Том 1. Стихотворения - Толстой Алексей Константинович - Страница 4

У Толстого усиливался страх перед ходом истории, перед жизнью. В стихотворении 1870 года Толстой писал, что с его души «совлечены покровы», обнажена ее «живая ткань»,

С середины 60-х годов здоровье Толстого пошатнулось. Он стал жестоко страдать от астмы, грудной жабы, невралгии, сопровождавшейся мучительными головными болями. Ежегодно он ездил за границу лечиться, но это помогало лишь ненадолго. Умер Толстой 28 сентября 1875 года в Красном Роге.

Формирование экстетических взглядов Толстого относится к 30-м годам, когда, несмотря на огромные завоевания русской реалистической литературы, влияние романтических идей (в частности идей немецкого романтизма) было еще весьма значительно.

Толстой придерживался идеалистического понимания сущности и задач искусства. Искусство для него — мост между этим, земным миром и «мирами иными», а источником творчества является «царство вечных идей», «первообразов». Интуитивное и целостное познание мира, недоступное науке, иррациональность, независимость от злобы дня — вот, в понимании Толстого, черты подлинного искусства. «Искусство не должно быть средством… в нем самом уже содержатся все результаты, к которым бесплодно стремятся приверженцы утилитарности», — писал Толстой (письмо к Маркевичу от 11 января 1870 г.). В середине XIX века подобная оценка общественных задач литературы была обращена против революционной демократии, которой Толстой и его единомышленники приписывали полное отрицание искусства. Но у Толстого, в отличие от Фета, стремление к независимости художника было вместе с тем направлено, как мы видели, и против сковывающих его поэтическую деятельность цепей современного общества и государства.

Не только теоретические взгляды, но и поэтическое творчество Толстого связано с романтизмом. В концепции мира романтиков искусство играло первостепенную роль, и поэтому тема художника, вдохновения нередко фигурировала в их произведениях. То же мы видим и у Толстого. Сущности и процессу творчества посвящено одно из его программных стихотворений «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!..». Это апофеоз «душевного слуха» и «душевного зрения» художника, который слышит «неслышимые звуки» и видит «невидимые формы» и затем творит под впечатлением «мимолетного виденья». Состояние вдохновения передано и в других произведениях Толстого, ярче всего в стихотворении «Земля цвела. В лугу, весной одетом…». Толстой представлял его себе как некий экстаз или полусон, во время которого поэт сбрасывает с себя все связи с людьми и окружающим его миром социальных отношений.

Другой мотив поэзии Толстого также связан с одним из положений романтической философии — о любви как божественном мировом начале, которое недоступно разуму, но может быть прочувствовано человеком в его земной любви. В соответствии с этим Толстой в своей драматической поэме превратил Дон Жуана в подлинного романтика: Дон Жуан ищет в любви «не узкое то чувство», которое, соединив мужчину и женщину, «стеною их от мира отделяет», а то, которое роднит со вселенной и помогает проникнуть в «чудесный строй законов бытия, явлений всех сокрытое начало». Этот мотив нашел свое отражение и в ряде лирических стихотворений Толстого («Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре…», «Меня, во мраке и пыли…» и др.):

В названных вещах этот мотив дан в наиболее концентрированном виде, но и некоторые другие стихотворения окрашены им. Однако еще больше существенны не эти отдельные мотивы, а круг настроений и общий эмоциональный тон лирики Толстого, для значительной части которой — не только для любовных стихов — характерна Sehnsucht романтиков, романтическое томление, неудовлетворенность земной действительностью и тоска по бесконечному.

Грусть, тоска, печаль — вот слова, которыми поэт часто характеризует свои собственные переживания и переживания любимой женщины: «И о прежних я грустно годах вспоминал», «И думать об этом так грустно», «В пустыню грустную и в ночь преобразуя», «Грустно жить тебе, о друг, я знаю», «И очи грустные, по-прежнему тоскуя» и т. д. Иногда грусть переплетается с радостью, но большей частью впитывает, поглощает ее. Пассивность, резиньяция, а подчас и налет мистицизма давали повод для сопоставления Толстого с Жуковским, но дело не столько в непосредственной связи с ним, сколько в некоторой общности философских и эстетических позиций. Лишь в немногих стихотворениях Толстого можно увидеть нечто близкое «светлой» пушкинской грусти («Мне грустно и легко; печаль моя светла»); вообще же земное и вместе с тем гармоническое восприятие мира, свойственное поэзии пушкинской эпохи, уже недоступно Толстому.

Однако наряду с созерцательностью и примиренностью в лирике Толстого звучат нередко и совсем другие мотивы. Поэт ощущает в себе не только любовь, но и «гнев» и горько сожалеет об отсутствии у него непреклонности и суровости, вследствие чего он гибнет, «раненный в бою». Он просит бога дохнуть живящей бурей на его сонную душу и выжечь из нее «ржавчину покоя» и «прах бездействия». И в любимой женщине он также видит не только пассивную «жертву жизненных тревог», — ее «тревожный дух» рвется на простор, и душе ее «покорность невозможна».

Да и самое романтическое томление имеет своим истоком не одни лишь отвлеченно-философские взгляды Толстого, но и понимание, что жизнь социально близких ему слоев русского общества пуста и бессодержательна. В стихотворениях Толстого нередки мотивы неприятия окружающей действительности. Чужой поэту «мир лжи» и «пошлости», терзающий его душу «житейский вихрь», «забот немолчных скучная тревога», чиновнический дух, карьеризм и узкий практицизм — все это признаки не столько земного существования вообще, сколько той именно конкретной жизни, которая беспокоила и раздражала Толстого. Примириться с нею он не мог:

В этом неприятии светской жизни, некогда привлекавшей Толстого, чувствуются отзвуки поэзии Лермонтова. Правда, гневные интонации Лермонтова большей частью приглушены у Толстого; Толстому гораздо ближе такие романсного типа стихотворения Лермонтова, как «На светские цепи, // на блеск утомительный бала…», которые и по своим идейным мотивам, и стилистически в какой-то мере предвосхищают его лирику.

Несмотря на влечение к «мирам иным», в Толстом исключительно сильна привязанность ко «всему земному», любовь к родной природе и тонкое ощущение ее красоты. «Уж очень к земле я привязан», — мог бы он повторить слова героя одной из своих былин («Садко»). Земля для поэта не только отражение неких «вечных идей», хотя он и говорит об этом в своих программных стихотворениях, но прежде всего конкретная, материальная действительность. Важно в этом отношении воздействие Пушкина на некоторые пейзажные стихотворения Толстого, сказавшееся в точности и ясности деталей. Иногда — например, в спокойном и скромном осеннем пейзаже стихотворения «Когда природа вся трепещет и сияет…» — Толстой повторяет даже отдельные пушкинские детали («сломанный забор» и др.).

Умение схватить и передать в слове формы и краски природы, ее звуки и запахи характеризуют целый ряд лирических стихотворений, баллад и былин Толстого. Вспомним хотя бы того же Садко, который томится в подводном царстве и всем своим существом тянется к родному Новгороду; его сердцу милы и крик перепелки во ржи, и скрип новгородской телеги, и запах дегтя, и дымок курного овина. Даже в послании к Аксакову, где Толстой подчеркивает свое влечение в «беспредельное», он с большей художественной силой говорит о любви к «ежедневным картинам» родной страны, о чумацких ночлегах, волнующихся нивах, чем об «иной красоте», которую он ощущает за всем этим. Особенно привлекает Толстого оживающая и расцветающая весенняя природа. Могущественное воздействие природы на душу человека исцеляет от душевной боли и сообщает голосу поэта оптимистическое звучание.