Поймать звезду - Волынская Илона - Страница 21

• Предыдущая
• 21/35
• Следующая

– Ну что там Босс пишет? – нетерпеливо дергая Кисоньку за рукав куртки, требовательно спросила Катька.

– А… Он обещал мне скачать все записи балетов из парижской «Гранд Опера?» за последние пять лет, – гордо ответила Кисонька.

– Это нам как-то поможет? – осведомился Вадька.

– Нет! – Кисонька бросила на него сердитый взгляд, намекая, что вопрос бестактен. – Это доставит мне удовольствие! Во всяком случае, должно… – В голосе проявилась неуверенность, как будто она засомневалась в своей способности просмотреть пять лет сплошных балетов.

Вадька тяжко вздохнул и мученически возвел глаза к облупившемуся потолку гримерки.

– А если по делу?

– Ах да, по делу… – спохватилась Кисонька, торопливо перебирая пальцами по кнопкам своего КПК. Удивленно хмыкнула. – Но ведь Лена не едет на гастроли в Англию… Зачем тогда ей виза? – Она повернула экран компьютера к остальным, демонстрируя вытащенный из компьютерной базы данных листок анкеты. – Получена вчера, уезжать через три месяца… Может, она просто с Димой едет? – предположила Кисонька.

– Ага, – ехидно согласился Сева. – Ни на секунду его от себя не отпускает! Боится, уведут!

Вадька сдернул с носа очки и принялся яростно их протирать.

– Попроси Босса проверить, получила ли Матвейчук визу в Китай. А мы поговорим с механиком того подъемника, в который Настя вчера провалилась! Давным-давно должны были это сделать! – Он досадливо насадил очки на нос.

– Должны были, – с ласковым ехидством пропела Катька. – Если бы вели расследование… Но мы ведь его не ведем, правда, Севочка?

Сева точно очнулся. Некоторое время еще тупо пялился на маленькую беленькую балетную туфельку, которую вертел в руках… Из туфельки со звоном вывалился круглый блестящий пятак и покатился по полу.

– Почему не ведем? – провожая его растерянным взглядом, поинтересовался он.

– Потому что, кроме вот этого пятака, других денег мы от ваших балерин не увидим, – невозмутимо сообщила Катька.

– Они его внутрь этих… пуантов… клеят, – взмахивая туфелькой, пробормотал Сева. – Чтоб на носке лучше стоять… – он окончательно смешался под устремленными на него изумленными взглядами. – Мне объяснили…

– Риточка? – Щеки Катьки гневно вспыхнули. – А как она нам гонорар платить собирается, случайно, не объяснила?

– Так, а почему она… Это ж Настю того… Прибить хотят… – совсем растерялся Сева.

– Хотят, – невозмутимо согласилась Катька. – А нам-то что?

– Как – что? – изумленно воззрился на нее Сева. – Мы – детективное агентство, наша работа – преступников находить!

– Вот именно – работа, – еще ехиднее протянула Катька. – А за работу – платят. Как думаешь, у Насти есть деньги?

Сева не ответил. Только угрюмо отвернулся и… как назло, снова уставился на Риткины фотки!

– Так вот, чтоб ты знал! – еще больше закипая, выдала Катька. – Им с Риткой даже зарплату платят меньше, чем взрослым балеринам. Потому что они несовершеннолетние и, по закону, не танцуют балетные партии, а только учатся их танцевать, понял?

Но желанного холодного отчуждения, появлявшегося на Севкином лице каждый раз, когда в офис «Белого гуся» совался безденежный клиент, Катька так и не увидела. Устремленный на Риткины фотки взгляд белобрысого стал жалостливым, он сочувственно вздохнул:

– Совсем как у нас, тоже дискриминация – пашет девчонка как взрослая, а как бабки платить, так сразу маленькая!

– Какая девчонка? – голосом зловещим, как завывание ветра в трубе, спросила Катька.

– Э-э… Настя! – торопливо отворачиваясь от Риткиных фоток, уточнил Сева. – Еще и убить ее хотят! – с нарочито искренним возмущением вскричал он. – Беспредел в этом балете!

– То есть… ты… согласен… работать… бесплатно? – отрезая каждое слово, как кусок мяса от живого человека, ледяным голосом отчеканила Катька и устремила на Севу инквизиторский взгляд.

Мальчишка побелел так, что даже губы потеряли цвет. Заерзал на стуле, точно пытаясь протереть в сиденье дырку, попытался отвернуться от Катьки – и тут же напоролся на любопытные взгляды остальных сыщиков.

– Повторяю еще раз – бесплатно работаем? – Катькин тон стал совсем как у злобного полицейского в кино – не хватало только лампы в лицо и резинового шланга, бить Севку по почкам. – На… Настю, да? – издевательски добавила она.

Сева молчал – а в глазах у него застыла самая настоящая паника. Открыл рот, собираясь что-то сказать… и закрыл снова. На лбу выступили крупные капли пота, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы к Севке вдруг не пришло спасение.

– Катька! У тебя, похоже, не просто крыша съехала! А еще и об асфальт грянулась и рассыпалась на мелкие кусочки! – выпалила Мурка – судя по красной гневной физиономии, она уже давно закипала, а теперь пар с грохотом рвался наружу, как из-под крышки чайника. – У нас на глазах девчонку тупо мочат, а мы повернемся и по домам поедем? И будем спать спокойно, когда нам скажут, что ее убили?

– Ничего нам не скажут, мы ж ей не родственники… – растерявшись от внезапного Муркиного напора, пробормотала Катька.

– Замечательно! Успокоила! – в ярости фыркнула Мурка. – Между прочим, кто на Настю покушался, тот и Вадьку чуть не пришил! Твоего родного брата, если ты об этом на минуточку забыла! Не хочешь без денег работать – сиди тут! – рубанула Мурка. – А мы пошли с механиком разговаривать! – Она ухватила Вадьку за плечо и решительно поволокла к двери. – Можешь пока деньги в кошельке пересчитать… – оборачиваясь от двери, едко бросила она Катьке. – Чтоб не скучно было!

И вместе с Вадькой вышла за дверь. Севка сорвался с места и, невразумительно бормоча:

– Видишь, Мурка решила, я что, с ней спорить буду? – тоже выскочил в коридор.

А потом… Катька просто не поверила своим глазам! Евлампий Харлампиевич, ее самый верный друг, единственный гусь, который ее всегда понимал, вдруг тяжеловесно спорхнул с высокой спинки стула и, громко шлепая красными лапами по линолеуму, последовал за Севой! Его гордо вытянутая шея и спина с аж топорщащимися от напряжения перьями выражали глубочайшее презрение.

– И ты, Евлампий Харлампиевич?! – пробормотала Катька тем самым тоном, которым умирающий Юлий Цезарь бросил последний упрек вонзившему в него кинжал другу. Но точно как Брут, Евлампий Харлампиевич был глубоко уверен в своей правоте. Он лишь скосил на Катьку круглый черный глаз, втиснулся между Вадькой и Муркой и, переваливаясь, зашагал между ними, то и дело ободряюще подергивая Вадьку клювом за штанину. Ноги у Вадьки от этого путались, он спотыкался, но терпел.

Только Кисонька задержалась на пороге, бросила быстрый взгляд на Катькину ошарашенную физиономию, усмехнулась то ли сочувственно, то ли насмешливо.

– Такие вещи, Катюша, надо аккуратнее делать, – сказала она. – Ничего, научишься. – И с этой загадочной фразой исчезла за дверью.

Створка с грохотом захлопнулась, точно раз и навсегда отрезая Катьку от остальных друзей.

– Я еще и виновата? – донесся изнутри приглушенный вопль, что-то ударило в створку изнутри и свалилось на пол.

– Извини… – Кисонька аккуратно оттерла Вадьку плечом и поравнялась с дружно марширующими по коридору сестрой и Евлампием Харлампиевичем. На лице Мурки и на клюве гуся застыло совершенно одинаковое оскорбленно-недоумевающее выражение – похоже, неожиданно пробудившиеся в Катьке наклонности бизнес-леди потрясли обоих до самых глубин человеческой и гусиной души.

– Ну и зачем ты влезла? – невозмутимо поинтересовалась у сестры Кисонька.

– То есть как – зачем? – Мурка аж споткнулась, щеки ее были красными и горячими от злости. – Ты слышала, что она несла? Даже Севка – и тот с бедной девчонки денег не требует! Как будто он от жадности вылечился, а Катька, наоборот, заразилась! В острой форме!

Евлампий Харлампиевич согласно гоготнул.

– Вот именно – Севка! – Кисонька холодно кивнула и поглядела сперва на сестру, а потом на гуся как на умственно отсталых. И тоном, каким терпеливые учителя говорят с отстающими в развитии детьми, добавила: – Ну, у гусей мозги маленькие, птичьи… – и, не обращая внимания на возмущенного таким бесцеремонным заявлением Евлампия Харлампиевича, продолжила: – А ты, Мурка, похоже, слишком много ударов в голову за последнее время пропускала. Смотри, клетки мозга не восстанавливаются! Вас не удивил неожиданный приступ бескорыстия у нашего главного жадины? Да Катька просто хотела посмотреть, как он станет выкручиваться! Я, кстати, тоже. – И принялась удовлетворенно наблюдать, как ее слова доходят до Мурки и гуся: сперва они не понимают, потом начинают соображать, потом им становится стыдно, что они на Катьку наехали… Гамма чувств Евлампия Харлампиевича выглядела особенно выразительно.

• Предыдущая
• 21/35
• Следующая