По законам войны - Титаренко Евгений Максимович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/33
• Следующая

Тимка не сразу узнал свой дом. Третьего этажа фактически не было — вместо него торчали неровные зубья кирпичной кладки с одинаковыми промежутками пустот в местах, где были оконные проемы. Угол, что одной стороной выходил на улицу Разина, другой — на площадь Свердлова, обвалился. На тротуаре, у запасного выхода из кинотеатра «Луч», догорала опрокинутая полуторка.

Тимкина квартира на втором этаже была как раз угловая. Он вскочил в подъезд, чтобы с ходу взбежать по лестнице, и чуть не врезался головой в грудь своего соседа Федора Николаевича Кравцова…

Кравцов работал мастером на рыбокомбинате. Было ему уже лет сорок, но жил он одиноко, с матерью-пенсионеркой. Поначалу, когда Нефедовы только поселились здесь, Тимке сосед нравился тем, что угощал его мороженым, конфетами. А однажды принес Тимкиной матери целую корзину винограда и отказался взять за него деньги. Мать велела Тимке отнести виноград Кравцовым, сказала, что это «скользкий человек». И в следующий раз, когда Федор Николаевич вдруг предложил ей «в подарок» заграничную кофточку, которую он «случайно» достал у моряков, мать попросту выгнала его. С тех пор Кравцов больше ничего не предлагал ни матери, ни Тимке.

— Здорово, орел! — Он ухватил Тимку за голову и, слегка отодвинув, поставил перед собой.

— Здравствуйте… — пробормотал Тимка.

Кравцов держал под мышкой две пустые авоськи и слегка покачивался, глядя на Тимку из-под отяжелевших век. В нос ударило водочным перегаром, и Тимка невольно посмотрел в дверь, на улицу, где чернели выбитыми витринами окна магазина гастрономия-бакалея.

— Ты почему в городе? — пьяно ухмыльнулся Кравцов, загораживая своим широченным телом проход на лестницу.

— А вы?.. — невольно вопросом на вопрос ответил Тимка.

Кравцов пригладил темные волосы на висках. Говорят, он красил их и смазывал подсолнечным маслом, поэтому они были гладкие и всегда блестели.

— За нами курьеров не присылали… — нараспев ответил Кравцов.

— А за нами еще пришлют! — зло сказал Тимка, догадываясь, что тот имеет в виду краснофлотцев-посыльных.

Кравцов, глядя на него сверху вниз, громко, от души расхохотался:

— За тобой пришлют, мальчик, но не тех, кого ты ждешь! Сними вот это! — Он ухватил Тимку за тельняшку, что выглядывала в отворотах куртки. — Это теперь будет не в моде!

В другое время Тимка сдержался бы, но пьяный смех Кравцова в день, когда не вернулся к причалу «Штормовой» и легла на Семеновские холмы тишина, звучал издевательски. Ударив кулаком по его руке, Тимка отскочил к стене.

— Только троньте!

Кравцов перестал смеяться и, глянув на дверь, сделал рукой движение, чтобы поймать его.

— Только троньте! — повторил Тимка. — Моряки еще в городе!

— Щенок… — прошипел Кравцов. — Ну, погоди у меня… — И, круто повернувшись, зашагал прочь из подъезда, на выход.

Шаря в кармане ключ, Тимка взбежал по лестнице на второй этаж. Но ключ был не нужен, так как дверной замок был взломан. Тимка вошел в квартиру неуверенно, как в чужую, медленно прикрыл за собой дверь.

Было жутковато и странно видеть рваный проем там, где прежде был угол, и стояла набитая книгами этажерка с его, Тимкиной, фотографией в рамке наверху. Этажерка и круглый, с инкрустацией столик провалились вниз, куда свисала теперь и никелированная кровать. На вещах, на полу лежал слой тяжелой цементной пыли, и вперемешку с разбросанными по комнате вещами валялись обломки кирпича, целые пласты штукатурки, осколки битой посуды.

