Граница нормальности - Цыбиков Ч. - Страница 39

• Предыдущая
• 39/44
• Следующая

— Вылезай, тварь! — какой-то знакомый, жестокий и резкий голос. — Ребята, сюда, здесь подвал у них ещё! Руслик, смотри на мансарде! Гляди в оба! — и выругался нецензурно.

Мансарда — это здесь.

Как только я это осознал, в дверь бухнули.

Естественно, незаперто.

В сером проёме стоял давешний охотник, Руслан, с ружьем, близоруко вглядывающийся в комнату. Фонарь на его лбу слепил глаза синим светом.

— Э, есть кто? — сказал он.

Голос его заметно вибрировал.

Я не шевелился, я замер, я растворился в дереве в стене, стал прозрачным, стал невидимым…

Не вышло.

Мы встретились взглядами, и я понял, что сейчас он меня пристрелит. Он ни хрена не видит, он с ума сошёл от страха, для него каждое движение — враг.

Так и есть — вздёрнул ствол. Я даже зажмуриться не успел. Что-то громко треснуло. Потолок замерцал, стало светлее. Руслан остервенело давил на курок, глядя сквозь мои зрачки.

Выстрела не было.

Боковым зрением я заметил движение.

Окно открылось, и на подоконник мягко приземлился Василий. Как орёл приземлился. С лёгким шумом невидимых крыльев. Был он в пижаме и тапках.

— Руслан, — позвал он спокойно и даже немного лениво. — Русланчик, очнись. Русль, ты что творишь-то, Руслан?

Руслан, кажется, очнулся.

— Чё, а? Чё творится-то, а? Мы на чё подписались-то, а? Я на такое не подписывался, чё, а?

— Подписывался-подписывался, — сказал Василий. — Ты и Серёга твой. С Николаичем во главе. Кого ещё вы притащили?

— Я не хотел, чё! Я не знал же, ну! Ну не надо, а? Ва… Вася, ну не надо, а?

— Что не надо? — ласково спросил Василий.

— Не, ну чё, а? Я не буду больше, а? Мы же не зла, чё! А?

— Не со зла, — согласился Василий. — За деньги.

— Не, ну а чё, я ж не знал, а? Вася, не надо, а? Паша, скажи, не надо, а? У меня жена, дети.

— Знаю, знаю, — сказал Василий. — А ну ляг, поспи.

— Аха, — сказал Руслан. Лёг прямо на пол и уснул. Точно говорю — уснул. Только быстро и сразу, будто пленку ускоренно промотали.

Василий посмотрел на меня печально.

— Ну вот что с ними будешь делать? Второй раз за год уже. Соседи называются. А завтра продукты принесут. От сглаза и порчи попросят избавить. Вылечить.

Я не понимал. Или понимал, но не совсем.

— Он что — ваш сосед?

— Да нет, — досадливо сказал Василий. — Это-то ваши, городские. Соседи мои их нанимают. Как ковбоев в фильме этом, как его? «Семь ковбоев»? Или как там.

— «Великолепная семёрка», — машинально ответил я.

Во дворе раздались выстрелы. Один, другой, третий.

Мария.

Василий перевалился через подоконник и исчез. Я выглянул вслед за ним, осторожно.

Во дворе вяло корчились трое мужчин, ярко освещённые месяцем. Мария стояла, неловко, но крепко держа ружьё в вытянутых руках, ствол был направлен в небо, и с выражением отвращения на лице нажимала на курок. Курок щёлкал, ствол дымился.

— Не знаю я, как они разряжаются, — капризно сказала она. — Давайте спать все.

— Мы с Машей жили в городе, — говорил Василий, небрежно держась за руль. Джип шёл мягко, и совершенно не верилось, что мы едем по почти таёжным ухабам. — Я в фирме оконной работал, а она преподавала и репетиторствовала. Квартиру в центре снимали, хаты там убитые в ноль. И той зимой дубак у нас дома был страшный. Маша полезла греться в ванную, включила обогреватель, поставила его повыше, ну и уронила в воду.

Я молчал. Что тут скажешь.

