Атлантида - - Страница 6

• Предыдущая
• 6/32
• Следующая

Почему же это невозможно? Почему не попробовать совершить снова это чудесное путешествие в морскую пучину, но на этот раз с полным сознанием своих действий? Рене Каудаль дал себе слово исполнить свое намерение во что бы то ни стало.

Как человек осмотрительный, привыкший взвешивать заранее все обстоятельства, Рене задал себе вопрос, каким образом, в случае успеха своего предприятия, он будет беседовать с таинственными морскими обитателями? Очутиться снова в смешном положении ничего не понимающего человека он не хотел, а потому следовало заранее изучить их язык, но здесь и представлялось главное затруднение. На каком наречии объяснялись между собой старик и молодая девушка? Их обстановка, одежда — все заставляло думать, что они говорили по-древнегречески. Это предположение подтвердилось еще более, когда однажды, увлеченный своими воспоминаниями, Рене начал вслух повторять некоторые слова, услышанные им в гроте: pater, agathos, thugater. Он бросился к «Илиаде» и открыл ее, лихорадочно отыскивая там те же выражения. Позабытые классические термины ожили в его памяти, и невольно, как в прежние детские годы, он начал повторять про себя:

— Pater — отец; apator — без отца.

— Agathos — добрый, храбрый на войне.

— Thugater — девушка.

О, какое счастье! Какая гармония звуков! Как наслаждался Рене ими в эту минуту! Он понял теперь, что именно ввело его в заблуждение, — это произношение его таинственных незнакомцев, совершенно не похожее на то, к которому он привык в колледже. Теперь перед ним открывалось поле действий. Со всей пылкостью бросился он в изучение греческого языка.

Его постоянно можно было видеть с книгой в руках, повторяющего какие-нибудь корни:

— Meli — мед.

— Melissa — пчела, и т. д.

Понятно, что эти занятия не укрылись от Елены, которая скоро узнала от Рене, в чем они состояли, и сама с не меньшей горячностью принялась за изучение классических корней. Повсюду, в саду, в комнатах, раздавался греческий язык. Кончилось тем, что и Кермадек, подражавший во всем своему офицеру и обладавший притом удивительной памятью, заразился общей горячкой и также стал твердить греческие слова.

Доктор Патрис, слегка протестовавший против всеобщего увлечения, не мог, однако, устоять против искушения показать свои классические познания.

Таким образом, одна мадам Каудаль избежала классической заразы и только удивлялась непостижимой любви к греческому языку, охватившей весь ее дом.

Между тем Рене неутомимо работал и в другом направлении для выполнения своего предприятия. Он окружил себя всевозможными картами и книгами, ища в них какое-либо объяснение мучившей его тайны.

Вскоре он составил себе полный план действий. Прежде всего нужно было получить отпуск, а затем уже искать себе товарищей и средства для выполнения своего фантастического путешествия. Судьба неожиданно явилась ему на помощь.

Он был произведен в мичманы, что дало ему возможность воспользоваться трехмесячным отпуском. Труднее было получить разрешение от матери, но в конце концов под влиянием Елены мадам Каудаль сдалась и согласилась отпустить сына путешествовать, не подозревая, конечно, настоящих мотивов его отъезда.

Рене не терял времени напрасно; с некоторых пор у него завязалась какая-то таинственная переписка, о которой не знал никто в доме, кроме Кермадека, относившего письма на почту в Лориан, где он и получал ответы на них. Но честный малый согласился бы лучше дать себя разрезать на части, чем выдать тайну своего господина, которой, впрочем, он и сам не знал хорошенько.

Наконец однажды за завтраком Рене подал матери письмо, прося ее прочесть его. Оно заключало в себе приглашение от графа Монте-Кристо провести несколько недель на его яхте «Синдерелья», совершающей беспрерывные рейсы по Атлантическому океану с целью изучения морского дна.

