Большие пожары - Буданцев Сергей Федорович - Страница 23

Инженер Куковеров запер дверь и, быстро шагнув, приподнял край ковра под круглым столиком у окна. Под ковром он ощупал что-то рукой, потом заглянул под ковер, светя спичкой, и выражение напряженного беспокойства исчезло с его лица. Он поставил столик на место, поспешно прибрал разбросанные вещи, позвонил и, когда пришел вызванный малый снизу, спросил, кто заходил к нему, или кто справлялся о нем в его отсутствие. Малый ответил, что никто не справлялся, а зайти и подавно никто не мог, потому что это, слава богу, первоклассный отель, а не постоялый двор, и в отсутствие гостя, — как сказал вышколенный малый, — никто не посмеет отворить его номер. К тому же, как гражданину Куковерову хорошо известно, он никогда не оставляет ключа в гостинице, и даже уборка производится при нем, в вечерние часы. Малый обеспокоенно мигал белесыми, выцветшими глазами и настойчиво желал узнать, чем вызван этот вопрос гражданина Куковерова.

— Нет, ничего, — сказал Куковеров, — вспомните-ка, все-таки, получше, начнемте с утра. В половине девятого я вышел. Так? Вы дали мне газету и позвали извозчика. Так? В три с половиной я вам позвонил, чтобы к пяти мне сделали ванну и приготовили второй номер для моего товарища, рядом. Так? В половине пятого я вернулся, вы…

— Извиняюсь, — сказал малый, с довольным видом человека, который может подать удачную реплику в небезынтересной беседе, — вы еще до четырех заходили и сказали, что позабыли книжечку в спинжаке…

— Что?! — спросил Куковеров и сжал сейчас же выбритые, тонкие губы, и мускул у левого глаза дрогнул на его щеке: — после того, как позвонил?

— Диствительно, — ухмыляясь, сказал парень, — и пяти минут не прошло. Я еще говорю: — Ну, и извощики ж у нас быстрые! То звонили, а то уже тут. — И вы говорите: диствительно, не во всяком городе такие извозчики, а кому бог дал. — И прошли к себе, а потом вышли через полчаса, или через сколько там минутов, и сейчас, вот вернулись, я у вас спрашиваю: — Опять забыли что? — Нет, говорите, я по другой надобности. — И прошли, конечно…

— Так, так, — сказал Куковеров равнодушно уже, — и больше никого? Странно, я тут ждал одного такого человечка в… этом, как его, чорт, в… бобриковой куртке, словом. Не было?

— Не было, — сказал малый в ливрее и потерся спиной о косяк.

— Ну, ладно, идите. Номер 23 готов?

— Готов!

— Сейчас приедет и займет его гражданин Берлога.

Когда малый вышел, инженер, потирая лоб, прошелся по комнате. Нерв у левого глаза дергался все чаще и чаще.

— Спокойнее, спокойнее! — сам себе сказал инженер Куковеров, прошелся еще раз, выпил из графина стакан тепловатой и пахнувшей веником воды и подошел к телефону.

Он вызвал психиатрическую больницу, сказал, что говорит дежурный по Златздравотделу и попросил немедленно сообщить, под чью расписку выписан и кому сдан на руки больной Берлога. Из больницы ответили, что больной Берлога выписан ровно пять минут тому назад, и его сопровождает расписавшийся в книге инженер Борис Самойлович Куковеров.

— Спокойнее, спокойнее, — еще раз сказал себе Куковеров и вытер платком покрывшийся мелкими капельками холодного пота лоб.

Сейчас же он позвонил снова, спросил номер шесть восемьдесят четыре, опять обменялся с кем-то невидимым быстрыми и странными словами о скором номер семь, который запаздывает на час двадцать минут, и коротко сказал голосом человека, который привык приказывать:

— Немедленно связаться с шоссе. Что за маскарад? Кто с ним едет? Уже десять минут шестого, почему его нет? Я звонил в больни…

— Он выехал, — сказал, перебивая, глухой голос в трубку, и в тоне человека, который говорил, прозвучала обида: — вы напрасно проверяете меня, не беспокойтесь. Без пяти пять он проехал каменоломню на шоссе, и, как вам известно не хуже, чем мне, вы лично сопровождали его…

— Стоп! Слушайте! — быстро и нервно сказал Куковеров, и сейчас же в трубке зашипело и зацокало что-то, и равнодушный женский голос спросил:

— Га-ва-ри-тте?

