Пепел Ара-Лима. - Костин Сергей - Страница 52

— Что ты бормочешь, маг?

— Пустые мысли, мой Император, — улыбнулся Горгоний. — Похоже, наступают веселые времена. Только что я почувствовал присутствие старого врага. Не хочу предугадывать, но думаю, скоро придут очень веселые времена. Времена магии и хаоса.

Потирая ладони Горгоний зашелся в истеричном смехе.

Каббар, наблюдая, как трясется острый кадык Горгония, неожиданно почувствовал, по спине его пробежала волна холодного страха. Каббар был не глуп, и прекрасно понимал, что Избранные помогают Кэтеру завоевать мир не ради интереса и не из любви к нему, к Императору. Древний род, берущий начало с самого Грана желает того же, что и все смертные. Власти и могущества. Избранные амбициозны. Но они слабы. Пока что слабы. И им необходим Кэтер, чтобы не сгинуть во времени. Но сейчас, когда, по словам мага, нарушено какое-то Соглашение, не захотят ли Избранные большего, чем имеют сейчас?

Во все времена люди относились к волшебникам настороженно. Чужое могущество не может не настораживать. Но былые времена, когда люди, наделенные магической властью, вершили судьбы королевств, прошло. Избранные только помогают ему, Каббару, повелевать Кэтером. И хотят они только одного, уничтожить Крестоносцев. А для этого им пока что нужен он, Каббар.

— Я должен быть уверен, что слова ветерана правда, — маг резко прекратил смеяться и уставился на императора. — Если великий Каббар желает, чтобы Избранные и впредь помогали ему, то пусть он узнает все о тех разбойниках. Пусть пошлет в Ара-Лим верных людей, которые знают в лицо бывшего телохранителя короля Хеседа.

— Разве одного донесения тебе мало? — мысли о возрождающемся могуществе Избранных вновь вернули раздражение на мага.

— Ошибка может дорогого стоить, — неопределенно ответил Горгоний. — А что если ветеран ошибся? Что если мы, Избранные, поверив смертному, первыми нарушим Соглашение? Крестоносцы не простят нам этого. И у них появится возможность обрушиться на нас всей силой магии, на которую они способны. И тогда, поверь, не устоит даже Кэтер. Сделай то, о чем просит старик Горгоний. И клянусь Граном, если слова донесения правдивы, Избранные откроют перед тобой двери в ад, где ты почерпнешь новые силы.

— Хорошо, — согласился Каббар. — Я сделаю то, о чем просит мой учитель. Ты первым узнаешь, ошибся, или нет, ветеран.

— Вот и замечательно, — маг поднялся с кресла и двинулся под пристальным взглядом императора к выходу. У выхода он остановился: — Избранные верят тебе, мой Император. И ты должен верить нам.

Следующим утром баталийский легрион, стоящий лагерем вокруг города Спринеса, в спешном порядке выдвинулся в сторону восточных границ. В секретном свитке, который получил командующий легрионом Торий Самийский от самого верховного Императора Кэтера находился приказ, который предписывал в случае обнаружения пятнадцатилетнего мальчика с королевской печатью на виске незамедлительно доставить его в столицу, сопроводив надежной охраной и поместив пленника в железную клетку. Далее в свитке говорилось, что легронерам разрешаешься убивать каждого жителя Ара-Лима, взявшего в руки оружие, независимо от возраста и пола.

Шесть тысяч тяжеловооруженных легронеров, набранных из бедных семей Баталии, сопровождало двести пятьдесят кэтеровских всадников и пятьсот легковооруженных наемников из варварских стран, покоренных Каббаром.

Кроме вспомогательных отрядов, следовавших позади растянувшейся на многие километры колонны, параллельно ее следованию, никогда не соприкасаясь и не пересекаясь, следовали три десятка закутанных в плащи всадников.

На частых заставах и постах на просьбу офицеров охраны предъявить пропускной свиток, один из всадников, не поднимая с глаз плотного капюшона, протягивал солдатам небольшой прозрачный медальон, внутри которого навечно застыл мертвый паук. После чего отряд беспрепятственно двигался далее.

Это были личные дознаватели Империи. Тайные агентуры, которые должны были подтвердить, или опровергнуть известное уже донесение кэтеровского ветерана.

