Время надеяться - Шеремет О. - Страница 47

Пары в этот день не отменяются, но об учебе думает мало кто — и то урывками. Даже преподам перепадает толика праздничной суматохи — пусть они и не тянут лепестки, но их имена могут достаться студентам. Ходят слухи, что можно получить в качестве жертвы даже Кима!

Вечером все собираются на бал: обязательно с цветком в руке. И во время бала каждый отдает цветок тому (как он думает), кто за ним ухаживал. То есть, у парней старшекурсников — несколько цветов. А потом… А потом объявляют Вальс Лилий: девушки приглашают того, за кем они ухаживали на самом деле. Потом — Вальс Тюльпанов, приглашают парни.

Скажете — детский сад? Но это так весело! Особенно придумывать приятные сюрпризы для своей жертвы и способы тайной доставки — ведь нельзя, чтобы он (она) догадался. Короче, ажиотаж царит от подвалов и до башен. Может, мы и ведем себя в этот день немножко глупо… но не более странно, чем обычно.

"Маги", — пожимаю я плечами. Нет, не так. "Молодежь", — и подмигнуть Червежуку.

ДАРМ'РИСС

Отпустил верблюда пощипать травку на фоне башни, залюбовался: теперь она точно напоминает жилище магов, а не какой-то безликий выкидыш готической архитектуры. Вокруг пасется демонический горбатый скакун, из двери вылетают хихкающие мыльные пузыри (проделки моего младшенького — Червежука). Эмма наверняка играет в прятки с бегающими по углам гремлинами(1) и брауни(2) — а всё потому, что некоторым некогда провести простенький обряд изгнания домашней нечисти!

Под "некоторыми" подразумевались те несчастные, которые уже сейчас, в здравом уме и памяти, отдавали предпочтение созидающей магии — то есть факультету Ордена Света… то есть Вику. На них посматривали со смесью завистливого восхищения и жалости.

Так. С перечислением живности и прочего я еще не закончил. Добрую половину комнат мы переделали под лаборатории… или под цветники… или под садки для "ушшшина" Ышу. В холодильнике живет летучая мышь — блондинка с собственническим инстинктом, поэтому ночные перекусы приходится запасать из столовой с ужина. Смелые, пытавшиеся объяснить мышке, что она все равно не разгрызет консервную банку с телятиной, ходили с забинтованными пальцами. Нетопыря доставили Инелен и Габриель, умалчивая о самом факте её происхождения, что породило многочисленные шуточки, которые заставили эльфийку краснеть, а вампира — самодовольно ухмыляться. На всякий случай.

…И вот, когда исчерпаны были все поводы, чтобы оттянуть время и не заходить, я одним духом выхлебал пол-фляжки коньяка, закусил букетиком ромашки и ринулся на штурм башни. Храбрее меня в тот момент был только тот романтик, который сражался с ветряными мельницами.

А противник мой был ужасен — девчонка в веснушках моложе раз в пять.

Остановился посреди восьмигранки, насвистывая что-то крайне немелодичное. Где все? Может, нас переселили? Тогда я буду ночеать прямо здесь… и прямо сейчас…

— Дар, наконец-то!

Крепкие дружеские руки подхватили меня и сунули в мокрое холодное вещество жидкой консистенции.

— Вода, — глубокомысленно заключил я.

— Коньяка тебе уж хватило, — сколнилась ухмыляющаяся клыкастая физиономия Габриеля. — Ты что, на бал не собираешься, герой?

— К-какой еще бал?

Боги мои, что еще за неприятность.

— По-моему, он не рад, — со смертельной обидой сказал Нулик.

— А где Ыш?

— На кой демон я тебе нушшен?

— Да не, это я просто подумал.

Они понимающе покивали.

— Бал Цветов, придурок.

В самых цветастых выражениях я объяснил, что цветочные, грибные, птичьи, коровьи и прочие балы имеют ко мне отношение не большее, чем вегетерианство — к Габриелю. Соседи, в свою очередь, объяснили, что им абсолютно до лампочки моё мнение, и что я буду участвовать в этом всеобщем безобразии, даже если им придется меня зомбировать.

Оглядев их сияющие безумным энтузиазмом глаза, я понял: пути к бегству отрезаны, дурдом горит — пожарные не едут.

