоей жизни было немало и будет еще с полсотни…

– Немало. Но не столь привлекательных, – вскользь улыбнулся Курт и договорил уже серьезно: – И не столь самоотверженных. И не всякий выдергивал меня из могилы, Готтер. Ты спасла меня от смерти, а тех, кому я обязан жизнью, выбрасывать из памяти не в моих правилах. Спасибо за все. Это первое. А теперь второе. Ты хотела знать обо мне больше…

– Отчего-то мне начинает казаться, что уже не хочу.

– И тем не менее, узна?ешь, – с мягкой настойчивостью возразил он. – Ты спрашивала, что это за медальон и что за эмблема выжжена на моем плече…

– Ты сказал – это духовный орден.

– Я сказал – «что-то вроде». Вот это, – тихо пояснил Курт, приподняв цепочку с шеи, – называется Знак. Это, – продолжил он, коснувшись плеча ладонью, – Печать. Такие, Готтер, сейчас есть у каждого инквизитора.

Упавшее разом безмолвие было ожидаемым; он был готов ко всему – от немедленной попытки нападения до слез и обморока, а потому успел подхватить Нессель под локоть, когда та отшатнулась и, потеряв равновесие, едва не упала с табурета, однако не стал ее удерживать, ощутив попытку высвободиться – тоже вполне ожидаемую. Она отступила назад, глядя на своего недавнего пациента с ненавистью и страхом, и Курт поднялся, сделав медленный короткий шаг к ней.

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая