Сказка для злодеев - Гусев Валерий Борисович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая

Башня и правда была красиво освещена заходящим солнцем.

— Но почему — Гремящая-то? — нетерпеливо спросил Алешка. — Чем она гремит-то? Своими седыми камнями, что ли?

— Всему свое время, отрок. Сейчас расскажу. Давайте присядем вот на эту травку, и я продолжу свой рассказ.

— Я лучше вот на эту травку присяду, — сказал Алешка. — На той травке муравьи. И собачья кучка.

Но дядя Мифа не услышал его слов. И сел там, где стоял. Он вообще, по-моему, никого, кроме себя, не слышал. Видно, по жизни такой.

Мы сели с ним рядом, но подальше от муравьев, и, глядя на седые камни башни, красиво освещенные заходящим солнцем, выслушали драматическую историю. Которая началась неразделенной любовью, а закончилась… впрочем, еще не закончилась… жуткой легендой.

— …Сто, двести или триста лет назад жил в нашем городе славный боярин Ставр. И у него была любимая дочь Марфа… Марфуша…

— Красивая? — деловито уточнил Алешка.

— Необычайно! Молодые бояре из других городов специально приезжали в наш город, чтобы только взглянуть на Марфушу. И увозили в вотчины свои разбитые сердца. Потому что Марфуша никому из них руки не отдавала. Потому что любила папиного конюха Ивана. А этот конюх Иван любил папину кухарку Марью. На Марфушу же не обращал никакого внимания. И Марфуша стала чахнуть. Боярин Ставр делал все, чтобы развеселить ее. Каждый день на его подворье были всякие пляски и песни. Кувыркались скоморохи, веселились шуты и шутихи. Водили хороводы красны девицы и добры молодцы. Каждый день боярин Ставр дарил своей печальной доченьке драгоценные украшения и прекрасные наряды… Но все было напрасно. Марфуша складывала драгоценности в сундук и продолжала чахнуть. Ах! — дядя Мифа вскочил и подпрыгнул.

— Как вы переживаете, — посочувствовал ему Алешка.

— Я не переживаю. Меня муравей укусил. Ай! — и он стал «айкать» и хлопать себя по ногам и сзади… по спине. Немного ниже.

— Придется штаны снимать, — сказал Алешка. — Так вы их не перебьете.

— Отвернитесь, отроки.

Мы отвернулись. Дядя Мифа снял штаны, перетряс их как следует и стряхнул с себя муравьев. Оделся и сел… Снова на то же место. Хорошо еще — не на собачью какашку.

— Так на чем я остановился, отроки?

— На чаханье, — напомнил Алешка.

— Ах, да! Тогда боярин позвал к себе в гридницу…

— А это что за фишка?

— Ну… Такая главная, парадная комната в боярском тереме.

— Понял. Там пируют и слушают вещего Баяна, под гусли.

— Верно… Позвал Ивана и приказал ему: «Женись на Марфуше. Получишь полцарства». «Не неволь, батюшка боярин, — отвечал конюх Иван. — Не люба мне твоя дочь. Люба мне твоя кухарка…»

— И он велел отрубить ему голову? — спросил Алешка.

— Нет, еще хуже. Он велел его выпороть на конюшне! И когда Марфуша об этом узнала, она еще больше зачахла…

— Что-то она долго у вас чахнет. — Алешке, пожалуй, стало скучновато.

Дядя Мифа обиделся и по-детски спросил:

— А я виноват? Сколько надо — столько и чахла. Но потерпи, скоро совсем зачахнет… Боярин был в великом горе. Собрал со всего света врачей и знахарей. Но никто из них не смог вылечить Марфушу…

— И он всем им рубил головы?

— А как же! Плохим врачам надо рубить головы. По-другому никак!.. Но вот приползла с дальних дремучих болот старая-престарая ведьма…

— Нос крючком, борода торчком, — подсказал Алеша. — Глаза завидущие, руки загребущие.

— Не борода, а бородавка, — уточнил дядя Мифа. — Но колдовать умела. И в Бога верила. Осмотрела она Марфушу, пошептала в три угла, поплевала на все четыре стороны… Боярин с дрожью в голосе спрашивает: «Жить будет?» Ведьма почавкала пустым ртом и говорит: «Жить будет долго. Но во сне». «И чего?» — говорит боярин. «А того! — отвечает ведьма. — Как она уснет мертвым сном, положите ее в гробу в укромном месте. И туда же — все ее приданое…»

— Золото, брильянты? — спросил Алешка.

— …Изумруды, яхонты! «И вот, — говорит дальше ведунья, — коли сыщется добрый молодец, который прочтет над ней двенадцать псалмов» — ну, это вроде таких молитв, — «да поцелует ее в уста сахарные, то воспрянет заколдованная красавица и отдаст ему свое сердце, руку и все приданое».

— Хитрая бабка, — усмехнулся Алешка.

— Это еще почему?

— Потому! — Ответ не очень вежливый, но решительный. — Как уложат эту Марфушу в укромном уголке да разойдутся по своим уголкам плакать и рыдать, эта бабка все приданое и заграбастает.

— А вот и нет! — горячо заступился за ведьму дядя Мифа. — Она сказала, что Марфушу и ее приданое будет у входа в темницу охранять всякая нечистая сила и никто туда никогда не сунется и не подступится.

— Мало ли что она сказала. А добрый молодец? Как же он поцелует уста сахарные?

— Ты, отрок, какой-то не романтик. Недоверчивый какой-то. Пора тебе знать, что за каждой легендой скрывается историческая истина. За все сотни лет никто к этой темнице не подступился. Как дверь приоткроет, там, в подземелье, такой вой поднимается…

— А как дверь закрывается, — догадался Алешка, — так и вой затыкается.

— Верно, отрок. Кто тебе сказал?

— Сам догадался. — Это и в самом деле было так, догадался. Скоро узнаете.

— А ты не догадался, что творится там в ночь полнолуния?

— Ведьмы с чертями пляшут?

— Не. В ночь полнолуния, — эти слова дядя Мифа уже шептал ужасным шепотом, — вся местная нечисть начинает перебирать все драгоценности…

— Проверяет, значит? — усмехнулся Алешка.

— Проверяет. Счет ведет. Гремит она золотом в бочках, алмазами в кадушках, и от этого такой гром стоит, что и назвали башню Гремячей.

Наконец-то, подумал я, добрался дядя Мифа до сути.

Тут он опять похлопал себя от муравьев и добавил:

— А если поточнее, то эта башня раньше называлась не Гремячей, а Тайнинской.

— В ней всякие тайны были? — навострил уши Алешка. Он тайны любит не меньше сказок и мороженого.

— Тайна была всего одна. Но глубокая… Фу ты! Опять укусил… В этой башне был секретный колодец. Чтобы в случае осады защитники крепости не испытывали недостатка в воде. Без пищи, без ядер и стрел еще можно продержаться, а без воды ни одна крепость не выстоит.

— Ну хоть колодец-то сохранился?

— Сие, отроки, мне неизвестно. Известно только, что из-за нечистой силы башня стала называться Гремячей.

— Я бы посмотрел, — замечтал Алешка, — да послушал бы. Как открою дверь, они там как завоют, как деньгами и камнями зазвенят…

— Не откроешь, — вздохнул дядя Мифа. — Я тоже об этом мечтал.

— И чего?

— И того! Нет больше этой двери. Исчезла.

— Как это она исчезла? Утащил кто-нибудь?

— Никто ее не утащил. Как сквозь землю провалилась! А я бы на это золото такой бы музей организовал!

— Ладно, — великодушно пообещал Алешка, — когда я это золото найду, так и быть, поделюсь с вами. Стройте свой музей.

— Спасибо! — Дядя Мифа прижал ладонь к сердцу. А сам, наверное, подумал: легко обещать поделиться тем, чего у тебя нет. Но он не знал нашего Алешку. Все это ему еще предстоит.

— А у вас уже какие-нибудь экспонаты есть, для музея?

— Полно! Да такие редкие! Даже бивень носорога имеется. Они ведь раньше здесь в большом количестве водились.

— А когда? — загорелся Алешка.

«Вдруг еще не все перевелись?» — смекнул я его мысль.

— Не так уж давно. Не больше миллиона лет назад.

— Значит, — ахнул Алешка, то ли доверчиво, то ли со смешком, — вашему рогу миллион лет?

— Ну! Да это еще что. — Он опять зашептал: — У меня есть более бесценный экспонат. Знаешь, что? Яйцо динозавра!

— Клёво, — согласился Алешка. — Огромное?

— Да не очень огромное. Размером около футбольного мяча. И все волосатое.

— Класс! А вы не пробовали его высидеть? Вдруг бы вылупился у вас маленький динозаврик. Вы бы его выкормили. Он бы вас полюбил. Как отца родного. Тапочки бы вам приносил. — Как говорит наша мама: Остапа понесло! — Он бы вырос, и вы ходили бы с ним гулять на поводке. В парке, вокруг вашего памятника. А потом вдруг у него выросли бы крылья. И был бы в вашем музее собственный дракон!

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая