Сыновья и любовники - Лоуренс Дэвид Герберт - Страница 45

• Предыдущая
• 45/112
• Следующая

В девятнадцать лет Пол зарабатывал всего двадцать шиллингов, но был счастлив. Занятия живописью шли хорошо, и вообще жилось неплохо. В Страстную пятницу он затеял прогулку в Хемлок-стоун. Пошли трое его сверстников, а еще Энни и Артур, Мириам и Джеффри. Артур был учеником электрика в Ноттингеме, но праздник проводил дома. Морел, как обычно, спозаранку был на ногах и, посвистывая, пилил во дворе. В семь часов семья услышала, что он накупил горячих булочек с изображением креста по три пенни за штуку; он превесело болтал с девочкой, которая их принесла, и называл ее «милочка». Он отослал нескольких мальчишек, предлагавших еще булочки, объясняя, что их «обошла» девочка. Потом поднялась миссис Морел, и семья вразброд потянулась вниз. Какая же это роскошь для каждого вот так, посреди недели, поваляться в постели и встать поздней обычного. Пол и Артур до завтрака читали и завтракали, не умывшись, без курток. Еще одна праздничная роскошь. В комнате тепло. И никаких забот и тревог. В доме ощущался достаток.

Пока сыновья читали, миссис Морел прошла в сад. Они теперь жили в другом доме, старом, недалеко от их прежнего на Скарджил-стрит, откуда съехали вскоре после смерти Уильяма. И тотчас из сада раздался крик:

— Пол, Пол! Иди сюда, смотри!

То был голос матери. Он отбросил книгу и вышел. Сад был длинный, протянулся до поля. День стоял серый, холодный, со стороны Дербишира дул резкий ветер. За полем беспорядочно громоздились крыши Бествуда, а над всем этим возвышалась церковь и шпиль церкви конгрегационалистов. А еще дальше леса и холмы, до смутно сереющих на горизонте вершин Пеннинских гор. Пол посмотрел в сад, поискал глазами мать. Вот над молодыми кустами смородины показалась ее голова.

— Иди сюда! — позвала она.

— Зачем? — отозвался он.

— Подойди, увидишь.

Она пришла посмотреть на почки на кустах смородины. Пол направился к ней.

— Подумать только, ведь я могла никогда их не увидеть! — сказала она.

Сын подошел. Под забором, на маленькой клумбе, Перепутались жалкие листочки, какие всегда тянутся из молодых луковиц, и тут же цвели три пролески. Миссис Морел показала Полу на густо-синие цветы.

— Ты только посмотри на них! — воскликнула она. — Я глядела на почки смородины, а потом говорю себе: «Что-то там такое синее, может, пакет от сахара?», и вот видишь! Пакет от сахара! Три пролески, и такие красавицы! Но откуда они тут взялись?

— Не знаю, — сказал Пол.

— Но это же просто чудо! Я-то думала, что знаю в этом саду каждую былинку и каждую сорную травку. А как они хорошо тут пристроились, правда? Видишь, крыжовенный куст их прикрывает. Ничто их не повредило, не тронуло!

Пол присел на корточки, повернул маленькие синие колокольчики.

— Какой чудесный синий цвет! — сказал он.

— Еще бы! — воскликнула миссис Морел. — Наверно, они родом из Швейцарии, говорят, там цветы чудесные. Представляешь, каковы они среди снега! Но откуда они тут взялись? Неужели их занесло ветром?

И тут Пол вспомнил, что высадил однажды в этом месте горсть жалких луковичек.

— И ничего мне не сказал.

— Нет, я думал, подожду, может, расцветут.

— Вот видишь, что получилось! Вдруг бы я их не заметила. И ведь у меня в саду никогда в жизни не росла пролеска.

Миссис Морел была в восторге, просто ликовала. Сад всегда дарил ей радость. Пол был счастлив за мать, наконец-то она живет в доме, где сад протянулся до самого поля. Каждое утро, после завтрака, она выходила и с удовольствием там бродила. Она и вправду знала там каждую былинку и каждую сорную травку.

Все готовы были отправиться на прогулку. Запаслись едой, и веселая, радостная компания двинулась в путь. У мельницы они перегнулись через стену, с одного конца желоба, по которому мчался поток, бросили в воду листок бумаги и увидели, как его вынесло с другого конца. На станции Эллинг они постояли на пешеходном мостике, перекинутом через пути, полюбовались холодным мерцаньем металла.

