Колесница белого бога - Толстова (Морозова) Татьяна "Крылатая" - Страница 19

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая

Дэвид хлопнул себя по лбу: электричество! Конечно! Ведь современной европейской медицине не так давно стали известны свойства клеток под воздействием слабого электротока постепенно выстраиваться! Видимо, это и послужило более быстрому сращиванию кости…

Наблюдая за американцем, старик лукаво улыбался.

– Эта часть пустыни считается необитаемой. Вы живете здесь? – поинтересовался он у старика.

Экспедиция к Уэйнат оправдала риск! Сердце Дэвида ликовало.

– Я отвечу на все твои вопросы, – сказал старик, – но прежде ответь ты. Откуда ты знаешь этот язык, и откуда у тебя камень богини?

Дэвид, долго подбирая слова, поскольку на африканском наречии он говорил с трудом и лишь самыми общими фразами, объяснил, что ожерелье принадлежало его матери, рожденной в Африке женщине, от нее он и узнал этот язык.

Старик встал, подошел к гостю и стал пристально разглядывать его лицо, уши, затылок. Затем поочередно рассмотрел правую и левую руки. Кажется, он остался доволен осмотром.

– Да, так и есть, в тебе течет кровь наших общих предков! – провозгласил он и хлопнул в ладоши.

Дэвид проследил за взглядом старика. Два молодых бедуина вновь вышли из боковой пещеры, приблизились к Дэвиду и усадили его на небольшое подобие носилок. Старик вошел в проем одной из пещер. Носильщики с Дэвидом двинулись за ним.

Американец потерял дар речи, когда процессия оказалась внутри каменного коридора. Здесь не требовалось никаких факелов. По мере того как продвигались люди, загорался свет, льющийся неизвестно откуда, без малейшего шума работающих приборов. Это было просто фантастикой в забытой богом пустыне. Но сам коридор удивлял Дэвида не меньше. Ровный, без изъянов, туннель был облицован каменными фресками с изображениями, имевшими явное сходство с древнеегипетскими гравюрами!

Проход по туннелю занял не менее четверти часа. «Значит, – соображал Дэвид, – путь составлял не менее километра». Туннель вывел людей в небольшой естественный грот. Оттуда они выбрались наружу. И оказались на каменной площадке, с которой открывалась великолепная панорама. Массив, который Дэвид, вслед за всем остальным ученым миром, считал безжизненным, отсюда представал совсем в ином свете. Площадка возвышалась над долиной-оазисом, окруженным кольцом холмов и скал. За ними вставала череда разновеликих гор, окрашенных в разные тона из-за своей удаленности…

Здесь, в оазисе, спокойно и неторопливо текла жизнь. Но число обитателей долины было совсем небольшим, судя по тому, сколько людей собралось внизу.

Старик вышел к самому краю площадки, протянул вперед правую руку и крикнул:

– В нем течет кровь Игибе!

Бедуины в черных одеждах ответили общим криком ликования.

Доктор Сиддик смотрел на белую дверь и молился. Кажется, наступил конец всему.

Когда раздался тот проклятый телефонный звонок, трубку, как обычно, взяла жена. Сиддик завтракал, читая газету. За газетой он не увидел, как Адиля упала, лишь услышал нервные длинные гудки в повисшей на проводе трубке. Он отодвинул газету, и сердце его похолодело. Жена лежала на коврике у стойки для телефона, неловко закинув голову…

Сиддик бросился к ней, через несколько минут прибыла бригада врачей. Еще через четверть часа Сиддик уже бежал по больничному коридору за каталкой, на которой медсестры увозили женщину под капельницей. Буквально перед дверью кабинета Адиля успела сказать Сиддику, что русского мальчика похитили…

Дверь закрылась. Профессор остался стоять в коридоре, как громом пораженный. Это было не просто ужасно. Вернувшаяся болезнь жены и похищение мальчика означало катастрофу, конец всему…

Он сел на стул. Нужно было что-то предпринять. Но что?

Мысли разбегались. Усилием воли Сиддик заставил себя успокоиться и начать действовать. Он набрал номер телефона Хашима.

Хашим ответил не сразу.

– Слушаю вас! – произнес он недовольным тоном.

Ректор не любил, когда к нему обращаются напрямую, минуя секретарский кордон.

