NZ /набор землянина/ (СИ) - Демченко Оксана Б. - Страница 19
- Предыдущая
- 19/89
- Следующая
Я доела суфле и облизала ворованную ложку, которая, как и я, помнила живого веселого Тэя. Слова Гюль медленно приживались. От них, завтрака и общей слабости — тошнило. У меня интеллект тридцать один. Блин, почему я должна видеть мир сложным?
— Интеллект вообще загадка, к тому же он не идентичен понятию «разумность», — отмахнулась Гюль. — Они считают по сложности мозга, числу активных связей и проценту включения потенциала в работу. Только это все не важно. Если тебе сделать еще пять-шесть инъекций знаний и дать время их усвоить, значение вырастет до двухсот. Ты останешься та же. А может, вообще во вред пойдет. Я обколота навигацией так, что могу вручную делать переход, хотя это по идее вне биологических возможностей людей. И что? Это меня делает умной?
— У меня болит голова и без твоих рассуждений.
— Я кое-что вспомнила и решила, — строго сообщила Гюль. — Я закрыла дверь и попросила морфа полностью нас экранировать. Я предлагаю тебе совсем безнадежное дело. Вероятность успеха по-умному менее одного процента. Это оптимистичный вариант. Но если я права и чудеса бывают, можно попробовать попасть в шлак и иметь шанс оттуда выбраться. Не скоро и не обязательно получится, но иначе вообще нет вариантов.
Я отставила поднос и жизнерадостно кивнула. Женская интуиция по имени эмпатия орала в голос «да, да!». Ум молчал, ему рот заткнули.
Гав спрыгнул с кровати и стал бродить по комнате, громко имитируя мурлыканье. Он был здорово похож на обычного пятиглазого кота, особенно пока не начал прогуливаться по стенам и даже потолку. Гюль неотличима от человека, разве что цвет глаз меняет и смуглеет по настроению. Зато если ей отрезать для пробы руку, ведь отрастит в полчаса!
Могу ли я смотреть на окружающих иначе, относиться как-то по-другому, зная весь обман внешности? Нет. Она права, я вижу мир просто. Я даже не завидую никому. Смысл? Морфы почти вне закона, хотя справочник в моей голове утверждает: они живут на плечах и спинах каждого тысячного разумного. Это нелегально, но морфа ведь нельзя обнаружить. Он с носителем до смерти последнего, и переживает потерю отчаянно, на время впадает в шок — тогда его и отлавливают, и в камеру передержки… Вот ведь гадство.
Морфы сами выбирают носителя, и никогда не соглашаются на сделки. Это повод для ненависти и главное основание их нелегальности. Разве дознаватели той же империи простят морфам отказ сотрудничать? Вот и гнобят от злости.
Гюль я не завидую тем более. Умная, красивая, одаренная — и до сих пор не знает, мужик она или баба, или ей вообще не важно, кем быть. Не знает она, блин! Её так долго совершенствовали, что исходник оказался забыт. Так что они живучие, а я — человек. Дикий, первобытный. Ну, или, что куда более лестно — настоящий.
Может, Тэй потому и стал меня угощать, что рассмотрел этот талант. Мой талант. Оказывается, мало кто умеет просто смотреть и слушать, не отворачиваясь от странного. Это почти смешно и довольно грустно. В очень большом универсуме не так и много неравнодушных людей, готовых служить в габах и не вербоваться в шпионы, не выбирать покровителей и не разменивать свой дар человечности на аурум, окислитель и всякие иные условные ценности. Как я сказала Тэю? Тоска и любопытство, смешать но не взбалтывать. Я была искренней. Сгоряча.
— Я продала украшения, — продолжила Гюль, показывая запястья. — И с волос тоже, все. Продала окислитель из кладовки и тот, что получила вперед, подделав прошение от твоего имени. Нам хватит, чтобы заказать катер. Я могу в ручном режиме разогнать его и положить на курс. Нелегально, без запроса в габ-центре и контроля маршрута, а они проверяют все расчеты автоматики. Вася сказал, что согласен сделать прореху в наблюдении, нас отследят после точки возврата, не ранее. Окислителя хватит до места. И еще немного останется, часов на пять. Вася сообщит, где мы. Но вытащить нас не успеют. Все понятно?
— Да.
— Твой Тэй сказал про сектор ИА. Он, похоже, умный… был. Зачем бы зря упоминал то, что вовсе бесполезно, — Гюль вздохнула. — Скажи, он тебе как, божественный? На всю жизнь и без оглядки?
