Путешествие за Грань - Никитская Анна В. - Страница 5

«Чудеса, да и только, – шептались соседи. – Видано ли дело, на склоне лет так измениться?!»

Но докопаться до причин столь странных изменений в ее поведении никто бы не смог, так как сразу было решено, что «дорогая мисс Кунс попала под стрелы Амура». В общем, они были не так уж не правы. И теперь трудно было понять: то ли ее поведение было результатом гипнотического влияния мистера Тэйлора, то ли следствием неожиданно нахлынувшей симпатии к его другу. Было ясно одно, что немалую роль в этих изменениях сыграло то, что она избавилась от съедающего ее душу чувства ненужности и одиночества. И, хотя хозяйка дома проживала отдельно от остальных, она часто имела возможность перекинуться словечком со всеми жителями дома по улице Лимпик-стрит, пятьдесят шесть. И часто потчевала их разными вкусностями собственного приготовления.

Легче всех прочих примириться с новой жизнью удалось Ганнибалу. Он быстро освоился в своем новом амплуа и массу времени проводил в образе человека. Подобные перемены произошли в нем благодаря юному Тэйлору, вокруг которого и были сосредоточены все его заботы. Хотя миссис Тэйлор была хорошей матерью: доброй и любящей, она, как всякая типичная нимфа, была довольно легкомысленна и порой невнимательна по отношению к сыну. А Ганнибал обожал восьмилетнего Хью и уделял ему почти все свое свободное время: читал сказки, мастерил игрушки, катал на спине. А позже, когда мальчик пошел в школу, Ганнибал стал помогать ему с уроками и вообще всячески поддерживал молодого Тэйлора. А по ночам, спустившись в подвал дома, он вновь становился могучим гнедым конем, и то только потому, что так и не привык спать на перинах. Иногда они с Робертом уезжали далеко от города и там, как в старые добрые времена, неслись стремглав по зеленым полям, снова становясь единым целым – наездником и его верным четвероногим другом.

В отличие от этих двух счастливцев Роберт и Эрлдью чувствовали себя в мире людей неуютно. Но Эрлдью тяготился лишь частым пребыванием в шкуре «ненавистной псины», а в остальном был вполне доволен жизнью. Особо близкой дружбы с мальчиком он не завел лишь потому, что просто не мог с ним общаться, будучи в образе собаки. Но он был вовсе не против того, чтобы Хью чесал ему за ушком, гладил и называл «любимым песиком». Все остальное время Эрлдью проводил в подвале в собственном обличье, так как он, как и все его сородичи, любил жить в темных, прохладных пещерах и предпочитал любому общению вдумчивое одиночество.

Поистине несчастным чувствовал себя лишь глава семейства. С годами его характер сильно изменился. Из легкого на подъем, ироничного мужчины он превратился в замкнутого и разочарованного жизнью человека. Случалось так, что Ганнибал упрекал его в невнимании к сыну:

– Послушай, друг, – говорил он, – мальчику не хватает отца.

– У него есть отец. И у него есть ты, и, мне кажется, ты неплохо справляешься.

– Роберт, ты же знаешь, о чем я! Объясни, что тебя так тревожит?

– Как ты не понимаешь?! Не о такой жизни я мечтал для своей семьи. Мой сын мог стать выдающимся воином! Я лишил его дома и прошлого. Я вынужден скрывать от него правду. И что толку в этой правде, если она не позволит сделать его другим!

– Так, может, и не нужно ничего скрывать? Я уверен, парень поймет!

– Что он поймет, Ганнибал?! Что его отец – трус?!

– В том, что ты сделал, трусости не было. Это была необходимость. Если бы я так не считал, я бы никогда не последовал за тобой. И я ни о чем не жалею. Но сейчас ты действительно ведешь себя как трус! Подумай об этом.

– Ганнибал, не пытайся изменить мое решение! Хьюберт никогда ни о чем не узнает! И я прошу тебя больше не совать нос не в свои дела!

Как обычно, после подобных стычек Роберт уходил в свой кабинет и подолгу просиживал там. Это была комната воспоминаний. В ней он хранил дорогие его сердцу вещи: старый сундук его матери, свое воинское облачение, старинные книги, разные магические безделушки и, конечно, свой боевой меч. Запираясь в комнате, он усаживался в кресло и подолгу разглядывал свой меч, гладил лезвие и разговаривал с ним, точно с живым, уносясь мыслями далеко-далеко из этого мира туда, где он был по-настоящему счастлив.