— Вы бы видели, как в половине шестого здесь проносится Летучий шотландец! — сказал Леонард, у которого отец был стрелочником. — Ого, как трубит!

И все посмотрели на рельсы — в сторону Лондона, потом в сторону Шотландии, и всех словно коснулось дыхание этих двух сказочных краев.

В Илкестоне перед пивными толпились углекопы, в ожидании когда откроются двери. Тут повсюду царили безделье и праздность. Над Стентон-гейтским литейным цехом вспыхивало пламя. Что ни попадалось на глаза, вызывало в компании Пола споры и разговоры. В Трауэлле они вернулись из графства Дербишир в Ноттингемшир. К Хемлок-стоуну подошли в час обеда. На поле полно было народу из Ноттингема и Илкестона.

Они ожидали увидеть древний и величественный памятник. А оказалось, просто кривой и кособокий обломок скалы, что-то вроде гнилого гриба, одиноко торчит на краю поля. Леонард и Дик сразу принялись вырезать на старом красном песчанике свои инициалы «Л.У.» и «Р.П.», но Пол удержался, он читал в газете язвительные замечания о любителях вырезать свои имена, не умеющих найти иной путь в бессмертие. Потом вся мужская часть компании полезла на скалу, чтобы сверху обозреть окрестности.

Внизу, на поле, повсюду закусывали или веселились фабричные парни и девушки. Дальше виден был сад старого поместья. Его окружала живая изгородь из тиса, по краям газона густо росли желтые крокусы.

— Смотри, — сказал Пол, обращаясь к Мириам. — Какой покой в этом саду!

Она увидела темные тисы и золотые крокусы и с благодарностью подняла глаза на Пола. В окружении всех остальных он, казалось, не принадлежал ей, он был сейчас другой, — не тот ее Пол, который понимал малейшее движение сокровенных глубин ее души, но незнакомец, кто разговаривает на чужом ей языке. Как это больно, даже перестаешь замечать, что тебя окружает. Но вот он вновь к ней вернулся, отбросив свое иное, менее значительное, как ей казалось, «я», и она опять ожила. Ведь он попросил ее посмотреть на этот сад, захотел восстановить их близость. Недовольная происходящим на поле, Мириам повернулась к тихому газону, окруженному густо растущими замкнутыми крокусами. И ощутила покой, чуть ли не блаженство. Будто они с Полом очутились совсем одни в этом саду.

Потом он опять ее оставил и присоединился к остальным. Скоро отправились домой. Мириам одиноко плелась позади всех. Она не вписывалась в эту компанию; очень редко у нее завязывалось с кем-либо хоть подобие дружбы — единственным ее другом, товарищем, возлюбленным была Природа. Она видела, как устало садится солнце. В темнеющих, холодных живых изгородях кое-где виднелись красные листья. Она задерживалась и собирала их с нежностью, со страстью. Кончики пальцев, движимые любовью, поглаживали их, страсть, заполнившая сердце, их грела.

И вдруг Мириам осознала, что она одна на незнакомой дороге, и заторопилась. За поворотом она увидела Пола; он склонился над чем-то в сосредоточенном, упорном, терпеливом и, кажется, безнадежном раздумье. Мириам замешкалась, присматриваясь.

Пол все стоял посреди дороги, чем-то поглощенный. Позади него яркий солнечный луч, прорезавший обесцвеченный серый вечер, казалось, выхватил его темный силуэт. Он стоял гибкий и собранный, и заходящее солнце словно подарило его ей. Острой болью поразило Мириам внезапное прозрение — ей суждено его полюбить. И она постигла его, постигла в нем редкое богатство, постигла его одиночество. Трепеща, будто при некоем «благовещении», она медленно пошла к нему.

Он наконец поднял глаза.

— Как? — воскликнул он с благодарностью, — ты меня ждала!

В глазах его залегла глубокая тень.

— Что случилось? — спросила она.

— Вот, пружина сломана, — и он показал, где поврежден его зонтик.

Мгновенно, пристыженная, она поняла, что зонтик сломал не он, виноват ее брат Джеффри.

— Это ведь просто старый зонтик, правда? — спросила она.

Странно, почему он, который обычно не расстраивался из-за пустяков, делает сейчас из мухи слона.

— Но это был зонтик Уильяма, и мама непременно узнает, — негромко сказал он, все еще терпеливо стараясь починить зонтик.

• Предыдущая
• 45/112
• Следующая