Всем известно замечательное устройство этого судна, находящегося под командой самого владельца, обогатившего науку многими полезными сведениями, так как весьма многие ученые получали от него приглашение совершать на яхте плавание, следствием чего были обыкновенно различные открытия в области естественных наук.

Таким образом, приглашение, полученное Рене, было для него весьма лестно, что несколько смягчило горе мадам Каудаль при мысли о разлуке с сыном и заставило ее охотнее дать свое согласие на его путешествие. Через неделю Рене вместе с Кермадеком был уже на пути в Лиссабон, где его ожидала яхта «Синдерелья».

Яхта «Синдерелья», владельцем и командиром которой был граф Монте-Кристо, представляла прелестную трехмачтовую шхуну водоизмещением в пятьсот тридцать тонн, с мощностью в 350 лошадиных сил. Скорость ее хода равнялась двенадцати узлам в час, но с помощью парусов достигала значительно больших показателей.

С внешней стороны корпус яхты имел слегка удлиненную форму, что свидетельствовало о быстроте хода. Удивительная гармония всех частей, соединенная с изящной простотой, поразила с первого взгляда опытный глаз Каудаля, привыкшего смотреть с некоторым предубеждением на все частные суда, но «Синдерелья» могла удовлетворить самым взыскательным требованиям. Дисциплина на судне ничуть не уступала военным судам, а большинство матросов отличалось открытыми и честными лицами, что произвело на молодого мичмана самое симпатичное впечатление, так же, как и образцовый порядок, царствовавший на яхте.

Офицер, встретивший Рене на палубе, произвел на него далеко не такое благоприятное впечатление, как все остальное.

Он отрекомендовался, назвав себя капитаном Сакрипанти, помощником командира яхты. Это был маленький, толстый человек с напомаженными черными волосами, ярким галстуком, широкой золотой цепью, увешанной всевозможными брелками, с массой колец на толстых, некрасивых пальцах.

Вообще, своим видом он скорей напоминал какого-то неаполитанского лакея, а не морского офицера; его акцент вполне соответствовал его наружности.

Поклонившись очень почтительно, он предложил проводить новоприбывшего к командиру судна. Они направились через целый ряд роскошно меблированных кают, служивших одна столовой, другая библиотекой, гостиной, курильней и так далее и остановились наконец у каюты самого владельца судна. Сакрипанти осторожно постучал в дверь.

— Войдите! — раздался оттуда громкий голос.

Помощник капитана открыл тихонько дверь и, пропустив вперед Каудаля, проговорил торжественным голосом:

— Мичман Каудаль!

В ту же минуту навстречу Рене поднялся человек высокого роста и, протягивая ему руки, воскликнул:

— Очень, очень рад вас видеть, господин Каудаль!

С этими словами он схватил руки молодого офицера и пожал их с таким восхищенным видом, как будто перед ним был самый близкий друг. Еще немного, и они бы обнялись.

Рене со своей стороны выразил удовольствие, которое ему доставляло знакомство с графом Монте-Кристо.

— Знаете ли что? — воскликнул граф, — вы мне нравитесь! Я такой человек, что всегда говорю свое мнение прямо в лицо. А вы мне положительно так нравитесь, что я в восторге от вашего прибытия на мое судно, в восторге, что вы интересуетесь нашими работами и хотите принять в них участие. Надеюсь, что и вам понравится у нас; если же нет, то вы должны мне прямо сказать об этом, и я постараюсь изменить по вашему вкусу не яхту, конечно, а все окружающее. Не хотите ли сейчас осмотреть мою «раковину»? Это я так называю мое судно.

Откровенная веселость Монте-Кристо передалась и Рене. Он с удовольствием изъявил готовность тотчас ознакомиться с судном, и граф, схватив свою мягкую фуражку, повел его по всем закоулкам своих владений, обращая внимание гостя на мельчайшие подробности устройства яхты. Рене должен был сознаться, что «Синдерелья» в совершенстве соответствовала своему назначению и представляла chef d'oeuvre кораблестроительного искусства.

• Предыдущая
• 6/32
• Следующая