Охотник за бабочками 2 - Костин Сергей - Страница 21

— Верно! Поможем! — поддержали почин Жар Бабочки все зайцы, — Святое дело! Как один!

Жар Бабочку что-то вдруг насторожило, она убрала голову наружу. Вернулась минут через пять. Я это время потратил на раздачу автографов. Все зайцы неожиданно захотели стать моими фанатами и подсовывали под нос мои же обвинительные заключения. Я, от старательности, высунув язык, аккуратно выводил на бумажках: — «С любовью и нежностью, на долгую память. К. Сергеев», — подпись витиеватую с овалами и закорючками. Зайцы прижимали подписанные листки к груди и спорили друг с другом, у кого завитушки посимпатичнее.

Дело дошло бы до драки, но вернулась голова Жар-Бабочки.

— Там твои прилетели, — кивнула она головой в сторону космоса, — Ругаются и требуют выпустить тебя. Грозятся в случае неповиновения расстрелять нас из всех имеющихся видов оружия. Мне это, конечно, без разницы, да только пугают Кузьмичем каким-то. Говорят, все пасти наши порвет, и какие-то моргала повыкалывает. Любят они тебя.

— Что-то много любящих стало, — пробурчал я, неожиданно вспоминая о своем гражданском статусе. И еще о Ляпушке, которую, кроме меня, вряд ли кто и любит. С этими заморочками совсем забыл о ней. Сволочь я.

— Уходишь что ль? — спросила Жар Бабочка, укладывая свою огромную голову на мое плечо. Я так подразумеваю, что после письма своего шкета она ко мне воспылала глубоким чувством привязанности. Жар-Бабочка, хоть и не совсем зверь, но доброту человеческую понимает. Не слазить бы.

— Пора, — вздохнул я, — Дел впереди много. Надо свою подругу выручать.

— Куколку что ль?

— Откуда знаешь?

— Космос слухами полниться. Мы пока тебя по всем галактикам разыскивали, во многих местах побывали. Наслышаны.

— А что за погром в Северном мегаполисе устроили? Твой-то там обитает.

— Пропустили и недоглядели, — хмыкнула Бабочка, — Я же думала, что детеныш мой давно на шпильке сохнет. Тебя только и искали.

— Ну и слава богу, — непонятно к чему сказал я, и направился к дверям, через которые недавно выходил незнакомец.

— Погоди немного. Сейчас твои состыкуются. Ты им скажи, что б пушками своими во все стороны не махали. А то ведь знаешь старую космическую притчу. Если торчит из космического корабля какое незаряженное оружие, то в независимости от обстоятельств оно обязательно выстрелит. Закон жанра, кумир. Закон жанра. Пристыковались твои крикуны. Можешь идти.

У дверей я обернулся. Ну не могу же я так просто уходить, не обернувшись. Это не по правилам. Может, я этих замечательных существ в последний раз вижу.

Замечательные существа в виде зайцев дрались, растаскивая на лоскутки мою старую арестантскую форму. Только одна Жар Бабочка провожала меня своим одиноким, блестящим от влаги глазом.

Я шмыгнул носом и шагнул в переходную камеру.

Встречали меня радостно и со всеми торжественными причиндалами.

Кузьмич первым бросился в свой штатный карман. Хуан радостно прыгал вокруг. Волк (время идет, а привычки не меняются) врубил на всю катушку торжественный марш. Но больше всех радовался я сам. От того, что, наконец, был среди друзей, товарищей и вверенной мне дружественной техники.

А потом я проводил зайцев.

Величественное зрелище, скажу я. Жар Бабочка, чутко ловя усиками звездный ветер, сильно взмахивала огромными крыльями, набирая засветную скорость. Корзина, сплетенная из деревьев, в ее лапах крутилась во все стороны, создавая внутри себя искусственную гравитацию.

Через десять минут Жар Бабочка превратилась в маленькую, почти невидимую, точку на космическом своде. Вот такое экологически чистое во всех отношениях средство передвижения.

— Замечательные ребята, — сказал я сам себе и повернулся к Кузьмичу, который теперь ни на шаг от меня не отлучался, — Какие новости за время моего отсутствия, первый помощник? Доложить со всей чистосердечностью и желательно правду. Сколько звезд Волк наш нарисовал?