Сначала Тимка подумал, что дверь была взломана, когда разыскивали его, но без труда убедился, что в квартире побывали чужие, недобрые люди. Исчезли верблюжьи одеяла с кроватей, шелковое белье матери из шифоньера, ее беличья шуба, туфли. Тимка не стал проверять распахнутых чемоданов, но сразу обнаружил, что пропала голубая шкатулка, в которой мать хранила фотографии, деньги, старые лотерейные билеты и облигации. Он поднял одну за другой несколько валявшихся на полу фотографий, пока наконец не отыскал групповой снимок шести — семилетней давности, на котором была мать, но не было отца, потому что отец фотографировал своей «лейкой». Мать сидела в большой компании за столом и, совсем еще молодая, казалась не похожей на себя. Зато, наверно, здесь она больше чем где-нибудь походила на Тимку, который с головы до пят уродился в нее. Отец говорил: «Это к счастью». Но Тимка всеми силами старался, чтобы у него легла между бровями такая же, как у отца, складка, потихоньку ото всех трогал пальцем губу в ожидании усиков и очень досадовал, что его голубые глаза никогда не потемнеют, чтобы стать похожими на черные, живые и проницательные, то веселые, то жесткие, — отцовские.

Чем был встревожен Виктор Сергеевич Нефедов перед последним выходом в море? Тогда Тимка не обратил на это внимания. Но, прячась в развалинах рыбокомбината, вспомнил и думал об этом, глядя на полосу горизонта за Каменным мысом, думал по дороге домой, думал сейчас…

Он сидел тогда на стуле как раз около этажерки, а отец, повторив Тимке обычную инструкцию по поводу осторожности и послушания, одетый к походу, в застегнутой наглухо тужурке, с пистолетом на ремне, нервно ходил из угла в угол, опустив голову и время от времени кусая губы, словно был уже в каюте и мог не замечать сына.

— Чего ты, пап? — спросил Тимка.

Отец остановился и, вскинув голову, долго смотрел на него, как бы туго соображая, что сказал Тимка.

— Ах, ты про меня!.. — И снова зашагал по комнате. — Есть одна неприятная загадка, Тимка… Третий раз мы меняем засаду и третий раз налетаем на крестоносца!

— А вы смените еще раз! — посоветовал Тимка.

— В том-то и дело, что сменим… — Отец посмотрел на часы. — Однако нынче у нас, Тимофей, особое задание — ошибиться нам нельзя… Ну! — И, пододвинув себе табурет, он присел, как садился перед каждым новым походом, чтобы рейс оказался удачным.

— Какое задание, пап? — спросил Тимка, но отец лишь похлопал его по плечу и поднялся.

— Пора, Тимка. Если будет письмо от мамы… Впрочем, ладно. — И, видя, что Тимка помрачнел, так как писем от мамы не было с того самого дня, когда она ушла на передовую, отец вздохнул, усмехнулся: — Задание это, Тимофей, касается главным образом не нас, не меня — я должен доставить по назначению одних людей… А потом, как всегда, затаимся где-нибудь под бережком… На ловца, ты это знаешь, зверь сам бежит!

Они расстались у проходной. Отец, надвинув до бровей фуражку, зашагал по дощатому настилу к «БО-327» у причала, а Тимка остался у ворот проходной вместе с тетей Розой, женой штурмана Вагина с «БО-327», и ее дочкой Асей. Вагины, как и семья Нефедовых, жили в городке уже больше года. Отец каждый раз просил тетю Розу следить за беспризорным Тимкой, но той хватало своих забот, и Тимка благополучно избегал ее опеки. Тетя Роза была подругой Тимкиной матери, а вместе с Асей он проучился весь седьмой класс, но откровенно презирал ее за многие нетерпимые качества.

Взбежав по трапу на корабль, отец приостановился и глянул в сторону проходной. Потом «охотник» привычно, без лишней суеты, как это делалось много раз, отошел, и тетя Роза, баюкая на руках шестимесячную Асину сестренку, увела Асю домой. А Тимка, по обыкновению, остался у ворот — ждать, пока «БО-327» не скроется вдалеке. И, хотя близ Каменного мыса он не мог разглядеть людей на палубе «охотника», ему казалось, что отец видит его до последней минуты.

С тех пор пошли уже четвертые сутки.

Задерживаться в своей квартире было теперь опасно. Тимка быстро оглядел вещи, которые, наверное, были дороги родителям, например бронзовая башенка, что хранилась матерью еще со дня ее свадьбы с отцом, но взять с собой эти вещи Тимка не мог. Он разыскал под кроватью рыболовные принадлежности отца, сунул в карман острый охотничий нож в отделанных чеканкой ножнах. Потом вытряхнул прямо на пол из чемодана, который готовился «на случай эвакуации», белье, носки, рубашки, свой праздничный костюм. Жуликам нечем было поживиться в этом чемодане. Чтобы скрыть тельняшку, расставаться с которой Тимка не собирался, надел вместо белой рубашки черный свитер.

• Предыдущая
• 2/33
• Следующая