Зато во всей суматохе я смогу избегать Лаэли и Алхаста так долго, как…

— Наша папа пришла, молочка принесла! — завопили Эмма и Червежук, вваливаясь в комнату.

Всё, приехали. Чувствую себя дома — вот уже и глаз начал дергаться.

ЛАЭЛИ

Дроу пропал на сутки. Не то чтобы я очень скучала, но… вдруг опять вляпался в неприятности? Достал! Но час назад, когда мы с Алхастом, искупавшись в реке, строили на берегу песочные замки (он сказал, что пора заканчивать с воздушными), эльфу в лоб впечаталась очень перепуганная ворона. От вороны сильно несло вином, и она была в воробьином шажке от обморока.

Пока я размышляла, как делать искуственное дыхание "изо рта — в клюв", Алхаст прочитал письмецо, принесенное птичкой, обнюхал со всех сторон, пожевал уголок и с видом знатока объявил:

— Даррис загулял.

— И надолго у него это? — я даже не пыталась сдержать вздох облегчения. — Хорошо, хоть жив.

— Ты за него так волнуешься? — то ли спросил, то ли упрекнул друг.

Я поморщилась, хотя сердце — предатель — сжалось, уличенное на месте преступления.

— Ну, не начинай, пожалуйста, Алхаст. Мы друзья — мы, все втроем. И вообще, нам еще курсовую писать, а если он дохнет на Кима многоградусными испарениями…

— Не надолго, — сжалился светлый. — Сказал, завтра вечером будет.

Кивнула. Я не настолько самоуверенна, чтобы считать произошедшее в "Скрижали" причиной загула, но вдруг… и, главное, чтобы у Дара шнурочек от языка не развязался — во хмелю, так сказать.

А если развяжется, что тогда?..

— Лаэли! — завопил хор возмущенных женских голосов, способных разбить не только пару сотен мужских сердец, но и оконное стекло.

— Да-да? — я вынырнула из-под защитного купола, который ставила, когда мои соседки вместе с Инелен занимались примеркой нарядов к какому-нибудь событию. За весь год моя жизнь вряд ли подвергалась более экзотической опасности — задохнуться под горой эльфийских и демонических одеяний.

— Что ты оденешь на бал?

— Не знаю, — и попыталась снова укрыться под куполом, догрызть яблоко и дочитать "Сто лет одиночества", но ответ не приняли.

— Бал завтра!

— Вот именно. И вообще — когда вытянем лепестки с именами, тогда я подберу такое платье, чтобы понравилось моей жертве… в конце концов, мне придется приглашать его на танец Лилий.

Подругам понравилась идея, и мы пошли в восьмигранку, где нервничали (стараясь делать это незметно) остальные первокурсники. Я поддалась общему настроению — и, когда в полночь вошёл Инидий — глашатай праздника — едва смогла усидеть на месте.

Он явился, как Дед Мороз в сочельник — с двумя серыми мешочками в руках. Ох уж этот цвет мышиного подшерстка… скорей бы перейти на второй курс и приобрести иную расцветку — по факультету.

— Налетай, — просто предложил профессор.

Никто не хотел идти первым. В конце концов Дар и Габриель, делая вид, что они, вообще-то, мимо проходили, сунули по очереди руки в мешочек. Затаив дыхание, мы следили за их реакцией, когда они вытащили свежие лепестки тюльпнов. Ни один мускул не дрогнул на их фасаде.

Ожидая своей очереди, мы с Сессен подсчитывали: к концу года на курсе осталось 27 студентов вместо 31. Из них — шесть девушек, двадцать один парень. Итого: за каждой девушкой ухаживают трое, а еще трем счастливчикам выпадут дамы-преподы.

И вот подходит очередь девушек… Это как утром в Новый Год, когда ты уже знаешь, что подарки лежат под ёлкой, но еще не открыла глаза. Кто же мне выпадет? А вдруг случится чудо, и — Алхаст? И вдруг я отчетливо поняла — не хочу. Не знаю почему… А вдруг дроу? Зажмурилась: что за глупости? Мы — просто друзья. И не больше. Не хочу усложнять.

— Лаэли, не спать!

Во втором мешочке — ароматы белых лилий и труднопроизносимые имена однокурсников. И-и-и-и…

Барабанная дробь.

Я побледнела и собралась падать в обморок. Но никто и не заметил что в этот момент несчастная землянка была близка к смерти от разрыва сердца. Такого подвоха не знавала земля!..