Литума в Андах - Льоса Марио Варгас - Страница 29
- Предыдущая
- 29/59
- Следующая
Однажды, когда он продавал пряжки и сережки в небольшой деревне в провинции Андауайлас, ему показалось, что одна девушка дожидается, когда он все распродаст и останется один. Совсем молоденькая, с косичками, с фарфоровым личиком, пугливая, как зверек. Как только разошлись последние покупатели, девушка робко приблизилась к нему.
– Я уже догадался, – улыбнулся он. – Ты хочешь брошку, а у тебя нет денег.
Она еще больше смутилась и отрицательно покачала головой.
– Ты меня бросил, а я теперь беременная, – сказала она на кечуа, опуская глаза. – Разве ты меня не помнишь?
Да, ему смутно припомнилось что-то такое. Уж не та ли это девчушка, что поднялась к нему в грузовик на храмовый праздник архангела Гавриила? Но он в тот день перебрал чичи и теперь не был уверен, что это она.
– А с чего ты взяла, что это был я? – Голос его прозвучал довольно резко. – Со сколькими парнями ты побывала на разных праздниках? А теперь вот просто так, за здорово живешь, хочешь охомутать меня? Чтобы я признал ребенка, который у тебя неизвестно от кого?
Тут ему пришлось остановиться, потому что она уже убегала от него. Касимиро вспомнил, что дон Периклес советовал в подобных случаях немедленно садиться за руль и убираться куда глаза глядят. Но вместо этого он неторопливо уложил все в машину, а потом отправился бродить по деревне, надеясь снова встретить ее. Он уже раскаивался, что так грубо обошелся с девушкой, и теперь был не прочь с ней помириться.
Он увидел ее, когда уже выезжал из деревни, она шла по обсаженной ивами и тунами дороге, оглашаемой кваканьем лягушек. Девушка возвращалась в свою деревню. Она была очень обижена, и Касимиро стоило большого труда смягчить обиду и уговорить ее подняться к нему в пикап. Он отвез ее до самой окраины деревни, где она жила, дал немного денег и посоветовал найти повивальную бабку, из тех, что не только принимают роды, но и умеют вызвать выкидыш. Девушка кивала головой, но глаза ее были полны слез. Ее звали Асунта, а когда он спросил, сколько ей лет, она ответила, что восемнадцать, и он догадался, что она прибавила.
Месяц спустя он снова приехал в эти места, разыскал ее дом. Она жила с родителями и кучей братьев и сестер. Приняли его неприветливо, смотрели с подозрением, в разговор вступали неохотно. Отец девушки, владелец собственного участка среди общинных земель, был устроителем праздников. Он понимал по-испански, хотя на вопросы Касимиро отвечал только на кечуа. Асунта сказала, что не нашла никого, кто смог бы приготовить ей отвар для выкидыша, но ее крестные из соседней деревушки, успокоила она Касимиро, уже сказали ей, чтобы она рожала: если потом она не сможет остаться дома, они возьмут ее с ребенком к себе. Она, казалось, смирилась со своей участью. Касимиро подарил ей туфельки на высоком каблуке и цветастую шаль, она благодарно поцеловала ему руку.
Когда он приехал туда в следующий раз, Асунта уже не жила в родительском доме, и никто там не хотел говорить о ней. Отец держался с Касимиро еще более неприветливо, чем в первые встречи, разговаривал сквозь зубы и просил больше не показываться. Соседи ничего не знали о девушке и не могли толком объяснить, где живут ее крестные. Касимиро решил, что сделал все, что было в его силах, и теперь лучше забыть об этом деле. Конечно, если он вдруг снова встретит Асунту, то непременно ей поможет.
Но что-то с тех пор изменилось – и вокруг него, и в нем самом. Эти дороги, эти горы и деревни, которые он исколесил еще с доном Периклесом, а потом и один, где с ним никогда не случалось ничего плохого, разве что лопнет старая камера в шине или сломается что-нибудь на ухабе, теперь стали опасными. То тут, то там он натыкался на взорванные динамитом вышки высоковольтных линий, разрушенные мосты, заваленные камнями и деревьями дороги, видел угрожающие надписи и красные полотнища на вершинах холмов. И все чаще ему встречались группы вооруженных людей, которым всегда надо было отдавать часть того, что он вез: одежду, продукты, ножи, мачете. Стали попадаться на дорогах и полицейские патрули. Они проверяли документы и тоже отбирали часть товара. Народ в деревнях жаловался на насилие, грабежи и убийства, кое-где население начало разбегаться. Отдельные семьи, а то и целые общины бросали свои земли, дома и скотину и уходили в прибрежные города. Доходов Касимиро теперь едва хватало, чтобы сводить концы с концами, а в один прекрасный день он заметил, что тратит уже больше, чем выручает. Почему же он продолжал заниматься прежним делом – покупал товар, грузил на свой пикап, ездил по деревням, продавал? Может быть, потому, что в нем не умерла надежда повстречать Асунту? Со временем эта надежда превратилась в навязчивую идею. Он так часто расспрашивал о девушке, так настойчиво пытался разузнать, куда она исчезла, что люди стали относиться к нему как к помешанному и нередко развлекались, давая ложные адреса или рассказывая всякие небылицы.
