Граница нормальности - Цыбиков Ч. - Страница 35

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая

— У тебя сегодня была вон та, — он мотнул головой в сторону зала, где был диван, где лежала брюнетка. Меня непроизвольно затошнило. — Так?

Киваю.

— До неё здесь были твои родственники — жена, её отец и твой сын. Так?

Мотаю головой отчаянно. Гад спереди глядит куда-то за мою спину, и кажется, что меня опять будут душить, но нет.

— Не помнит он. Он его цапнул, — говорят у меня за спиной.

Гад кивает и продолжает, совсем медленно и внятно:

— Кто-то — был — у тебя — сегодня — ещё?

Киваю.

Видно, что гаду очень хочется спросить — «Кто?», а мне очень хочется ответить, правда. Лишь бы всё скорее кончилось.

А то ноги затекли уже, сил нет.

Гад встаёт, и на несколько минут меня оставляют в покое.

Меня начинает тошнить и трясти одновременно.

Наташа придёт сейчас. С Олесёнком.

Именно сейчас.

Я уверен в этом.

Такова цена предательства. Кроме того, что это глупость, помимо того, что это невыгодно, без учёта того, что это рискованно, предательство — это ещё и грех. Аз воздам. Ох как воздам. Но как? Как это можно организовать? Да никак. Баб этих, старика этого, мальчика — никак ты не организуешь. То есть получается, по логике Гриша здесь и ни при чем, но я-то чувствую — он тут ещё как при чём.

Ко мне подходят двое, крепко хватают и тащат в зал. На мертвую брюнетку я стараюсь не пялиться, а особенно на её синий язык, свисающий по щеке, хочу отстраниться, но хрен там — сажают меня прямо на её ноги, на диван. Все пятеро гадов в комнате. Тесно. На компьютере открыта папка с моими фотографиями.

Главный гад говорит:

— Тот, кто был сегодня утром, есть на этих фотографиях?

Несколько секунд мне позволено подумать, но потом семитовидный бьёт меня ладонями по ушам.

Я киваю.

— Хорошо, — говорит гад. — Здесь?

«Семейные». Мотаю головой.

— Здесь?

«Друзья». Нет.

«Коллеги» — нет, «разное» — нет, «Роддом» — нет, «Тачки», «Праздники» — нет.

«Старьё».

Киваю.

Гад открывает папку и начинает проматывать фотографии, одну за другой, следя за мной.

Гриша всё не попадается.

— Не бойся, мы тебя не убьем, — говорит он тем временем. — Ты просто потерпевший, один из многих. А эта — служила ему, и получила своё.

Вдруг что-то меняется в комнате. Все, включая и гада, смотрят мимо меня. Наташа любила меня так разыгрывать, терпеть блин не могу. Но сейчас, похоже, не разыгрывают.

Слегка поворачиваю голову — горло болит страшно — и вижу Гришу Лаптя.

Собственно.

Он стоит в дверях с видом совершенно бытовым. Так опоздавший на полузнакомую гулянку человек застревает в дверях комнаты с гостями.

— Общий привет, — небрежно говорит он.

Дальше всё происходит очень и очень быстро, а возможно, даже одновременно.

Одновременно все пятеро гадов бросаются на него, причем двое — через меня, и одновременно — не знаю как, не спрашивайте, — Гриша кидается навстречу всем пятерым. Так-то он дерется плохо. Однажды мы с ним сцепились с какими-то студентами на остановке поздно вечером. Студенты отпинали нас безо всякого труда, разбили мне плеер и расквасили ему лицо. Помню, что больше всего поразился я не тому факту, что нас избили, а тому, что Гриша, как маленький ребенок, прорыдал всю дорогу до его дома, до которого пришлось переть пешком.

Но сейчас всё было по-другому. В тесном зале двухкомнатной квартиры в ипотечной новостройке Гриша принимал нападающего всем телом, одновременно с легкостью уворачиваясь от остальных, прижимал его к себе на мгновение и отбрасывал от себя — уже мёртвого.

Первый.

Второй.

Третий.

Четвёртый.

И главный гад.

Всё.

Одну секунду он оглядывает врагов, чьи трупы усеяли пол моей квартиры, одну секунду он с легким сожалением смотрит на брюнетку, и одну долгую секунду он смотрит на меня ничего не выражающим янтарным взглядом.