— Говорю, говорю, не перебивайте, чорт вас подери! — закричал инженер Куковеров.

— Не ругайтесь! — строго сказала телефонистка: — я выключу ваш номер-р.

— Соедините, пожалуйста, скорее, — сказал Куковеров тихо и сжал кулаки, и жила надулась у него на лбу, — шесть восемьдесят четыре.

— З-занято! — злорадно сказали со станции, и опять что-то зашипело и зацокало в трубке.

Еще полминуты Куковеров бешено стучал костяшкой пальца по телефонному рычагу; потом, бросив трубку и оборвав шнурок, он кинулся к дверям и, на ходу одев пальто, выбежал мимо изумленного малого в ливрее на улицу, вскочил в пролетку, которая стояла на углу, и бросил отрывисто:

— Большое шоссе! Каменоломня, десять рублей.

— Вье, мальчики! — сказал извозчик, и, приподнявшись на козлах, стал стегать ожесточенно рванувшихся и прижавших испуганно уши, сытых рыжих лошадей.

Когда через восемь минут бешеной езды они миновали последние хибарки на выезде, Куковеров отпустил извозчика, и, не торопясь уже, пошел вперед по шоссе, усаженному липами. Шоссе было ровно, как стрелка, и через несколько минут очень далеко впереди появилась на нем черная точка стремительно мчавшегося к городу автомобиля. Точка росла, приближалась, вздымая тучи пыли и еще через минуту небольшой, четырехместный фиат, непрерывно трубя сиреной, затормозил перед человеком, бестолково метавшимся под самым носом машины из стороны в сторону на шоссе. Человек отступил, когда машина остановилась, шофер, ругаясь, сейчас же опять дал газ, и автомобиль снова рванулся вперед.

Инженер Куковеров увидел на миг мелькнувшее перед ним изумленное и растерянное и бледное лицо Берлоги, который крикнул что-то, рванувшись из автомобиля. Но второй человек, сидевший рядом, быстро схватил кисть его руки, с силой сжал и резко повернул, и Берлога упал на сиденье. Куковеров, который стоял на шоссе, и Куковеров, который сидел в автомобиле, взглянули друг на друга, и фиат проскочил, тотчас же подняв за собой пыль, в которой невозможно даже было разобрать номер на табличке у заднего красного фонаря машины…

А. ЗОРИЧ

А. НОВИКОВ-ПРИБОЙ

Глава XII. Страшная ночь

Ленка-Вздох вошла в дом Кулаковых и разделась в прихожей. Валентина Петровна молча пропустила ее в столовую и закрыла за нею двери. Как и в прошлый раз, за столом сидели те же знакомые лица: Пантелеймон Иванович и мистер Струк. Они оба поднялись ей навстречу и, улыбаясь, дружески заговорили:

— Рады вас видеть, Елена Петровна!

— Мы давно вас поджидаем.

В тонком шерстяном платье коричневого цвета, в лаковых туфлях на французских каблучках, в шелковых просвечивающихся чулках, она производила впечатление стройной и привлекательной женщины.

Пантелеймон Иванович, оглядывая ее с ног до головы, восхищался:

— Как вам идет новый наряд! Замечательно! Вы теперь, можно сказать, пронзите любое сердце мужчины.

Мистер Струк добавил:

— Будь я помоложе лет на десяток, я бы расшибся у ваших ног, Елена Петровна!

Ленка-Вздох кокетливо отмахивалась рукой и, показывая две дуги мелких зубов, белых, как сахар, весело смеялась:

— Будет вам шутить надо мною.

Ее усадили за стол.

Пантелеймон Иванович, показывая на ряд бутылок, спросил:

— Вам какого прикажете налить? Есть мадера, портвейн.

Мистер Струк вставил:

— Рекомендую барзак. Сам всегда пью. И ароматное, и приятное, и душу веселит.

— Мне все равно, — ответила Ленка-Вздох.

Ей нравились все вина, и она пробовала то из одной бутылки, то из другой, закусывая сыром, фруктами, пирожным и конфектами. На лице, запудренном, в завитых локонах стриженых волос заиграл горячий румянец. Фиолетово заискрились глаза. Мужчины обращались с нею вежливо. Это было не то, что в Стругалевке, где все смотрели на нее, как на проститутку. Здесь она чувствовала себя порядочной женщиной, не хуже других. Кроме того, она играла какую-то важную роль, правда, слепую, всегда наполненную смутной тревогой, но за это ей платили хорошие деньги.