Эврика. Поэма в прозе (Опыт о вещественной и духовной Вселенной) - По Эдгар Аллан - Страница 34

Это не много, что я прошу, нежная сестра Анни, моя мать и я — мы наймем небольшой коттедж — о, такой маленький, такой очень скромный — я был бы далеко от мирской суеты — от тщеславия, которое мне ненавистно — я стал бы работать днем и ночью, а при усердии я мог бы сделать так много. Анни! Это был бы Рай, свыше моих самых безумных надежд, — я мог бы видеть кого-нибудь из вашей дорогой семьи каждый день, и вас часто… не трогают ли эти картины самое сокровенное ваше сердце?.. Я теперь дома с моей милой матерью, которая старается доставить мне облегчение — но единственные слова, которые успокоительно ласкают меня, это те, что она говорит об Анни, — она говорит мне, что она написала вам, прося вас приехать в Фордхем. О, Анни, разве это невозможно? Мне так худо — так страшно безнадежно худо, и в теле и в духе, что я не могу жить, если только я не буду чувствовать, что ваша нежная, ласковая, любящая рука прижимается к моему лбу — о, моя чистая, целомудренная, великодушная, красивая сестра Анни! Разве не возможно для вас приехать, хотя бы на одну короткую неделю? Пока я не овладею этим страшным волнением, которое, если оно продлится, или разрушит мою жизнь, или доведет меня до безнадежного сумасшествия.

Прощайте — здесь и там — навсегда ваш собственный

Эдди

ЭДГАР ПО К АННИ

[Без даты]

…Анни!.. мне кажется, так много времени прошло с тех пор, как я написал вам, что я чувствую себя осужденным, и почти трепещу, думая, нет ли у вас злых мыслей об… Эдди… Но нет, вы никогда не будете сомневаться во мне, ни при каких обстоятельствах — ведь правда?.. Мне кажется, что Судьба против нашего скорого свидания, — но ведь мы не позволим расстоянию уменьшить нашу привязанность, и скоро все будет хорошо. О, Анни, несмотря на столь многие мирские печали — несмотря на все беспокойство и искажение (которое так трудно переносить) нагроможденное на меня Бедностью за такое долгое время — несмотря на все это, я так — так счастлив при мысли, что вы действительно любите меня. Если б вы жили столько же, сколько я, вы поняли бы вполне, что я разумею. Поистине, поистине, Анни, ничего нет в этом мире достойного жизни, кроме любви — любви не такой, какую я, как я однажды думал, чувствовал к миссис, но такой, как та, что горит в сокровенности души моей к вам — такой чистой — такой не мирской — любви, которая принесет всякие жертвы ради вас… Если бы я мог совершить все, чего я хотел, никакая жертва не показалась бы мне слишком большой, я чувствую такую горячую, такую напряженно-страстную жажду показать вам, что я любил вас… Пишите мне… как только у вас будет минутка, хотя бы одну строку… Я начинаю устраиваться с деньгами, по мере того как мое душевное состояние улучшается, и скоро — очень скоро, — надеюсь, я буду совершенно вне затруднений. Вы не можете представить себе, как я трудолюбив. Я решил сделаться богатым — восторжествовать — ради вас, нежная… Поцелуйте от меня милую Сару[18] — скажите ей, что я скоро ей напишу — мы говорим так много о ней. Когда вы будете писать, скажите мне что-нибудь о Б. — Уехал ли он в Ричмонд? Или что он делает? О, если бы я только мог быть ему полезен каким-нибудь образом! Передайте мой привет всем — вашему отцу и матери, и милой, маленькой Кэдди, и мистеру Р., и мистеру К. — А теперь прощайте, родная моя милая сестра Анни!