Зима в Ара-Лиме холодная и снежная. Северные ветры, пробиваясь через Колмское нагорье, обрушивают на застывшую землю дикие ураганы, опрокидывают с небес тонны и тонны снега. Редкий день встречает жителей светом солнца. Да и то, поиграв блестками снега, исчезает в налетевшей метели.

Цеперий Селонот вышел из натопленного барака, вздрогнул от налетевшего порыва ветра, плотней укутался в шерстяное одеяло. Отвернув лицо от колючих снежных зарядов, побрел по протоптанной в глубоком снегу тропинке в сторону сторожевой вышки.

— Будь проклят тот день, когда Императору вздумалось напасть на эту дикую страну.

Селенот не любил зиму. Был он родом из теплой Иминии, где круглый год плодоносит сладкий виноград, а вода в море теплая, словно парное молоко. Но волею судьбы и по желанию верховного Императора Селенот оказался в стране, где зимой с неба падает мокрый снег, а летом солнце палит так, что плавятся доспехи.

Селенот и возглавляемая им цеперия из пятидесяти человек вот уже пять месяцев охраняли пересечение дорог, связывающих несколько местных городов, название которых цеперий не помнил, да и помнить не хотел. Со дня на день его отряд должны были заменить, и Селенот с нетерпением ждал того момента, когда покинет он со своими людьми негостеприимный край. Того жалованья, что заработал цеперий, должно хватить, чтобы купить на родине приличный кусок виноградников. А содержимое потайного мешка, что грелось под тяжелым панцирем, добавило бы к винограднику хорошее имение с сотней другой сильных скотов.

Кое-как взобравшись по занесенной снегом лестнице на верхний уровень стены, цеперий по настилу добрел до сторожевой вышки. Преодолевать еще одну вертикальную лестницу не хотелось и Селенот, высунув из-под одеяла лицо, закричал, преодолевая вой не на шутку разбушевавшегося ветра:

— Эй! На вышке!

На голову цеперия упал приличный сугроб, а в люке показалось синяя физиономия Дориния, солдата из четвертой парнии. По помятому лицу легронера Селенот понял, что тот, вместо того, чтобы нести службу, только что проснулся. Спать на вышке в такую погоду, ну что за мерзость.

— Десять палок после обеда! — рявкнул Селенот. Хоть и понимал он, что в такую пургу никто по дорогам шляться не станет, но сам военные законы выполнял и других заставлял соблюдать положенные правила. Проверял посты как положено, а застав какого солдата спящим, или хуже того, в пьяном виде, наказывал нещадно.

Выругавшись, цеперий скинул одеяло, под которым колючий снег не казался таким уж и колючим, полез на вышку, решив, что неплохо бы согреться, намяв нерадивому солдату бока. Протиснувшись через узкий люк, Селенот вскарабкался на настил:

— Что ж ты, скотский сын, рожу на посту мнешь? — набросился он на испуганного легронера. — Почему факел погас? Чем тревогу поднимать станешь, если враг нападет? Видать, десять палок тебе мало будет.

Солдат утер рукавом мокрый нос, потупился взглядом:

— Господин! Сквозь снег ничего не видно. В трех шагах ничего не видно. Да и какой здесь враг, господин? Мертвая страна вокруг нас, господин.

— Мертвая страна…, — цеперий вдруг вспомнил, как неделю назад лично зарубил последних жителей деревушки, что находилась рядом с постом. Не по своей воле, конечно, мирных жителей убивал. Был на то приказ Императора. — Страна хоть и мертвая, да мало ли что. Слышал небось, что гонец рассказывал? То ли разбойники, то ли мародеры баловать стали.

— По такому снегу ни один мародер не пойдет, — словно оправдываясь за сон, сказал Дариний. Сам же про себя обругал цеперия последним идиотом. Да и то правда, какой сумасшедший в метель снежную мародерствовать или разбойничать выйдет? Вместо того, чтобы на снег пялиться, лучше вздремнуть под завывания ветра.

— Ладно, солдат, — цеперий почувствовал, как незаметно пробирается стужа под рубашку, да под кожаную куртку. Как накаляет нестерпимым холодом железный панцирь. — Десять палок за мной остается. Смотри, я снова приду, проверю.