— Ток пошёл, конечно, — буднично продолжил Василий. — Автомат вырубило, темень, дым… Черт знает, что я подумал, побежал в ванную, начал вытаскивать, а тут сосед, урод… Выскочил на площадку и врубил обратно. Футбол он смотрел, пропустить гол боялся… Ну её ещё раз шарахнуло. Думал, всё. Нет, в скорой очнулась, начались судороги, рвота… Три дня на уколах. Как очнётся, начинается. А потом случилась авария на ТЭЦ-1 — помнишь? Ну полгорода когда минут двадцать без света сидели, и скорая, и роддома, все. По российским новостям несколько дней показывали, как её восстанавливают — не Машу, конечно, а ТЭЦ эту. А Маше сразу легче стало. Она натурально подскочила, оделась, веселая такая, как ни в чем ни бывало, и давай помогать врачам, там суматоха была порядочная. А как свет дали, тут её обратно и скрутило. Ну я и догадался. Подхватил её на руки, в машину и в деревню к бабушке. А потом потихоньку вот тут дом и построили. Она рисовать начала, рисунки поперли. Я свою работу забросил, чего там — копейки получал, монтажничал.

— Значит, у вас в доме ничего электрического нет? — медленно спросил я.

— Ничего, — подтвердил Василий. — Потолок сам светиться начал, когда надо. Печку я по книжке сложил, да так удачно получилось, что иногда и другим людям кладу теперь. Дрова нам привозят.

— Эти… паломники? — догадался я.

— Неее, — засмеялся Василий. — От этих толку мало. Они типа учиться пришли, а от фонарика с мобилой избавиться не могут. Положат под куст и сидят неподалёку, сторожат, чтоб не увели. Хотя один вроде пожил у нас с неделю, но не выдержал. Такие вот паломники.

— Может, он медведей испугался? — сказал я.

— Да к нам только один и ходит, и то редко, — сказал Василий. — Из медведей. И это она, медведица. Молодая и тупая как пробка, скажу я тебе, постоянно чего-нибудь себе прищемит или занозит. Косуля ещё бывает, ну и по мелочи всякие твари — я уж и не упомню.

— Соседи, значит, вас боятся, но помогают.

— Видимо, так, — сказал Василий. — Но если б не помогали, мы бы не пропали. Первый год мы так и жили, ни от кого помощи не просили, больше сами помогали. А сейчас мы вообще ничего не делаем, они всё приносят. Продукты, починить что там, покрасить.

— И охотников нанимают, — произнёс я. — С лицензией.

— И охотников с лицензией, — согласился он и замолчал.

Руслана, Николаича, Серёгу и ещё пару незнакомых мне мужиков повязали местные жители прямо на рассвете — и к слову сказать, никогда я не видел таких откровенно ссущихся от страха и красных от стыда людей. Я не знаю, что сделали Маша и Василий с Николаичем и прочими, но были те как будто с тяжелейшего похмелья, и, насколько я понял — они ничего не помнили. Соседи увезли их на подводе, перед этим долго-предолго упрашивали Василия, «чтоб хозяйка не серчала», и что они сдадут охотников «прямо в прокуратуру». Василий пожимал плечами — ему и Маше было всё равно. Ружья их он разобрал и бросил в отхожую яму.

Приехали.

Я выбрался из машины, бросил сумку на землю, потянулся. На пыльной скамейке, обозначавшей остановку, никого не было.

Василий постоял немного, затем сказал:

— Автобус идёт. Ну я поеду, дела у меня. Давай.

Он крепко, увесисто пожал мою руку, взобрался в джип и уехал. Я смотрел вслед, на дорогу со столбами пыли, на лес рядом и на синее небо в облаках, но видел лишь, как красивая женщина с распущенными светящимися волосами читает книжку, свернувшись калачиком в воздухе, и тихо-тихо улыбается.

Он наткнулся на станцию совершенно случайно. Увидел грязно-белый купол, и даже подумать ничего не успел. Инстинкт, обостренный сутками одиночества, бросил его на землю. В следующий миг по спине застучали падающие комья грунта и скальных пород. Кто-то садил по нему из машинки на два класса выше, чем его собственный карабин системы Шутько калибра 5.45, под патрон для стрельбы в бескислородных средах.

И тогда человек отполз подальше, за один из валунов, в изобилии тут имевшихся. Ползти было очень неловко — скафандр плохо приспособлен для такого способа перемещения, но он всё-таки уполз за валун, там лёг на бок и стал думать. Он с удовольствием лёг бы на спину, но скафандр опять-таки делал такую позу очень неудобной.

Прежде всего, он постарался вспомнить, говорилось ли что-нибудь во флотских лоциях о станциях в этой системе. Напрасный труд: ничего не вспоминалось. Станция к тому же могла быть частная, и, следовательно, во флотских лоциях могла быть и не указана. Нарушение закона, к слову.

• Предыдущая
• 39/44
• Следующая