– Господин Хашим, произошло чрезвычайное обстоятельство… – начал было Сиддик, но в ту же минуту подумал о жене и разрыдался прямо в трубку.

– Алло! Сиддик! Что с вами, в конце концов? – закричал в трубку Хашим.

– Русского мальчика… похитили… – глотая слезы, сказал, наконец, Сиддик, – и у моей жены случился… рецидив… Она сейчас в больнице и…

Хашим отреагировал холодно.

– Что вам известно о похищении?

– Звонок поступил полчаса назад… На домашний телефон. Трубку взяла жена. И у нее случился приступ. Сейчас она в реанимации, – лепетал Сиддик, утирая лицо в бисеринках пота большим клетчатым платком.

Всегда, разговаривая с начальством, он чувствовал себя виноватым, как нашкодивший мальчик.

– Подробности разговора знаете?

– Нет. Я полагаю, нужно обратиться в полицию?

Хашим помолчал, обдумывая услышанное. Сиддик с тоской смотрел на дверь, за которой врачи сейчас делали что-то с его женой. Дети в колледже. Они не должны волноваться… Придется им сказать, что мама уехала… Куда?!

– Слушайте, – произнес Хашим, – ждите меня в больнице. Я сам… сделаю заявление в полицию. Уже выезжаю.

Сиддик опустил руку с сотовым в карман. И попытался представить, что происходит за белой дверью. Врачи и медсестры сновали в разные стороны, открывались и закрывались другие двери. Все, кроме той, за которой сейчас решалась его судьба.

И Сиддик положился на волю Аллаха…

Мишку разбудил шум подъезжающих машин и множество голосов, сбившихся в крики, похожие на гомон птичьей стаи. Мальчишка разлепил сонные глаза. Селим долго, с довольно свирепым видом, расспрашивал его полночи о всяких пустяках, а потом накормил до отвала так, что Мишка уснул тут же у костра. Однако вскоре костер погас, и парень продрожал оставшиеся до рассвета часы. Лишь с появлением солнца удалось уснуть. И вот на тебе! Похоже, пришло время утреннего кофе…

Парень с удовольствием потянулся во весь рост. В принципе, жить можно. Одеяло есть, еда есть, приключение – кому рассказать, не поверят… Он вспомнил своего знакомого офицера Василия и усмехнулся. Да, в интересном положении окажется отчим, когда его, Мишку Остроумова, узника и мученика, покажут на всех новостных каналах страны! Может, даже всего мира! Общественность уж точно осудит высокопоставленного отчима: отправить несовершеннолетнего пасынка в страну, раздираемую внутренним военным конфликтом! Может, мать поймет, наконец, кто ей ближе. Этот напыщенный индюк, за которым каждое утро приезжает машина с «мигалкой». Или он, родной сын, плоть от плоти и кровь от крови…

Мишка поднялся на локте и увидел странную картину. К лагерю прибилась еще добрая десятка вседорожников. А за машинами, поднимая пыль, тянулось, как показалось мальчишке, бесконечное людское море. Чернокожие люди, в основном это были женщины, девушки и дети всех возрастов, гремя цепями, медленно приближались к лагерю. От этого дикого зрелища Мишке стало по-настоящему страшно.

Он вскочил, хотел было кинуться ближе к машинам, но его схватил за шиворот один из боевиков. Пришлось подчиниться. Рабы, а в этом уже не было никакого сомнения, подошли к месту стоянки и остановились. Пыль рассеялась. И Мишка увидел сотни две изможденных детей и подростков. Они едва держались на ногах, скованные обручами с цепью, которая не давала возможность сделать большой шаг. У некоторых женщин и подростков покрепче на руках были совсем маленькие дети…

Селим обошел ряды невольников, возле кого-то на минуту-другую останавливался, щупал тело, заставлял открыть рот, смотрел зубы. Затем началась отбраковка. Детей и женщин отрывали друг от друга, разделяя на два потока. Начался плач. Боевики криками и ударами разъединили партию новых рабов на две неравные части. Больные и обессиленные взрослые и подростки, малыши с большими рахитичными животами, сбившись в кучку, вдруг упали на колени и разом завыли. Более здоровые, подгоняемые дулами автоматов, под конвоем отправились к скалам. Смотреть на все это было невыносимо. Мишка в отчаянии стал искать глазами Марджани, но ее нигде не было…

• Предыдущая
• 19/44
• Следующая