[Подписи нет]

ЭДГАР ПО К САРЕ

Фордхем. Ноября 23-го, 1848

Милая Сара, — родная моя, милая сестра Сара. Если есть сколько-нибудь жалости в вашем сердце, ответьте мне немедленно, и дайте мне знать, почему у меня нет вестей от Анни. Если она не откликнется скоро, я, конечно, умру. Мне грезится всяческое злое: иногда я даже думаю, что я ее оскорбил, и что она больше… и думать обо мне не хочет. Я написал ей длинное письмо восемь дней тому назад, вложив в него письмо от моей матери, которая опять писала 19-го. Ни слова мы не получили в ответ. О, Сара, если бы я не любил вашу сестру самой чистой и самой беспритязательной любовью, я не осмелился бы довериться вам, — но вы знаете, как правдиво, как чисто я люблю ее и… я знаю также, как невозможно видеть и не любить ее. В самых безумных моих снах я никогда не представлял себе существа так всецело чарующего — такого доброго — такого правдивого — такого благородного — такого чистого — такого целомудренного — ее молчание наполняет всю мою душу страхом. Получила ли она мое письмо? Если она на меня сердится, скажите ей, милая Сара, что на коленях я умоляю ее простить меня — скажите ей, что я ее раб во всем — что все, что бы она ни велела сделать, я сделаю — если даже она скажет, что я никогда более не должен ее видеть или писать ей. Пусть только она откликнется еще раз, и я снесу все, что бы ни случилось. О, Сара, вы сжалились бы надо мной, если б вы знали пытку моего сердца, в то время как я пишу вам эти слова. Не откажитесь ответить мне тотчас.

Бог да благословит вас, моя нежная сестра —

Эдгар.

ЭДГАР ПО К АННИ

Вторник. Утро 28-го

Анни, — милая мать моя объяснит вам, почему я не могу написать вам подробно, — но я должен написать лишь несколько слов, чтоб вы могли видеть, что я здоров, а то вы стали бы подозревать, что я болен. Все хорошо!.. Надеюсь, что я отличился на лекции — я старался, чтоб это было так, ради вас. Присутствовало 1800 человек, и какие аплодисменты! Это было гораздо лучше, чем в Ляуэле. Если бы вы только были там… Передайте мою нежнейшую любовь всем—

Эдди.

ЭДГАР ПО К АННИ

[Около 23 января 1849]

Верная Анни! Как буду я всегда благодарен Богу за то, что Он дал мне, во всех моих превратностях, такого верного, такого красивого друга! Я был глубоко ранен жестокими утверждениями вашего письма, однако же, я предвидел почти все…. Из глубины моего сердца я прощаю ей все, и простил бы ей еще более[19]. Некоторую часть вашего письма я не вполне понимаю. Если ваши слова нужно понять так, что я нарушил мое обещание вам, я просто говорю, Анни, что я его не нарушил, и с благословения Бога не нарушу никогда. О, если бы только вы знали, как счастлив я, блюдя его во имя вас. Вы никогда не могли бы поверить, будто я нарушил его. Слухи, — если были какие-нибудь слухи, — могли возникнуть, однако, благодаря тому, что я делал в Провиденсе в тот страшный день — вы знаете, что я разумею, — о, я дрожу при одной мысли об этом. Что… ее друзья будут дурно говорить обо мне, это неизбежное зло — я должен это снести. На самом деле, Анни, я начинаю быть более мудрым и не беспокоюсь более, столь много, как делал это раньше, о мнениях людей, в каковых я вижу собственными моими глазами, что поступать великодушно рассматривается как умысел, и что быть бедным значит быть негодяем. Я должен сделаться богатым — богатым. Тогда все будет хорошо, — но до тех пор я должен принять, что мною будут злоупотреблять. Я глубоко сожалею, если мистер Р.[20] будет дурно думать обо мне. Если вы можете разубедить его в ошибке — и во всем, действуйте за меня как вы сочтете наилучшим. Я отдаю мою честь, как я отдал бы мою жизнь и душу, целиком в ваши руки; но в этом одном я скорее не доверил бы никому другому, кроме вашей милой сестры.

Я влагаю в конверт письмо к миссис Уитман. Прочтите его — покажите его только тем, в кого у вас есть вера, и потом запечатайте его и отправьте из Бостона. Когда придет ее ответ, я пошлю его вам: это убедит вас в правде. Если она откажется ответить, я напишу мистеру Крокеру. Кстати, если вы знаете точное его имя и адрес, пошлите мне… Но пока вы и ваши любят меня, что нужды мне беспокоиться об этом жестоком, несправедливом, расчетливом мире?.. Во всех моих душевных тревогах и затруднениях, я все чувствую в тайниках души моей какую-то божественную радость — счастье невыразимое, — которое, кажется, ничто не нарушит.