Тварь из бездны - Исьемини Виктор - Страница 13

— Чтоб тебя Гангмар уволок, стручок поганый!..

— Старая лихоманка! Пень корявый!..

— Сдохнуть бы тебе! Утонуть, как мой Томен! Да не в воде, а в дерьмище собственном захлебнуться!.. На смерть Томена послал…

Носилки медленно приближались к пришвартованной галере, по трапу, торопя и едва не подталкивая стражников, поспешили имперские солдаты — почетный караул. Вместо того, чтобы выстроиться для торжественной встречи синдика, им пришлось присоединиться к приведенной стариком охране и сдерживать напор толпы. А женщины, распаляясь от собственной безнаказанности и подзуживая друг дружку, становились все злей и отважней — в носилки полетели комья грязи и огрызки, потом — камни… Порядочный булыжник угодил носильщику в лицо, тот взвыл, роняя рукоять паланкина, из-под скрюченных пальцев на ворот потекли струйки крови. Это зрелище подействовало на толпу двояко. Кто-то, напуганный, шарахнулся прочь, но многих вид пролитой крови привел в исступление, на паланкин обрушился новый шквал снарядов и проклятий. Носильщики выронили ношу, заметались под обстрелом, стражники уперлись крепче алебардами, женщины тоже навалились, кто-то уже вцепился в ворот солдата… Кто-то норовил ткнуть пальцами под шлем, в глаза… Из повалившегося паланкина по пояс высунулся старый синдик и заревел, срываясь на визг:

— Бить их!!! Бей мятежников!!!

Солдаты, явившиеся с носилками, а затем и гвардейцы с галеры кинулись теснить толпу, Эгильт скомандовал: «Вперед!» — стража тоже ввязалась в свалку. Сперва солдаты били вполсилы, сдерживаясь из жалости, но по мере того, как распалившиеся горожанки колотили их и царапали — разозлились и, в свою очередь, взялись за дело всерьез. Ральк старался уворачиваться и только отпихивал ножнами встречных, расчищая вокруг себя пространство для маневра, тут ему на глаза попался типчик, запустивший руку в карман дородной тетки, которая, краснея от натуги щеками и тряся обильными телесами, вопила проклятия северянам и страже попеременно. Ральк вытащил меч (несколько мятежниц, увидя обнаженное лезвие, отшатнулись), метнулся к воришке и нанес рукояткой крепкий удар в висок. Бледный тощий карманник ахнул и повалился под ноги толстой тетке. Та, ощутила рывок, машинально схватилась за карман и обнаружила там руку проходимца, который медленно оседал на ослабших коленках. Ральк подмигнул тетке. Та, сменив направление атаки, принялась охаживать башмаками незадачливого вора. С этой стороны Ральк себя обезопасил — массивная баба, топчущаяся на месте, загораживала стражника от новых атак.

Тем временем старик, путаясь в занавесях, бахроме и вырванных с мясом ремнях, принялся выбираться из опрокинутого паланкина, хрипя ругательства и размахивая клюкой. Ком грязи, метко пущенный ему в лицо и размазавшийся по впалым небритым щекам, придавал синдику дикий вид. Бархатная шапочка свалилась в грязь, седые всклокоченные волосы стояли дыбом, из перекошенного рта летели брызги — старик был страшен. То ли усилия разозлившихся солдат, то ли вид рассвирепевшего главы Совета подействовал на женщин — но, во всяком случае, те сперва попятились, затем дрогнули и вскоре обратились в бегство.

Старик топал тощими ногами, грозил убегающим посохом и надсадно хрипел, сорвав голос:

— Догнать!.. Изловить!.. Под стражу… На плаху… Камень на шею… Меня… своего главу… Суки… Всех… всех до единого… до единой… всех под стражу!..

Солдаты остановились, не имея ни малейшего желания преследовать бегущих. Ральк поднял за ворот изрядно помятого воришку, подволок его к опрокинутому паланкину и, бросив под ноги синдику, злорадно сообщил:

— Изловил, ваша милость зачинщика! Вот этот самый женщин подзуживал.

Оглушенный карманник пребывал в полубеспамятстве и лишь тряс головой, не в силах сказать ни слова. Старый синдик, обретя конкретную жертву, плотоядно ухмыльнулся и объявил:

— Взять!