— Черт его знает. Мы толком не знакомы. Но что-то проскользнуло, признаю.
— А привязать к мачте и тупым ножом? — Гюль сделала большие глаза.
— Хватит во мне копаться, как в мусорном ведре! Мало ли, что я думаю и тем более не думаю, а просто вот оно бац — само всплывает. Не знаю. Вряд ли мы ужились бы. Но еще разок выпить «черную звезду»…
Я мечтательно вздохнула. Гюль расплылась в улыбке: опять влезла и читает меня без зазрения совести, по роже видно. Ну, что я могу с ней сделать? Сама в гости пригласила. От души. А она меня теперь тоже приглашает — от души. То ли повторно желает самоубиться, то ли правда верит в чудеса. Зачем лезть в историю, о которой все знают: это безнадега? Гюль доведет катер, морф вряд ли останется тут и помашет вслед нам лапой. На моей совести будут два трупа, не считая родного тела.
Когда меня увольняли с первого курса, ректор меня позвал и сообщил лично. Сказал еще зачем-то про какого-то самурая вроде, который прошел непроходимый полигон. Он не знал, что это невозможно. Ректор, вероятно, надеялся мне намекнуть, чтобы повторно подала документы. Но я не поняла. Тогда было еще рано. Сейчас, пожалуй, самый раз.
— Хорошо, что у меня интеллект тридцать один, — хмыкнула я, ощущая, что день делается цветным. — Все поймут: дура была — и дурой померла. Если что.
— Если что, — тихо согласилась Гюль. Поморгала своими сумасшедшими ресницами двойной длины. — Знаешь, я тебя немножко люблю. Не как часть прайда. Но мне тут уютно. Может, родственно. Хотя генетически у нас разница приличная.
— А прайд большой?
— Не знаю, — удивленно отозвалась она. — Это было частично слитное сознание, частично дробное. Я знала все его элементы, но не выделяла каждый. Я вообще редко всматривалась в привычное, доверяя слитности. Ты не обижайся, но я буду читать тебя, даже если запретишь. Мне плохо одной. Я не знаю, как смотреть. Не привыкла.
— Когда делаем глупость века?
— По быстрому, пока за ум не взялись, — встрепенулась Гюль. — Одевайся, у нас полчаса до расчетного времени сигнала от Васи. Он очень славный, хоть и габарит. Мечтает быть атипичным. Вскрыл склад и выдал два комплекта специальных костюмов. Его могут за это перекодировать. Я предупредила, а он твоим голосом поет какие-то глупости.
— Атипичность заразна, — отметила я.
— Хорошо бы.
Костюмы от Васи были почти неотличимы на вид от обычной формы. Впрочем, доверять надо не глазам, а себе в целом. Я вот не могу испытать страх и осознать сказанное мне Гюль — про один процент вероятности успеха. Мне сейчас так плохо, что я лопну, если хоть не попытаюсь исправить то, что вроде бы поздно выправлять — казнь. Пусть это глупо. Пусть похоже на аффект. Я хочу выбраться за пределы габа. Мне душно, мне больно думать, что весь их супер-развитый мир позволил пытать человека и убивать в прямом эфире. Что наш габ вне политики, и империи за все мерзости не дадут по носу.
Мы с Гюль быстро добрались до причала, она показывала дорогу и первый раз шла не за мной и не старалась двигаться шаг в шаг. Щеки горели, глаза прямо полыхали — ну, другой человек. Проснулась спящая красавица.
Катер оказался маленький, двухместный. Судя по всему, он числился, как корабль малого радиуса. Нам дали стандартное разрешение на облет габа и затяжной «пикник» в универсуме, я же в отпуске. Мне еще отечески посоветовали, щелкнув и вмешавшись в разговор: «Отдыхай-ить, полетай туда-сюда-ить. Звезды красивые». Я поблагодарила. Не такой он и петух, он даже почти орел. Стоило мне закричать — примчался спасать вместе с безопасником. Лично! А сколько у него в габе таких мелких сошек, как я? Да он в сто раз лучше чеканного герба, мой толстый шеф. Даже с залысинами на головах и немного обтрепанными крыльями.
— Ждем, — шептала Гюль с совершенно безумной улыбкой. — Ждем…
В ушах тихо свистнуло. Катер метнулся с места к бессветной дыре в космосе, видимой для Гюль и неразличимой моему зрению. Но меня включили в родственность, так она назвала это. Теперь я тоже немного читала — ну, сколько мне давалось.
- Предыдущая
- 19/89
- Следующая