Дао Дэ Цзин (перевод Малявина В.В.) - Лао -цзы - Страница 13

Третья, главная задача переводчика «Дао дэ цзина» – создание русского аналога символического по своей сути языка древних даосов; языка, являющего собой словесный образ безмолвствующей истины. Этот иносказательный язык неожиданных и чудесных соответствий опознается как вечно длящаяся глоссолалия, единый кристалл бытия, в бесчисленных гранях которого отражаются бесконечно разнообразные вспышки бодрствующего духа. Все слова даосских канонов, заметил один из старых комментаторов, говорят только о Пути. Проникнутые иронией парадоксы Лао-цзы, жанровая чересполосица его книги, рассеянные здесь и там искры анонимной, как бы народной мудрости, свидетельствуют о некоей всеобщей и вечносущей истине, освещают одним сокровенным, но негасимым светом безбрежное марево жизни, текущей из незапамятной древности в невообразимую будущность. Оттого же попытки некоторых современных толкователей и переводчиков изменить традиционный порядок глав, распределив их по отдельным тематическим рубрикам, представляются ненужными и даже вредными. Не говоря уже о том, что традиционная композиция «Дао дэ цзина» отнюдь не произвольна и не бессмысленна, подлинная цельность – и ценность – даосского канона определена не темой, а неизъяснимо-внутренним и притом требующим большого духовного мужества отношением к жизни; отношением, которое предваряет субъективное знание и опыт, превосходит любую ограниченную «точку зрения».

Не существует формальных правил для перевода «Дао дэ цзина», ибо этот перевод призван быть подлинно творческим актом. Непреходящее обаяние книги Лао-цзы в немалой мере обусловлено способностью ее автора осмысленно видоизменять, даже искажать общепринятые значения слов. Лао-цзы возвышает по видимости тривиальное и умаляет притворно-возвышенное. Его стиль столь же изыскан, сколь и безыскусен. Поэтому удачный перевод даосского канона предполагает творческую свободу духа, открытость миру, всегда свежий и оригинальный взгляд на вещи, тонкое чувство парадокса и здоровую, жизнерадостную иронию. Менее всего здесь уместно ученически-аккуратное буквалистское понимание текста. Далеко не всегда оказывается возможным и желательным придерживаться выбранных эквивалентов китайских понятий, ибо контекст здесь – важнее отвлеченных значений слов. Многое в предлагаемом переводе, особенно там, где он отступает от буквы оригинала, объясняется этими требованиями внутренней осмысленности правдивой речи, которая, как не раз напоминает Лао-цзы, лишена красивости, но внушает безупречное доверие. Оттого же книга Лао-цзы, наряду с писаниями другого великого даосского мудреца, Чжуан-цзы, так располагает к разного рода вольным обработкам и фантазиям. Подобные опыты не только правомерны, но, пожалуй, необходимы и неизбежны. Книге Лао-цзы суждено жить в жанре «поэтических переложений». Но не будем забывать, что творческие импровизации убедительны и плодотворны только там, где они основываются на твердой почве герменевтических разысканий.

Глубина мысли Лао-цзы не требует цветистости или нарочитой усложненности слога. Напротив, она на удивление непринужденно изливается в ясные и пластичные образы и формулы, которые служат наглядным подтверждением старинной китайской истины: «Слова мудрецов просты». Свести воедино возвышенный, неподдельно-патетический строй мысли даосского патриарха с его правдиво-лаконичной речью, дышащей то мягкой, то саркастической иронией, – вот высшая задача переводчика «Дао дэ цзина».

Несколько слов о переводе основных понятий Лао-цзы.

Термин дао всегда переводится как «Путь», что соответствует общепринятой практике в современных западных переводах. Термин дэ представляет гораздо большие трудности для перевода. В западной литературе его обычно передают словами «сила» (power), «полнота» (integrity), «природная потенция» (natural potency), «внутреннее совершенство» (intrinsic excellence) или «моральная сила» в исконном латинском значении добродетели как virtus. Американский синолог Р. Эймс предложил даже термин «фокус» как параллель его трактовке понятия дао, которое он именует «полем». Отечественные исследователи, помимо соответствующих русских эквивалентов, нередко пользуются понятиями «благо», «благость» и даже «благодать». Несколько особняком стоит вариант А. М. Карапетьянца: «одаренность». Однако все эти версии перевода не кажутся мне удовлетворительными. Их главный недостаток состоит в том, что они плохо передают главный аспект оригинального понятия – его соотнесенность с идеей гармонической цельности бытия, которой обусловлены присутствующие в этом термине мотивы возрастания и вместе с тем внутренней полноты и самодостаточности существования. Здесь термин дэ, как уже говорилось, переводится словом «совершенство» и лишь в единичных случаях, когда оно употребляется в обыденном, конвенциональном значении, – как «добродетель».

Термину цзы жань, во избежание ложных ассоциаций с современными понятиями «природы» или «естественности», всюду дается буквальный перевод: «то, что таково само по себе» (заметим, что в современных английских переводах это понятие нередко трактуется как «спонтанность» или нечто «само-удостоверяюшееся» – self-evidencing).

Выражение шэн жэнь вслед за И. И. Семененко переводится как «премудрый человек», поскольку мудрость Лао-цзы, с одной стороны, превосходит обычный здравый смысл и отвлеченную рассудочность, а с другой – не отличается от простейших истин и правил человеческой жизни. Добавим, что в китайской традиции «премудрость» всегда считалась истинным основанием власти, так что «премудрый человек» – это прежде всего правитель.

Подлинное знание Лао-цзы систематически обозначает термином мин, который переводится здесь в соответствии с его исходным значением как «прозрение» или «просветленность». Отметим, что Лао-цзы пользуется также нейтральным термином «знание» (чжи), но крайне скептически относится к знанию, добываемому интеллектом (соответствующий знак тоже читается как чжи и сходен по начертанию со знаком «знание»). Такого рода вредное, согласно учению Лао-цзы, знание можно обозначать словами «многознайство», «суемудрие», «хитроумие».[26] За термином синь, часто трактуемым в западной литературе как «ум» или «разум», здесь сохраняется его изначальное значение «сердце». В англоязычной литературе ему нередко соответствует словосочетание «сердце-ум» (heart-mind).

Принятая в даосской мысли оппозиция терминов ю («имеется») и у («отсутствие», «нет»), нередко трактуемая в западной литературе как противоположность «бытия» и «небытия», в действительности не носит метафизического характера и поэтому переводится здесь как оппозиция «наличествующего», или «присутствия», и «отсутствующего», или «неналичия». Следует помнить, что термин у, образующий понятия «не-я» (у-во), «не-желание» (у-юн), «не-сердце» (у-синь) и т. п., по существу не является отрицанием, а, напротив, указывает на природу просветленного сознания, которое не отождествляет себя ни с данностью опыта, ни с данностью умозрения.