Он еще пару раз заезжал в ее деревню, надеясь, что сможет выудить из родни хоть какие-нибудь сведения об Асунте. Ее отец бранился и даже швырял в него камни, но одна из сестер перехватила его, когда он выезжал из селения, и рассказала, что крестные Асунты живут в Андауайласе и их зовут Гальиргос. Однако в Андауайласе никто не знал семью с такой фамилией. А когда он еще раз приехал в родительский дом Асунты, оказалось, что ее отец умер, а мать, братья и сестры вместе с другими семьями этой общины ушли в Ику. Что-то случилось в округе, какое-то массовое убийство, и люди боялись оставаться в этих местах.
Зачем он так упорно разыскивал Асунту? Он сам много раз спрашивал себя об этом и не мог дать вразумительного ответа. Наверное, из-за сына или дочери? Ребенку сейчас должно быть около трех лет. И хотя у Касимиро уже оставалось мало надежды встретить Асунту, он все еще продолжал повсюду расспрашивать о ней. Постепенно это превратилось в какой-то ритуал: он задавал одни и те же вопросы, заранее зная, что получит отрицательные ответы. Возможно, она уехала в Лиму, как многие другие девушки из этих горных краев, и теперь работает у кого-нибудь служанкой в доме или на фабрике или вышла замуж, и теперь у его сына или дочки уже появился братишка или сестренка.
Так прошло много времени, и Касимиро постепенно стал забывать об Асунте. Однажды вечером он приехал в Аркку – небольшое селение к югу от Аякучо, когда там по случаю храмового праздника началась всеобщая попойка. Выйдя из закусочной, Касимиро вдруг оказался среди враждебной толпы: мужчины и женщины осыпали его ругательствами и, показывая на его волосы, кричали: «Пиштако!», «Колдун!». Они были пьяны, так что не имело смысла разговаривать с ними, убеждать, что не все люди, родившиеся, на свое несчастье, со светлыми волосами, бродят по земле в поисках зазевавшегося бедняги, у которого можно забрать его жир, поэтому Касимиро предпочел укрыться в кабине. Но ему не дали уехать. Люди были напуганы и озлоблены, и своими криками и бранью они еще больше взвинчивали друг друга.
Его выволокли из машины и принялись бить и пинать ногами. Когда он уже подумал, что ему не спастись, раздались выстрелы. Он увидел вооруженных людей, враждебная толпа отступила от него. Лежа на земле, еще не придя в себя от побоев, он слушал голоса освободителей. Они объясняли, что не следует верить в пиштако, что это суеверие, внедренное в сознание народа его врагами.
И вдруг он узнал Асунту. Никакого сомнения. Несмотря на то, что уже смеркалось, что голова трещала, он сразу узнал ее. В ту же секунду. Это была она. Только без косичек. Теперь ее волосы были острижены коротко, как у мужчины. И вместо юбки она носила теперь джинсы, на ногах были кеды. А в руках она держала ружье. Она, конечно, тоже узнала его. Но не ответила на приветствие, только махнула рукой. Она объясняла окружавшим ее вооруженным мужчинам и женщинам, что этот альбинос, Касимиро Уаркая, пять лет назад, когда все ушли на праздник в соседнюю деревню, изнасиловал ее и бросил беременную. А когда она пришла к нему рассказать, что ждет ребенка, он встретил ее как гулящую девку. А потом все-таки снизошел: швырнул, как собаке кость, немного денег, чтобы она сделала аборт. Да, это была Асунта – и не Асунта. Касимиро с трудом узнавал в этой строгой, холодной женщине робкую девчушку, когда-то поцеловавшую ему руку. Да и говорила она так, будто речь шла не о нем, а о ком-то другом.
- Предыдущая
- 29/59
- Следующая