Когда пристань опустела, солдаты собрались вокруг опрокинутого паланкина. Стражники сгрудились за спиной сержанта, имперцы тоже старались держались так, чтобы между ними и правителем оставался их капитан. Прибытие в порт обернулось совершенно безобразной историей… Да еще начальство гневается — похоже, что рассвирепевший старик будет срывать злобу на ком попало, добром дело не кончится. Эгильт и сам был бы рад не попадаться на глаза рассерженному старикану, но — делать нечего — покорно занял место во главе своих людей. Глава Совета некоторое время озирался, обдумывая нечто такое, что наверняка не понравилось бы присутствующим, произнеси старик это вслух. Во всяком случае, в глаза синдику старались не смотреть. Ральк тоже старательно отводил взгляд и косился по сторонам, как будто его заинтересовал безлюдный причал, заваленный обрывками одежды, раздавленными фруктами и тому подобными свидетельствами бегства толпы.

Избитый воришка, до которого уже начал доходить смысл происходящего, сделал попытку подползти к старику (руки ему связали и усадили в грязь), бормоча оправдания, но тот брезгливо отпихнул злодея, буркнув что-то вроде: «Потом, потом… потом все расскажешь, палачу все расскажешь…»

Наконец взгляд правителя сосредоточился на Ральке:

— А, ты… Молодец, солдат. Ты где служишь? Имя?

— Ральк. Городская стража. Ваша милость…

— Ральк? А дальше?

— Я пришлый, на востоке жил. Просто Ральк. Ваша милость…

— Ну, чего тебе, солдат?.. Ральк…

— Ваша милость, мы с сержантом Эгильтом со вчерашнего вечера на ногах. Наш черед был в ночь, разбойничий притон брали… Потом на галеру нас… Не спали вовсе.

— Ладно, — старик махнул рукой, — отдыхайте. По домам не расходиться, доложите капитану, скажете, я велел, чтобы до завтрашнего утра вас всех не трогали… В кордегардии своей сидите, чтоб всегда можно было кликнуть, если… Да, колдуны эти с вами? Мастер Редриг?

«Редрига глава Совета помнит, — подумал Ральк, а Кирина Ростина, как будто, нет. А в море от Ростина толку было куда больше, чем от заносчивого Танцора», но вслух, разумеется, ничего не сказал. Не исключено, что вредный старикашка запомнит теперь и его, Ралька, имя.

— Вот что. Ступайте, мастера чародеи, вместе со стражей. И тоже — чтоб сидели в кордегардии. Можете пригодиться. А тебя… э… Ральк! Тебя, Ральк, я запомню. Молодец!

Затем старикан отвернулся от стражников и, кажется, тут же напрочь забыл об их существовании. Правитель велел собственным охранникам отправить схваченного «опасного злодея, а то и шпиона, чем Гангмар не шутит» в подземелье дома Совета и содержать там под усиленной охраной — мол, вечером и до него черед дойдет. Воришку, невзирая на протесты, уволокли. Затем старый синдик обернулся к имперскому капитану:

— А теперь, сэр, вы! Идемте-ка со мною, расскажете в Совете, как вы потерпели сокрушительное поражение от грязных варваров и лишили Верн флота!

Капитан флегматично пожал плечами:

— Галера под моим командованием потопила вражеский корабль. Не окажись между мной и «Прекрасной Денареллой» бирема, я бы успел совершить маневр и прийти на помощь. Тогда неизвестно, как сложился бы исход рукопашной, а так…

Стражники, довольные решением сердитого старца, удалялись, пока начальство не передумало, и окончания тирады имперца Ральк уже не расслышал. Когда отряд покидал порт и почти скрылся за обрамляющими пристань зданиями складов, до него донесся вопль старика:

— Что?! Так вы мне еще скажете, что выиграли битву? Что энмарцы виноваты?! Да они приняли на себя удар…

Ральк подумал, что старик не сможет поддерживать такой напор долго, рано или поздно он устанет, а имперец заготовил достаточно аргументов, чтобы обелить себя… Он отобьется, тем более что энмарцам теперь можно не платить, это вредному старцу наверняка понравится. Ральку стало скучно.

В кордегардии было пусто и уныло. По другую сторону площади, у дома Совета, напротив, кипела жизнь, то и дело в здание кто-то вбегал и выбегал, поминутно кого-то искали, выкликая громкими голосами — так что и здесь было слышно. Но стоило перейти на эту сторону площади — и картина разительно менялась. Единственный стражник скучал на табурете у распахнутых дверей — должно быть, ему прискучило наблюдать за суетой напротив.