В тот день он в сердцах взбежал по ступенькам наверх и, быстро повернув ключ, вошел в кабинет: «Он назвал меня трусом! Я так и думал! Да как он мог!»

Роберт в раздражении мерил шагами комнату.

«Он ведь просто глупый конь! Куда уж ему понять! Учит меня, как я должен вести себя с сыном, а сам даже не знает, что такое быть отцом! Тоже мне образец для подражания!»

Чтобы успокоить нервы, он глотнул янтарной жидкости из серебряной фляжки с эмблемой дракона. Эта фляжка была особенна тем, что, образно выражаясь, не имела дна. Она всегда была полна превосходного крепкого эля и при неосторожном обращении с ней могла напоить своего обладателя до полусмерти.

Мистер Тэйлор никогда не отличался тягой к алкоголю, но в этот раз, погруженный в свои невеселые размышления и понимая в глубине души справедливость претензий Ганнибала, он немного увлекся. Расслабившись вконец и успокоив свою совесть очередной проповедью о безопасности семьи, он все-таки решил найти Ганнибала и извиниться. Быстро покинув кабинет, он наткнулся на Хью, играющего на ступеньках в солдатиков, с улыбкой потрепал его по голове и пошел дальше, даже не вспомнив, что забыл запереть дверь.

Восьмилетний Хью Тэйлор был уменьшенной копией своего отца. Взглянув на них, стоящих рядом, можно было с легкостью представить самого мистера Тэйлора в детстве. Тот же прямой нос, слегка увеличенная верхняя губа и чуть выступающий волевой подбородок. Мальчику особенно нравилось, когда мать зачесывала его черные, немного вьющиеся волосы на правый пробор.

«Прямо как у папы», – думал Хью и радовался, что так он еще больше похож на своего родителя.

Мальчик рос в любви и заботе, он практически ни в чем не знал отказа: самые дорогие и красивые игрушки появлялись в его комнате словно по волшебству, стоило ему лишь только заикнуться. И будучи по природе своей ребенком послушным и ласковым, не давал повода для нареканий. Но как ни старались его мать и Ганнибал, ему все равно очень не хватало внимания и признания отца. Нет, мистер Тэйлор не был с ним суров, даже напротив. Он иногда играл с сыном, укладывал его спать, отвозил в школу, но мальчик чувствовал, что отец делает это как-то неохотно, как будто он предпочел бы сейчас заняться чем-то другим или кем-то другим… Хью не был уверен. Он знал, что отец по-своему любит его, но ему хотелось чего-то большего. Наверное, чтобы его папа был горд им.

«Но за что ему мной гордиться, ведь я такой обычный, – думал Хью. – Я не такой сильный, как Джек Трэнт, и не такой умный, как Стю Крол, и даже не такой талантливый, как Том Ли».

Больше всего Хью любил просто сидеть на ступеньках и мечтать о том, как он вырастет и станет этаким супергероем, одним из тех, что сражаются со злом в его любимых комиксах. И финал его фантазий, какими бы неожиданными они ни были, всегда имел один конец: он спасает мир, и отец обнимает его и говорит, что гордится им.

Вот и в этот самый обычный день Хью сидел на ступеньках широкой лестницы, ведущей на второй этаж, и предавался своим обычным мечтам, когда отец прошел мимо, потрепав его по голове. И как всегда, мальчик испытал то же самое чувство: будто отец мыслями где-то далеко. Когда мистер Тэйлор скрылся из виду, он вскочил, впервые почувствовав сильное желание что-нибудь разбить или сломать. Сжав кулаки, он быстро зашагал по лестнице в надежде отыскать дядю Ганнибала. Обычно его дядя умел находить нужные слова, и Хью мог снова чувствовать себя почти счастливым. Дядя был всегда с ним откровенен, хотя порой мальчику казалось, что он знает какую-то тайну, но молчит об этом.

Проходя по коридору мимо кабинета отца, мальчик вдруг заметил, что всегда прежде запертая дверь приоткрыта. Его охватила радость, какую испытывают дети в Рождество, обнаружив под елкой долгожданный подарок. Не знающий ни в чем отказа, Хью не понимал, почему отец никогда не позволял ему входить в свой кабинет.