И тут я, кажется, понимаю.

Тот, кто дремлет в реке.

Я ору, я кричу, я булькаю и сиплю.

Что ты сделал с Гришей, сукин сын, кричу я, но только хрип, хрип, и горло будто снова режут удавкой. Что ты сделал с Гришей. Что ты сделал со мной.

Понятное дело, Тот, кто дремлет в Реке не удостоил меня ответом и просто ушёл, оставив мертвых стражей, которые убили его слугу. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как он отворачивается и уходит. Каждый раз.

Дальше вы знаете. Я живу у людей, которые называют себя моими родителями. Им позвонила моя бывшая жена Лена. «Жена» пишу без кавычек, потому что мне теперь всё равно, была ли она мне женой или нет. Я не знаю и не помню ни её, ни её сына Серёжика, а документы — документы можно подделать. В наше время, при современном развитии печатного дела… Квартиру я потерял, и, когда вышел из клиники, деваться мне было некуда, потому что Наташа не стала с ними бороться, а заочно подала на развод и уехала в другой город с Олесей вместе, так мне сказали врачи; они ещё говорили, что она вообще Гришина жена, но это уже совсем бред. А тут эта пожилая пара; в общем, я согласился жить у них, тем более, что государство не возражало. Все убийства — пять мужчин, одна женщина — хотели повесить на меня, и это почти выгорело, но операм не свезло: пока я в клинике жрал барбитураты, Гриша, или кем он там стал, замочил или покусал ещё полдюжины причастных и не очень. Был большой шухер в городе, еле замяли. Меня оправдали, но как-то, знаете, всё равно.

Я зову их «мамой» и «папой»; они добрые люди, а мне не трудно. Работаю в местном ЖЭКе, убираю территорию. Недавно взяли в кредит мне компьютер и подцепили интернет, теперь ночами сижу на форумах, читаю разные сайты и потихоньку сам начинаю писать — может, что и получится, порадую родителей. А то мама грустная, потому что ей часто звонит Лена, и она потом плачет.

И ещё иногда, ночами, я думаю тихо-тихо: а ведь может быть, что это ещё не конец.

Может же?

Да продлится твой сон, Тот, кто дремлет в Реке!

Да не дрогнет веко твоё, Тот, кто дремлет в Реке!

Да не явится миру твой панцирь, да не ступят лапы на берега!

Смерть — милость для видевших, проклятие — манна для разбудивших!

Каждый миг сна твоего — дар живым,

Тот, кто дремлет в Реке!

Директор сказал:

— Надо ехать, Паша.

Паша — это я. Ехать надо мне.

Жую губами, втягиваю и надуваю щёки — типа мы на равных, типа я думаю и прикидываю.

— Куда? — Типа я не знаю.

Директор, Владимир Сергеевич, подхватывает игру — трёт нос: типа думает, стоит ли меня, ценного специалиста и практически своего приятеля, на два дня отрывать от дел; выдирать из контекста, так сказать. Понятно, что он давно уже решил. Понятно, что никуда я не денусь. Но директор без политеса — не директор, так он считает.

— Багатайский район.

В мозгу с легким и даже ощутимым чпоканьем всплывает карта республики. Где-то наверху, на севере. Заныла задница, превентивно: дороги туда не то что отвратительные, их просто нет. За ненадобностью.

— А как туда вообще ездят?

Это я типа ещё не согласен. Это я вроде как имею в рукаве некий Вариант Не Ехать. Зависящий от того, как туда ездят, вообще.

— С мужем её поедешь. У него какая-то попутка, там ещё два места. — Владимир Сергеевич чувствует, что он прокалывается, ведь ещё типа ничего не решено, и поправляется. — Вроде бы охотники какие-то.

Ясно. Два места — одно для меня, другое — контрольное.

— Командировочные, — как бы спрашиваю я.

Значит, я согласен.

Тряпка.

— Будут, конечно, — говорит Владимир Сергеевич. — Что за вопрос.

Бухгалтер сделала круглые глаза: какие ещё командировочные? Мы тебе что, госконтора? Премию выпишем, в размере официального оклада, не вопрос. Задним числом, в конце следующего квартала. А сейчас конец этого квартала, так что конечно ехать! О чем вы там вообще думаете! Возьмёшь отгул.

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая