Таверна «Ямайка» - дю Морье Дафна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/60
- Следующая
Второй свет снова нырнул, стали видны очертания корабля, черные мачты возвышались над массивным корпусом, белая пена дыбилась внизу. На мачте вновь зажегся сигнал, он сближался с тем, что мигал на берегу, гоня судно прямо на скалу; оно летело весело вперед, как мотылек на свечу.
Мэри ничего больше не слышала. Она бросилась, что было сил, вниз, на берег, крича на бегу и размахивая руками; ветер дул в ее сторону, отчаянные крики девушки возвращались к ней, словно в насмешку. Кто-то схватил ее за руку, бросил на песок, наступил на нее ногой, посыпались камни и удары. Сильный голос осыпал ее проклятиями, руки девушки скрутили за спиной и связали бычьим шнурком, врезавшимся в кожу.
Ее оставили лежать, связанную и беспомощную, в двадцати ярдах от волнореза, с тряпкой во рту. Она задыхалась, и попытки предупредить об опасности оказывались тщетными. Мэри зарыдала, и ее стоны вскоре слились с воплями ужаса и рыданиями пассажиров. Воздух стонал и наполнялся нечеловеческими криками; летели щепки от разбитого корабля, впиваясь в тело беспомощно лежавшей возмутительницы спокойствия, распростертой, будто распятой, на песке. Стоял невыносимый скрежет от разлетавшихся вдребезги обшивки и снастей. Морс шипело и дыбилось между берегом и кораблем, один волнорез взмыло вверх волной и понесло на корабль. Черная глыба — то, что осталось от судна, — качнулась и тяжко повалилась на бок, как гигантская черепаха, по воде плескались обрывки снастей и паруса. За борт все еще отчаянно цеплялись еле различимые точки — люди, которым удалось пока удержаться от падения в воду, они липли к разбитому дереву, как моллюски. Но вот раскололась державшая их часть борта, и все точки одна за другой скатывались в море, их слизывали волны и погружали в пучину безжизненные уже тела.
Мэри начало мутить, она старалась уткнуться в песок, чтобы ничего не видеть и не слышать. Те, что раньше стояли, притаившись у моря, теперь сновали на берегу, хватая вещи, плывущие по волнам, вырывая их друг у друга. Они забегали к волнорезам по пояс в воде, не думая об опасности, хватая мокрые, крутящиеся в водовороте прилива предметы, оглашая воздух визгом и воплями восторга; искаженные лица потеряли вовсе подобие человеческих. Это были звери. Некоторые разделись, чтобы легче было ловить трофеи, откатывавшиеся от волнорезов и летящие на них с бешеной силой. Кто-то разжег костер у подножия скалы, туда сносили добычу для просушки. Огонь отбрасывал страшные тени на берег, где бесновались люди в своей дьявольской страшной работе.
Когда первое мертвое тело вынесло на берег, все набросились на него, обшаривая карманы, сдирая одежду, ломая пальцы, чтобы стянуть кольца; ободранное и обобранное, оно качалось в пене волн.
Как бы они ни справлялись со своей работой раньше, но в этот раз в их действиях не было четкости. Каждый грабил для себя; опьяненные успехом, они рвали, что попадалось под руку, однако, главная добыча досталась Мерлину, остальные подбирали за ним, как собаки подъедают объедки за своим хозяином. Они бегали вокруг него, а он стоял голый в воде, потоки стекали с мокрых волос, его мощная фигура возвышалась над остальными.
Прилив затухал, дно у берега мелело, воздух становился прохладнее. Свет, мерцавший на скале, стал тусклым и едва уловимым. Серое небо на горизонте сливалось с морем, у берега растворялось в опускавшемся тумане. Люди не замечали перемен, занятые жаждой добычи, они все еще находились в бредовом состоянии. Джоз Мерлин первым посмотрел вверх и втянул ноздрями воздух. Поняв, что начинается рассвет, он издал громовой клич, призывая своих людей к тишине, тыча пальцем в свинцовое небо.
Они помедлили, оглядывая останки разбитого корабля, все еще лежавшие у берега. Вдруг, словно по команде, все бросились бежать вверх по отвесному берегу без протеста и колебаний, спасаясь от надвигающегося света дня. Они задержались слишком долго, богатый улов усыпил их бдительность. Заря застала их врасплох, день таил угрозу — просыпались жители окрестных мест, ночь уже не могла оказать преступникам покровительства.
Джоз Мерлин подбежал к Мэри, вытащил тряпку у нее изо рта и рывком поставил на ноги. Поняв, что она не может ни стоять, ни двигаться, он выругался, мрачно озираясь, схватил ослабевшую девушку и, перекинув через плечо, как мешок, побежал к лощине, где стояла спрятанная карета. Голова и руки Мэри вяло болтались у него за спиной, руки хозяина впивались в ее израненное тело. В укрытии собралась вся банда, в панике и спешке они бросали на лошадей свою добычу, лихорадочно и неорганизованно, как попало; отрезвевший от сознания опасности хозяин подгонял их угрозами и ругательствами, но лучше от этого не становилось. Карета застряла и не поддавалась усилиям людей, пытавшихся вытянуть ее из ущелья; эта внезапная измена фортуны вызывала в них еще большую панику и отчаяние. Некоторые, выйдя из оцепенения, бросились бежать врассыпную, думая лишь о своем спасении. Они понимали, что рассвет может их погубить, лучше было справляться с ним в одиночку, прячась по канавам и кустарникам. Один человек вызовет меньше подозрений в этих местах, где все друг друга знают. Случайный бродячий цыган или старьевщик — обычное явление, на него не обратят особого внимания. Дезертиров обсыпали потоками брани, на карету навалились с остервенением, она, наконец, сдвинулась, но, не удержав равновесия, свалилась на бок, колесо разлетелось в щепки. Неудача обратила адское племя в бегство — все бросились к стоявшей поодаль телеге уже и без того перегруженным лошадям. Кто-то, повинуясь приказу хозяина, поджег валявшуюся на боку карету, слушая более голос рассудка — слишком ощутимой была улика, которая могла выдать их всех. У телеги завязалась драка — лошадь не могла увезти всю братию. В дело пошли камни, разбитое стекло летело кому-то в глаза, оставляя пустыми глазницы, кто-то был уже без зубов…
Те, у кого были ружья, оказались в выигрышном положении. Хозяин, стоя спиной к телеге, расправлялся со своими бывшими подручными, которые теперь видели в нем врага, а не вождя. Джоз обрекал их на расправу властей. Прогремел первый выстрел, пуля ударилась о каменный выступ. Улучшив момент, один из мародеров запустил кусок стекла прямо в глаз Джозу Мерлину, но попал в бровь, рассек ее пополам. Джоз выстрелил прямо в живот обидчику, тот скорчился в судорогах, завизжал, как заяц, извиваясь на земле, словно пытаясь уйти в нее и спастись там. Харри-жестянщик, державший сторону Джоза, выстрелил другому в горло, кровь хлестала у него из раны, как из насоса. Остальные бунтовщики пустились бежать, оставив умирающих собратьев на грязной и рыжей от крови земле. Повозка досталась Джозу, он устало привалился к ней, ружье еще дымилось, кровь заливала глаз.
Оставшись вдвоем, Джоз и Харри не теряли времени даром. Все добро они побросали в телегу рядом с Мэри — какие-то мелочи, ненужные и неприбыльные: основная добыча все еще лежала на берегу, омываемая волнами. Они не стали рисковать, работа требовала много рук, вдвоем им было не справиться. Почти рассвело, нельзя было терять ни минуты — это они понимали отлично.
Двое подстреленных лежали невдалеке, были ли они еще живы или нет, выяснять никто не стал; Харри волоком подтащил их к костру; огонь горел весело, карета догорала, торчали только раскаленные в пламени остатки колес. Тела полетели в костер.
Джоз и Харри забрались на телегу и хлестнули лошадь. Мэри лежала в телеге на спине в забытьи.
Утро вставало сырое и серое, низкие тучи проплывали над ними; до пленницы доносились еще звуки с моря, но они становились все тише, словно весь гнев был исчерпан. Море просило покоя. Ветер тоже стих, берег снова погрузился в тишину. Пахло мокрой землей, травой и туманом. Тучи слились, окутав небо сплошным серым покрывалом. На лицо девушки падали капли колючего и холодного декабрьского дождя.
Колеса телеги выбрались на ровную дорогу, покрытую гравием, и катили на север меж зарослями колючего кустарника. Издалека со стороны полей доносился перезвон колоколов, странно звучавший в это хмурое утро.
- Предыдущая
- 38/60
- Следующая