Пятьсот миллионов бегумы - Верн Жюль Габриэль - Страница 16

• Предыдущая
• 16/38
• Следующая

У сырой стены неподвижно лежал уже похолодевший маленький Карл. Губы у него были синие, лицо багровое, пульс не работал.

По-видимому, он хотел поднять что-то с земли, наклонился и, вдохнув насыщенный углекислотой воздух, сразу лишился сознания.

Все усилия вернуть его к жизни оказались тщетными. Он лежал здесь уже по меньшей мере часа четыре.

На следующий день к вечеру на кладбище Штальштадта прибавилась ещё одна могила, а бедная госпожа Бауэр осталась одна-одинёшенька на белом свете.

Медицинское заключение доктора Эхтернаха, главного врача шахтёрского участка Альбрехт, гласило, что смерть Карла Бауэра, № 41902, тринадцати лет от роду, «заслонщика» в галерее 228, последовала от асфиксии[22] в результате отравления углекислотой, поглощённой в большом количестве дыхательными органами.

Другое, не менее учёное заключение — инженера Маульсмюле — указывало на необходимость расширить вентиляционную сеть и охватить ею участок «В» пятнадцатой зоны, где наблюдается медленное просачивание вредных газов.

Второй, краткий рапорт инженера Маульсмюле обращал внимание высшей администрации на самоотверженное поведение мастера Райера и литейщика первого разряда Иоганна Шварца.

Спустя дней десять после этого трагического случая литейщик Иоганн Шварц, войдя утром в караульную будку, чтобы снять с доски свой жетон, увидел на этой доске следующий приказ:

«Литейщику Шварцу явиться сегодня в десять часов утра в контору главного директора, центральный сектор, ворота и улица „А“. Одежда городская».

«Наконец-то! — подумал Марсель. — Долго же они думали, но хорошо, что додумались».

Из своих воскресных прогулок в окрестностях Штальштадта и разговоров с товарищами Марсель успел узнать кое-что об организации города. Он знал, что приглашения явиться в центральный сектор удостаивались немногие, и по этому поводу рассказывали всякие легенды. Говорили, что смельчаки, пытавшиеся хитростью проникнуть в запретную зону, не возвращались обратно; что каждый рабочий и служащий, допущенный в это святая святых, подвергался всякого рода таинственным испытаниям и приносил торжественную клятву хранить все виденное и слышанное им в тайне, а нарушившего клятву судили тайным судом и карали смертью.

Святилище это соединялось с окружной линией подземной железной дорогой. По этой дороге ночью нередко прибывали таинственные гости. За высокими стенами в центральном здании происходили заседания Высшего совета, в которых эти загадочные незнакомцы принимали участие…

Марсель не очень доверял подобным разговорам и слухам, но знал, что они вызваны действительно трудным доступом в центральный сектор.

У него было немало друзей среди рабочих — и рудокопы, и углекопы, и доменщики, в формовщики, и плотники, и кузнецы, но ни один из тех, кого он знал, никогда не переступал заповедных ворот «А».

Со смешанным чувством любопытства и тайного удовлетворения Марсель в назначенный час подходил к воротам. Он сразу мог убедиться в том, что здесь поистине соблюдались все самые строгие меры предосторожности.

Прежде всего выяснилось, что его уже ждали. Два человека в серых мундирах, с саблями на боку и револьверами у пояса, стояли в караульном помещении. Это помещение, подобное келье сестры-привратницы какого-нибудь сурового монастыря, имело две двери: одну — отворявшуюся наружу, другую — внутреннюю. При этом двери никогда не отворялись одновременно.

Марсель подал пропуск; его тщательно проверили, поставили печать, а затем люди в серой форме, ни слова не говоря, завязали Марселю глаза и, подхватив его под руки, повели в неизвестном направлении.

Они прошли около трех тысяч шагов, поднялись по лестнице, перед ними распахнулась дверь, которая, впустив их, тотчас же захлопнулась, и наконец Марселю разрешили снять повязку.