Кузьмич сказал: — «Ха», — что могло означать только одно. Без меня на Корабле творилось черт знает, какое безобразие.

Первым делом, я узнал, что Вселенский Очень Линейный Корабль без ведома командира, присвоил себе звание «Гвардейского». Про соответствующее количество звезд, тоже не забыл. Расстарался на славу. Пятьдесят штук за удачное преследование Жар-Бабочки. И еще одна за то, что все-таки догнал.

Я как человек с существенными недостатками способен понять бзики близких мне друзей. Я еще мог смириться с новым званием Волка. Гвардейский Вселенский Очень Линейный Корабль звучит гордо и красиво. Но звезды!?

Единственным решением создавшейся проблемы явилось немедленное разжалование Корабля до обычного, без всяких там выпендронов, имени. Вслед за эти Волк получил строгое внушение и предписание в течение часа уничтожить незаслуженно намалеванные звезды.

Корабль погундел слегка, но я был непреклонен. Все начинается с мелких нарушений, а заканчивается измене идее. А идея, это…. Это…

А давайте-ка лучше разберемся с Кузьмичем.

Дорогой мой Кузьмич предстал перед своим командиром со штатной улыбкой до ушей, начищенными до блеска крылышками и с обмазанной шоколадом мордой. (У Кузьмича не может быть лица, по причине полного его отсутствия).

Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться полного признания совершенных проступков. На пятой минуте выворачивания крыльев первый помощник признался, что подговорил Каравай не заниматься ерундой, а выдавать на гора первосортный шоколад.

Но я не поверил Кузьмичу. Не мог Каравай вот так просто перейти от макаронины к сладким продуктам. Пришлось провести очную ставку, на которой Каравай, выдавливая из себя стаканчики с горючими слезами из лимонного сиропа, с тоской в динамиках поведал о зверствах Кузьмича.

Оказывается, этот негодяй явился к бедняге караваю с отверткой в руках и потребовал шоколаду. В случае неповиновения Кузьмич пригрозил полным демонтажем, и сдачей оставшегося утиля соответствующим органам. Приемщиков цветного лома в наше время на каждой космотрассе хоть пруд пруди. Поэтому караваю пришлось согласиться на требования первого помощника без всяких для себя условий.

Я увел Кузьмича в комнату разгрузки, где, как мне помнилось, находилась круглая штуковина с ручкой и цифрой тридцать два на боку. Я только недавно узнал, что это никакая и не бомба, а гиря для стабилизации балласта корабля. Именно эту штуку я и заставил Кузьмича поднять двести раз. Может, я был немного жесток, но я считал, что должен поддерживать на Корабле должный порядок. А насчет жестокости …. Кузьмич после двухсот жимов стал передвигаться по кораблю с далеко вперед выпяченной грудью, не уступая никому дорогу. Мне даже сообщили, что в приватных беседах с самим собой Кузьмич грозился набить до неузнаваемости любимое лицо командира.

Хуан за время моего отсутствия ничего предосудительного не сделал. Я же не могу ругать его за то, что он отпочковал от себя трех маленьких…, сейчас соображу,… хуанчиков, которые ни хрена не делали, а только постоянно мешались под ногами и лезли во время отдыха под мышки погреться.

Глаз в центре командирской рубки также ничем предосудительным себя не проявил. Волк обложил разросшиеся цветы кирпичами, провел к ним трубопровод с водой и устроил небольшой, круглосуточно работающий фонтан. В центре фонтана была установлена точная бронзовая копия Кузьмича, которая иногда пускала тоненькую струю как раз на командирское место. Цветы нещадно воняли и требовали насекомых для собственного опыления. Кузьмич от этой роли отказался. Пришлось заставить Хуана приспособить к делу своих отпрысков.

Это почти все. Почти. Самое главное, я оставил напоследок.

Прогуливаясь с инспекционной проверкой по отсекам корабля, я испытал неимоверный шок, когда столкнулся с безголовым барменом, который, оставляя за собой красные подтеки, передвигался, перебирая прострелянными руками по стенкам Вселенского. В одной руке предприимчивый бармен тащил сетку с коньяком, которым регулярно пополнял уровень гемоглобина в теле.