Молодой человек увидел, что находится в просторной комнате, где стояло всего несколько стульев, чёрная доска и большой чертёжный стол со всеми принадлежностями для черчения. Свет проникал в комнату через высокие окна с матовыми стёклами.

Тотчас же вслед за ними вошли два человека, напоминавшие своим видом университетских профессоров.

— Нам аттестовали вас как исключительно одарённого субъекта, — сказал один из них. — Мы намерены проэкзаменовать вас, и, если ваши знания окажутся удовлетворительными, вы будете переведены в модельный цех. Угодно вам сейчас подвергнуться испытаниям?

Марсель скромно ответил, что он готов.

Тогда оба экзаменатора по очереди стали задавать ему вопросы из химии, геометрии и алгебры. Молодой человек отвечал безошибочно и ясно; вычерченные им на доске геометрические фигуры отличались безупречной отчётливостью, строгостью и изяществом линий. Цифры его уравнений вытягивались стройными, правильными рядами, как колонны войск на параде. Одно из его решений поразило экзаменаторов своей необыкновенной тонкостью и новизной доказательства, они не замедлили выразить ему своё удивление и спросили, где он учился математике.

— На родине, в Шафгаузене, в средней школе, — скромно ответил Марсель.

— Вы, по-видимому, прекрасный чертёжник?

— Это был мой любимый предмет.

— Вы не находите, что народное образование в Швейцарии поставлено на удивительную высоту? — сказал экзаменатор, обращаясь к своему коллеге. — Так вот, мы вам даём два часа на выполнение этого чертежа, — продолжал он, повернувшись к Марселю и передавая ему схему довольно сложной паровой машины, представленной в разрезе. — Если вы проявите себя в этом так же, как проявили в устных ответах, мы дадим вам оценку «весьма удовлетворительно и вне конкурса».

И с этими словами они удалились.

Марсель, оставшись один, с жаром принялся за работу.

Ровно через два часа экзаменаторы вернулись. Чертёж Марселя, по-видимому, настолько поразил их, что они не ограничились обещанной лаконичной оценкой, а с обоюдного согласия приписали: «У нас нет чертёжников с таким исключительным дарованием».

Вслед за тем в комнату снова вошли молчаливые серые проводники и, подвергнув Марселя той же церемонии, то есть завязав ему глаза, повели его в кабинет главного директора.

— Вас рекомендуют чертёжником в модельный цех, — сказал Марселю директор. — Готовы ли вы подчиниться всем нашим правилам?

— Я их не знаю, но полагаю, что они приемлемы, — отвечал Марсель.

— Так вот. Во-первых, вам надлежит в течение всего срока вашей службы жить на территории самого цеха. Вы не можете выходить за пределы этой территории без особого разрешения, которое даётся только в исключительных случаях. Во-вторых, вы подчиняетесь военному уставу и должны беспрекословно повиноваться вашему начальству. Всякое нарушение дисциплины влечёт за собой соответствующее взыскание согласно воинскому уставу. Вам присваивается звание унтер-офицера действующей армии Стального города, и, проявляя себя достойным образом, вы можете достигнуть самых высших чинов. В-третьих, вы даёте присягу никогда никому не разглашать того, что вы увидите или услышите в отделе, где будете работать. В-четвёртых, ваша переписка будет вскрываться начальством, и вести её разрешается только с родными…

«Короче говоря, настоящая тюрьма», — подумал Марсель, но вслух сказал спокойно:

— Я нахожу эти условия справедливыми и готов им подчиниться.

— Хорошо. Поднимите руку и повторяйте за мной слова присяги… Итак, вы зачисляетесь чертёжником в четвёртый цех. Вам будет предоставлено помещение. Питаться вы будете здесь же — у нас отличная столовая. Ваши вещи с вами?

— Нет, я не знал, зачем меня вызывали. Все моё имущество у меня на квартире.

— За ним будет послано, ибо вы с этого момента не имеете права выходить за пределы этой территории.

«Хорошо, что я писал свои заметки шифром, — подумал Марсель. — Вот бы они попались им в лапы!»

• Предыдущая
• 16/38
• Следующая